Наш Дворец пионеров

Если сесть на фанерку, то можно скатиться по обрыву на замёрзший пруд. Потом идти утоптанной тропинкой к противоположному берегу. Зима 1944 года стояла на Урале лютая. Но мы, серьёзные люди, не хотели опаздывать на спевку в хор малышей. И всегда держались вдвоём – я и старшая сестра Лариса, моя "воспитательница" и защитница. Хотя разница-то у нас меньше трёх лет.

На том берегу карабкаемся на гранитный выступ. Летом его омывает пруд, а зимой лёд застывает глыбами. С выступа на них и на нас смотрят две каменные фигуры: слева женская с огромным изваянием барана у ног, справа дядька с бревном. Мы и не подозреваем, что проходим мимо символов социализма – людей ударного труда. Не знаем ещё, что дядька держит не бревно, а отбойный молоток. Проскакиваем быстро до ступенек, ведущих на набережную. Мигом вылетаем на набережную. В неё перпендикуляром упирается переулок имени Клары Цеткин. Но имя женщины, придумавшей праздник 8 марта, интересует нас меньше всего. Просто надо пройти этот отрезок маршрута на пути к цели. По сторонам стоят деревянные особняки с глухими заборами, плиты тротуаров из уральского гранита. А проезжая часть – земля-матушка, непролазная грязь по весне. Клара Цеткин упирается в Карла Либкнехта. (По старому – Воскресенский переулок и Воскресенский проспект). На их стыке, на углу, под горкой, стоит светлый двухэтажный особняк. Как-то ещё до войны, мы шли здесь всей семьёй, в гости к бабушке, и отец сказал: – В этом доме расстреляли царя.

Детская память навсегда зацепила тревожный смысл сказанного.

Мы останавливаемся. Долго пялимся в низкие окна первого этажа, лёжа животом на широком железном подоконнике, переходим от одного к другому. Из окон глядит темнота. Что мы надеемся увидеть в ней? Хотя "то самое" окно находится за углом, со стороны Клары Цеткин. Но мы "идентифицировали" его только через несколько десятков лет. А сейчас надо слезть с подоконника, подняться на горку, пересечь улицу Карла Либкнехта и через заснеженный скверик подойти к парадному входу свердловского Дворца пионеров. До пионеров мы ещё не доросли. Но дворец принимал всех. Он фактически спасал детей войны от беспризорности. Там работали кружки по интересам детей. Например, в драматическом кружке

 под руководством педагога Диковского  занимались, в частности, будущие известные актёры – Александр Демьяненко, Альберт Филозов… Шахматный клуб посещал мальчик Герман Дробиз – впоследствии классик уральской литературы. Многие другие дети войны. Отцы воевали, матери сутками работали. Всё для фронта, всё для победы!

Дворец занимал бывшую усадьбу Расторгуевых-Харитоновых, памятник архитектуры. Он сохранился и по сей день. Правда, хиреет. Хор малышей репетировал в большом зале второго этажа: лепной потолок, блестящий паркет, высокие окна за белоснежными шторами с фалдами и огромный рояль на ковре. А хормейстер! Мягкая добрая Мария Абрамовна Мебель. Красавица.

Мы пели старательно, с чувством выводили мелодию, особенно трогательно получалась "замучен тяжёлой неволей". Её готовили к январским ленинским дням для областного радио. На гастроли ездили в военные госпитали. Пели для раненых, не прыгали, не дёргались, руки по швам и осознание важности момента. Скромные неизбалованные дети голодных военных лет. Перед концертами нам иногда давали царское угощение – паёк: серая булочка, кулёчек конфет-подушечек и суфле, что-то вроде современного жидкого йогурта. Однажды в город прибыла делегация союзников. Это были англичане. Им показали достопримечательность – наш дворец. Угостили большим детским концертом. Хор малышей выступал после танцоров. Мы нарядились в "сценические" костюмы: белая блузка, чёрная атласная юбочка и два красных газовых банта – в волосах и на груди. Построились в линеечку, по росту. Впереди самые маленькие. А я первая малявка. Бодренько вывела всю линеечку на авансцену, и мы запели. О чём? Конечно, о Сталине, о счастливом детстве, о маленьком - удаленьком мальчике, собравшем мешок металлолома, а также "мой лизочек так уж мал" и "мой сурок со мной". Так и не знаю, кто такой "лизочек". Мы показали этим тори и вигам, что Урал живёт и куёт победу над Гитлером.

