Я бы хотел посвятить свое выступление некоторым источниковедческим вопросам, касающихся обстоятельств гибели Царской семьи. Насущность постановки такой источниковедческой проблемы назрела уже давно, главным образом это проявляется в неоднозначной оценке так называемой «Записки» Я. М. Юровского и воспоминаний других участников убийства и сокрытия останков Царской семьи. К сожалению, мы можем констатировать то, что проведенная Следственным комитетом историко-архивная экспертиза так и не была полностью опубликована. Поэтому это лишает нас возможности дать ей полноценную внятную оценку. В трехтомном издании «Преступление века», о котором я сейчас расскажу, там мы видим лишь реконструкцию обстоятельств цареубийства, причем представляемая картина представляется иногда неточной и даже спорной.
Сама книга представляет собой не цельный текст, а некую историческую справку, которая опирается на приводимые источники. Уже приходилось говорить и спорить с Е.В. Пчеловым, что в некоторых случаях эти источники приводятся некорректно и расположены неудобно для прочтения. Большая претензия отводится к качеству воспроизведения источников, особенно это относится к аудиозаписям. Мне приходилось несколько раз обращаться к Е.В. Пчелову, но он не отреагировал на эту ошибку, что в тексте приводится искажение, т.е. идет ссылка на аудиозапись участников преступления, а на самом деле дается их некачественная расшифровка 1960-х годов. Сегодня упоминали о двух аудиозаписях Радзинского и Никулина, они были созданы в 1964 году в Радиокомитете СССР и были сразу расшифрованы, но расшифрованы в спешке для каких-то партийных внутренних целей. Эта некачественная расшифровка затем была опубликована.
В предисловии к книге А. И. Бастрыкин пишет, что «особенностью издания является полное подробное и хронологическое изложение событий в соответствии с документами и другими исторически достоверными источниками». Возникает логичный вопрос, как устанавливается эта достоверность? И вот он отвечает: «достоверность изученной информации оценивалась в зависимости от источниковедческого анализа того или иного документа, при этом использовались методы и принципы текстологии и т.д. Историческая достоверность определялась на основании происхождения документов, цели их создания, содержания и т.д.». Выглядит впечатляюще, но если обратиться к той части экспертиз, которые были опубликованы в качестве приложения, то увидим, что это только декларация и ничего более. Поэтому я сейчас обращусь непосредственно к тексту этой экспертизы, а именно ее части, посвященной достоверности воспоминаний участников и свидетелей расстрела Царской Семьи и ее подданных.
Перед конференцией были опубликованы 32 вопроса об исторической достоверности. Есть вопросы к тем, кто проводил эту экспертизу (Карпов, Безбородов, Пчелов, Тихон Шевкунов, Васильева Ольга Юрьевна, Христофоров, Святозарский, Лыкова и Перегудов). Не все из экспертов имеют историческое образование. Многие из них являются крупными руководителями госучреждений и навряд ли могли большое внимание уделять проведенной экспертизе. При всем уважении к владыке Тихону, у него нет даже базового исторического образования, непонятно как он мог проводить экспертизу. Лишь несколько из перечисленных экспертов имеют отношение к этому периоду 20-го века, а остальные специалисты по средневековью. Почему именно им поручили проводить эту экспертизу – непонятно.
Эксперты справедливо говорят, что воспоминания являются главным в данном случае источником. Они начали с воспоминаний П. З. Ермакова, наиболее спорных воспоминаний. Они представлены в двух видах (двух текстах) – автограф, т.е. рукописный текст, а другой – машинопись. Эти тексты различаются между собой. Что они пишут: «Его воспоминания тенденциозны и в ряде случаев не соответствуют действительности». Они говорят о том, что первый документ — это черновик, созданный в 30-40е годы, второй документ — это машинопись и они ставят его в таком порядке, что он был создан раньше. На самом деле, черновик, созданный в 30-40-е годы создан позднее, а машинопись гораздо раньше. Об этом, кстати, говорил Ю.А. Жук, что машинопись была создана в 1928 году для сборника к десятилетию расстрела Царской семьи. Почему это важно, что первично, а что вторично? Эксперты говорят, что черновик очень похож на статью и книгу Павла Быкова. Его работы являются первым официальным советским изложением версии о том, что произошло с телами Царской семьи. При чтении текста экспертизы возникает невольно ощущение, что эксперты пытаются уличить Ермакова в том, что он списал выводы Быкова, а Быков как известно сказал о сожжении останков. Анализ, который я проводил сам, работая не только с опубликованном текстом Быкова, но и с черновиком, который хранится в Екатеринбурге (Центр документации общественных организаций Свердловской области), там сохранился первичный текст статьи Быкова и в ней есть тот фрагмент, который не вошел в опубликованный текст, где говорится о сожжении останков. У Быкова говорится, что тела были сожжены до «бесформенных ничтожных костей». Эта статья не попала в трехтомник следствия, хотя составители хорошо знали об этой фразе. Проведя источниковедческий анализ статьи Быкова, я пришел к выводу, что Быков записал воспоминания Ермакова и на основании его рассказа сделал текст статьи. Это очень важное замечание.