В семидесятые годы в очередной приезд на родину кто-то сказал мне, что Мария Абрамовна Мебель трагически погибла под колёсами поезда…                                                                               …А в дом Ипатьева мы всё-таки попали, сообразив однажды, что здесь                                              находится открытый для всех музей. Точнее – Музей революции, бесплатный. (В Википедии ошибочно указано, что музей был закрыт в 1932 г. Нет, только в 1947-м). Вход со стороны Клары Цеткин. Одностворчатая дверь под железным козырьком на узорчатых опорах. Вошли сначала в коридорчик, потом направо, через открытую дверь в первую комнату. Против единственного окна, у стены, стояла на четырёх ножках горизонтальная витрина. Под стеклом лежали кандалы, ржавые, старые. Они символизировали царскую каторгу. Слева от окна – приоткрытая дверь. Заглянули туда: из темноты выступал боком большой сундук. Не знали мы тогда, что попали в жуткое место, в "смертную камеру", на Русскую голгофу! Свидетельствую, она (в 7 аршин и 8 вершков) находилась всё-таки не в подвале, как пишут многие, а в первом этаже двухэтажного особняка.

В другой комнате мы наконец-то увидели царя. На картине. Она изображала его прибытие из Тобольска в Екатеринбург. Нам вдруг стало скучно и неинтересно. Не захотелось идти на второй этаж. А зря. Говорят, там была какая-то мебель, даже царские вещи… Отдельные мелочи есть сейчас в краеведческом  музее  Екатеринбурга.

Мы пробежали через все комнаты первого этажа, выскочили во двор, потом через открытые ворота – на Карла Либкнехта. Спустя много лет я поняла, что именно таким путём выносили одиннадцать трупов из той проклятой комнаты. В шестидесятые годы комната "ослепла". Её единственное окно, выходящее на Клару Цеткин, замуровали, заштукатурили. Трагична  судьба и самого дома. Постановление Политбюро ЦК КПСС о его сносе было принято 4 августа 1975 года. Тогда первым секретарём свердловского обкома КПСС был Яков Петрович Рябов. Он понимал, что документом такого уровня дом обречён. Но не торопился. Дом Ипатьева имел статус памятника истории, за его сохранение боролись ветераны, краеведы. Шли протестные письма Суслову, Брежневу. Но в 1976 году Я. П. Рябова перевели на работу в Москву. Его место в Свердловске занял Ельцин. Он-то и поспешил избавиться от кровавого места. Приказали, мол! В сентябре 1977 года по приказу Ельцина дом Ипатьева был стёрт с лица земли.

ПРОШЛОГО ЖИВЫЕ КОРНИ

Книгу Соколова "Убийство царской семьи" мне удалось прочитать в 1979 году. Тогда эта тема была под большим запретом. Но в спец-фонде рижской публичной библиотеки имени Вилиса Лациса (сейчас Национальная библиотека Латвии) книгу выдали по просьбе моей редакции. На плане первого этажа  дома Ипатьева  чья-то рука карандашом написала – "смертная камера". Тогда-то я и поняла где именно мы побывали  с сестрой! После революции 1917 года в Ригу переехало немало русских дворянских семей. Кто-то скрупулёзно вчитывался в каждое слово Николая Соколова, единственного в мире профессионального следователя, работавшего по свежим следам событий. Первые читатели, а книга вышла в Берлине в 1925 году, оставили на её страницах оскорбительные антисемитские надписи рядом с фамилиями Юровского, Голощёкина, Войкова, Свердлова… В сороковые-пятидесятые годы на Урале хорошо знали очень популярную персону – старого большевика Петра Захаровича Ермакова, "бандита с большой дороги", очень гордого своим прошлым. Году в 1950 – 51-м мой отец Ильичев Владимир Яковлевич несколько дней лежал в спецбольнице Свердловска в одной палате с Ермаковым. Тот  гордо представился персональным убийцей Николая II. Ермаков, лукаво посмеиваясь, задавал почти сам себе вопрос: "Знаешь, кто убил царя?" Выдержав паузу, торжественно отвечал: "Это ведь я!", и тыкал пальцем в свою грудь. Отец уже тогда собирал документы, сведения, воспоминания очевидцев. Намеревался написать книгу. Но не успел, не смог, глухое было время… У меня есть последняя возможность хотя бы частично воплотить его замысел.

Кем был мой отец? Однозначно не ответить. В честь рождения каждого своего ребёнка он покупал книгу. Моё появление на свет отметил "Адамом Мицкевичем". В честь Ларисы приобрёл "Сумерки" Баратынского. Книги собирал почти с детства. Ещё школьником знал всех московских букинистов. Подростком был на похоронах Есенина на Ваганьковском кладбище: залез  на тополь, чтобы  лучше видеть процессию; потерял галошу, за что попало дома. С удовольствием учился в МГУ на факультете литературы и искусства.(Позже реорганизованный.) Восхищался лекциями академика А. С.Орлова, специалиста по древнерусской литературе, литературоведа профессора В. Ф. Переверзева… Помню, с какой горечью, возвращаясь к студенческим годам, вспоминал о трагической судьбе этого учёного. Профессора Переверзева необоснованно репрессировали в 1938 году за попытку применить социологический метод в анализе творчества Гоголя, Достоевского; древнерусской литературы.

В 1931 году одновременно с моим отцом этот факультет окончили очень хорошие люди – Борис Мейлах, впоследствии известный советский литературовед, Евгений Поповкин – главный редактор журнала "Москва" , автор «Моабитской тетради», героический поэт Муса Джалиль… Через два месяца, в августе 1931 года, отец, оставив работу в "Комсомольской правде", навсегда покинул Москву. Он уехал на Урал по комсомольской путёвке "поднимать уральскую печать". Так он объяснял своё решение в поздние годы. И действительно: именно Владимир Ильичев верстал самый первый номер "Челябинского комсомольца", выпускал первый номер газеты Уральского военного округа "Красный боец", был ответственным секретарём свердловской областной молодёжной газеты "На смену!", заместителем редактора, ответственным секретарём редакции партийной газеты "Уральский рабочий".

В 2008 году после выхода журнала "Урал" № 8 я позвонила в Екатеринбург (так теперь называется родной город) профессору В. В. Блажесу. Поблагодарила  за публикацию статьи "Журналист Вл. Ильичев и П. Бажов". Привожу только её преамбулу: "Изучая литературное окружение П. П. Бажова, я обратил внимание на Вл. Ильичева – именно так подписывал свои статьи Владимир Яковлевич Ильичев (1909–1987). Но в многочисленных работах по творчеству Бажова о нём ни слова. Пришлось обратиться к газетным подшивкам прошлых десятилетий, архивным фондам, к родственникам и людям, которые трудились рядом с ним, и выяснилось, что он много лет общался с Бажовым, переписывался с ним во время войны, напечатал о нём ряд статей и вообще в те времена активно выступал как литературный критик. Он по болезни перестал заниматься журналистикой, уйдя из редакции газеты "Уральский рабочий" сорок лет назад, в 1967 г., и сегодня его помнят только старые писатели и газетчики,  причём диапазон их высказываний о нём самый широкий – от превосходных степеней до сдержанно-однословных, что нисколько не удивляет, потому что Ильичев был самодостаточным журналистом, умеющим не только соотнести свою точку зрения с официальной идеологией, но и со знанием дела обосновать собственную позицию, часто весьма критическую. Он сыграл большую роль в истории уральской журналистики – об этом надо писать отдельно. И он заслуживает внимания как автор критических статей и рецензий, как участник регионального литературного процесса: он писал о Г. Троицком, И. Панове, К. Филипповой, А. Бондине, Ю. Хазановиче, В. Старикове, И. Ликстанове, И. Акулове, других писателях. Стоит отметить, что с 1940 г. и до конца пятидесятых (с перерывом на войну) он преподавал в Свердловском институте журналистики и Уральском государственном университете: вёл занятия по организации работы редакции и планированию газетных материалов, по библиографии, литературной критике, театральному рецензированию. (Читал курсы лекций по истории русской журналистики, советской печати – С. И.)

Хотелось бы вынесенную в заглавие тему осветить через несколько сюжетов и показать плодотворность творческих контактов Ильичёва и Бажова – каждый из них внёс свой вклад в историю литературы Урала. Однако прежде всего скажем о некоторых значимых биографических вехах Ильичева…»

…Самое яркое детское впечатление о страшном лете 1941 года – уход отца на войну. Мы так вопили, что он сам чуть не плакал. Потом, без него, сидя за столом, мы требовали у матери ставить его портрет рядом с тарелками. Нам в конце концов повезло – он вернулся домой, уцелев в этой смертельной мясорубке. Вот что ответил папа Павлу Петровичу Бажову в письме от 2.03.1944 года: "Вас интересует мой modus vivendi. Известна жизнь солдата, побывавшего на шести фронтах и ещё случайно уцелевшего, а теперь готовящегося воевать на седьмом фронте. Повидать, испытать и пережить под Клином, Погорелым Городищем, Ржевом, Старой Руссой, Сталинградом, Ростовом, Таганрогом и в Донбассе мне привелось очень много. Два года я работал инструктором политотдела дивизии, а потом корпуса. Теперь же переучиваюсь на строевого командира – танкиста, и карьера моя начинается сызнова в мае". Он также участвовал и в битве за родную Москву. Но ещё в тридцать седьмом году судьба нанесла ему два тяжёлых удара: в Москве репрессировали отца (нашего деда), военного моряка, участника русско-японской войны 1905 года; а в Свердловске исключили из кандидатов в члены ВКП(б) "за отсутствие проверки работы подчинённых". Правда, через два года восстановили. Но душевная травма           осталась до конца жизни. Отец был по-настоящему глубоким человеком, с тонкой впечатлительной натурой. Вот его стихи.