Очень странно звучит фраза касательно Ермакова: «Однако его высказывание о том, что он лично спускался в шахту, доставал оттуда тела, а затем их сожгли в стороне от шахты, опровергаются показаниями, воспоминаниями других участников этих событий». Очень странно, что Следственный комитет нашел какие-то показания; неясно, почему они не опубликованы, кто дал эти показания.
Так же странная формулировка относительно показаний Кабанова: «Во всех своих воспоминаниях он правдиво описывает события, участником которых был». Как устанавливается эта правдивость, опять же непонятно. О воспоминаниях В. Нетребина (охранника Дома особого назначения) говорится, вернее упоминается, о двух редакциях этих воспоминаний 1928 и 1934 годов, но опять же никакого сравнения текстов, в чем они различаются ничего не говорится. Воспоминания А. Стрекотина: хотя он и не упоминался большинством как участник расстрела, эксперты пришли к выводу, что он был участником. На чем они основываются? «Так как он подробно описал расстрел Царской семьи и как видно из приведенных деталей Стрекотин присутствовал при расстреле». Очень странная фраза присутствует в тексте: «Большую важность имеют воспоминания Стрекотина 1934 года, он подробно и объективно описывает расстрел». Странно звучит фраза, как можно объективно описать расстрел, в чем проявляется объективность? «Кроме того, он указывает, что, по его сведениям, тела членов Царской семьи и лиц, убитых вместе с ними, были сожжены в районе деревни Коптяки. Данная версия руководителей большевиков Урала предназначалась для людей, знавших о расстреле всей Царской семьи, но не входивших в узкий круг чекистов и красногвардейцев, осуществлявших сокрытие и уничтожение трупов». Иными словами, эксперты говорят о том, что эта версия сожжения распространялась руководителями Урала и видимо Стрекотин получил эту информацию от них. Но в воспоминаниях Стрекотина указано, откуда он получил эту информацию. В декабре 1918 года в Вятке он встретился с братом шофера автомашины Люханова, на которой увозили тела и на вопрос, что случилось с останками, тот ответил, что они были сожжены в ямах около Коптяков. Почему эксперты искажают эту информацию, непонятно.
Вкратце скажу относительно воспоминаний М. А. Медведева (Кудрина), на который делается особый упор следствием, так как он писал, что тела были захоронены в Поросенковом Логу под мостиком из шпал. Обращаясь к вопросу о том, что сказал А. И. Бастрыкин, что достоверность воспоминаний устанавливалась на основе того в чем была цель этих воспоминаний, когда они создавались, при каких условиях. Сами эксперты пишут, что «целью воспоминаний Медведева (Кудрина) была попытка доказать свое активное участие в расстреле Царской семьи». Очевидно, что воспоминания написаны с целью доказать свое участие в цареубийстве. Но почему-то это не смущает экспертов, они продолжают доверять этим воспоминаниям и раз нашли в этом месте останки Царской семьи — значит это так и есть. Это очень странно, хотя сам эксперт Е. В. Пчелов в своей книге «Цареубийство 1918 года: источники, вопросы, версии» (М., 2020) подверг критике воспоминания М. А. Медведева (Кудрина) и назвал их «беллетристикой», которая не может быть научно оценена, вернее, нуждается в крайне осторожном отношении.
Воспоминаниям Я. М. Юровского всегда придавалось особое значение, так как именно они якобы свидетельствуют о подлинности останков. «Пока точно не установлено время появления так называемой записки Юровского». Что показало источниковедческое исследование этих воспоминаний? Оно показало, что рукописный вариант записки был написан историком Покровским, уточняющие надписи сделаны Юровским, приписка о месте захоронения сделана Покровским. Увы, эксперты подменили источниковедческий анализ почерковедческой экспертизой. Но это еще не говорит о том насколько Юровский говорит правду.
Второй документ, который надо было бы исследовать, это воспоминания Юровского от 1922 года, и его выступление в 1934 году перед старыми большевиками, но их анализ вообще отсутствует. Опять все подменяется автороведческой и почерковедческой экспертизой. Присутствует странная формулировка: «Записка Юровского является объективным документом». Это странно, что господа эксперты не знают, что воспоминания по своей природе являются субъективными. Объективным может быть следствие или совокупность показаний. «Особенно важно упоминание Юровским места и обстоятельства захоронения трупов в двух местах в районе переезда №184 горнозаводской линии железной дороги. Оно полностью совпадает с местом обнаружения следователем Соколовым в Поросенковом Логу мостика из шпал и затем останков в 1991 году». Они не обращают внимание на то, что эту приписку сделал Покровский, эта приписка противоречит самому тексту записки Юровского, а также его воспоминаниям от 1922 года. Иными словами, получается, что Юровский указывает на три разных места. Точное место захоронений приписал именно Покровский, но, когда он это сделал точно не установлено. Возникает вопрос, как можно на такой документ опираться и говорить о его достоверности. Эксперты сами противоречат принципам, на которых базируются.
С точки зрения научно-исторической и источниковедческой и воспоминания Ермакова, записанные П. М. Быковым, и «записка» Юровского, зафиксированная М. Н. Покровским, во всех ее вариантах это абсолютно равноценные источники, исследовать их надо равноценно. Не надо делать «идола» из записки Юровского, нужно выйти за пределы этого барьера и оценивать все источники в равном отношении.
Это только часть ошибок из всей исторической экспертизы. Конечно, хотелось бы увидеть ее полностью, чтобы мы могли ее оценить.
Спасибо.
Болотин Л.Е. - Все-таки мы выучены называть записку Юровского или запиской Юровского-Покровского, или запиской Покровского-Юровского. Вы, как я понял, рассматривали разные варианты. Я видел ГАРФовские, по которым следствие сделало сейчас вывод, что это сделано Покровским. Но, является ли это документом с подписью? Вы в каком-то варианте видели это помимо копий, которые были сделаны сыном Юровского, на некоторых он писал, что это он копировал.
Князев М. - То, что касается непосредственно записки Покровского, то подписи Юровского там нет, там есть лишь некоторые правки в самом тексте, которые экспертиза показала, что они сделаны его рукой. То есть подписи Юровского как таковой нет в данном случае. Что касается воспоминаний 1922 года, то там уже подпись Юровского есть. В записке подписи нет.
Болотин Л.Е. - Как оценить источниковедчески характер этого документа, назовем его запиской, о событиях, о Юровском идет речь в третьем лице, нет подписи, нет адресата. Вы считаете это полноценным документом, сравнивая с протоколами следственного дела Наметкина, Сергеева, Соколова, где присутствует подпись допрашиваемого лица, секретаря и следователя? Я к вам обращаюсь как к специалисту по достоверности исторических источников.
Князев М. - Отвечая на ваш вопрос без всяких сомнений скажу, что сравнение любого, даже следственного дела белогвардейского следствия и записки Юровского, конечно, не в пользу последней, так как последний документ действительно не имеет ни заголовка, ни подписи, создан он в неизвестных условиях, мы до сих пор их не знаем и следствие само это признает. Конечно, доверие такому источнику должно быть минимальным.
Бойко-Великий В.В. – Спасибо большое. Хотелось бы пожелать вам успехов в работе. Вы взялись за очень важную тему – сравнение источников. Конечно, нам всем это интересно, потому что это ключевой момент: сколько времени было в Поросенковом Логу, как это конструируется из воспоминаний, каким можно доверять, а каким нет. Это базовые вещи исторических исследований, которые может быть кем-то и проведены в полном объеме. Есть отдельные работы П.В. Мультатули, Л.А. Лыковой, но в комплексе мы этого не видим, нам этого не показали, видимо потому что боятся. Ждем Ваших новых исследований.