* * *

Зачем мне грезятся места,

Где, увлажнённое туманом, Созвездье Южного Креста     Горит в ночи над океаном?

Зачем мне дальний мнится шум    Упругих пальм в гавайском парке?

Зачем приходят мне на ум Стихи Катулла и Петрарки? Зачем всё это здесь?                                               Когда,

Сияя холодно над миром, Одна Полярная звезда Осталась мне ориентиром.

И мысль рождается, спеша                         Приободрить меня ответом:

"Затем, что русская душа

Озарена могучим светом;

Затем, чтоб ты врага догнал                                 И в Стругах Красных, и во Гдове.

Пусть наступления сигнал                               Тебя  застанет наготове".

* * *

Мой дед, что ждал иных времён

И звонких песен не чуждался,

Был той гипотезой пленён,

Лаплас в которой не нуждался.

Отец мой встал по праву в строй

Среди героев Порт-Артура,

Но в жизни, на тропе крутой,                                 Судьба его встречала хмуро.

***

Мы шли в атаку под Москвой,

Гнались по следу за врагами, Огнём просвечены насквозь                          И запорошены снегами.

Мы бились день и ночь подряд,

Осколки  втаптывая в глину,

Когда воспрянул Сталинград,                                   Лавину захлестнув лавиной.

Дорогами и без дорог

Прошли мы, плечи пригибая,                                           Наш  путь порывистый пролёг                             От Селигера до Аксая.

Гадай, судьба, иль не гадай,                     Но до конца, сквозь зной и стужу, Веди меня и голос дай:

Ведь песни просятся наружу.

Пускай прорвётся песен вал,

Что я держал до срока втуне,

Которых  дед мой не певал,

Отец не слышал на  Квантуне.

Судьба царственных пленников дома Ипатьева серьёзно волновала его воображение. Но на теме лежало государственное табу, и он понимал, что в обозримом будущем книгу написать просто не удастся. Он привык работать основательно, не наспех, кое-как, чем грешит большинство наших собратьев по перу,  возможно и я тоже…

Когда в 1964 году я уезжала в Ригу, папа сказал: – Разыщи в Риге Яна Мартыновича  Свикке. Он многое знает.

Разыскала.

"ЗАСЛУГИ ЛАТЫШЕЙ ОТМЕЧЕНЫ"

Демьян Бедный считался певцом октябрьской революции, её политтехнологом, автор злободневных стихов, частушек, песенок в стиле раёшника, он фактически являлся рупором политики Ленина. Стихотворение "Латышские Красные бойцы", опубликованное 23 октября 1920 года, примитивное по форме, по сути довольно точно отражает роль латышских стрелков:

Заслуги латышей отмечены.

Про них, как правило, пиши: Любые фланги обеспечены,       Когда на флангах – латыши!                         Где в бой вступает латдивизия, Там белых давят, как мышей. Готовься ж, врангельская физия,        К удару красных латышей!

Воинские формирования латышских стрелков появились во время первой мировой войны. Весной 1915 года германские войска подошли к Курляндии, юго-западной части Латвии. Верховный главнокомандующий российской армией великий князь Николай Николаевич получил просьбу от двух латышских депутатов IV Государственной Думы Я. Голдманиса и Я.Залита. Они просили разрешения на формирование латышских воинских частей.

Эти части были основой латышской стрелковой дивизии, ставшей военной опорой большевиков после октябрьской революции 1917 года. Именно её полки принимали главное участие в разгроме всех выступлений против советской власти. Они яростно служили революции и Ленину. Известна поговорка: "Советская власть держится на еврейских мозгах, латышских штыках и русских дураках". Латыши занимали многие руководящие посты и после гражданской войны. Иоаким Вациетис возглавлял вооруженные силы страны, Ян Карлович Берзин был начальником охраны Ленина, одним из создателей советской военной разведки, Рейнгольд Берзин командовал Северо-Урало-Сибирским фронтом, Эдуард Петрович Берзин – начальник треста Дальстрой, создатель системы ГУЛАГ, Яков Петерс – правая рука Дзержинского; и многие другие…Фамилия Берзин – русифицированный вариант, по-латышски звучит как Берзиньш, очень распространена в Латвии. Но всех их, как и миллионы других "отблагодарил" Сталин. Они полегли на расстрельном полигоне Коммунарка под Москвой в 1938 году.

В апреле 1970 года в Риге открылся мемориальный Музей революции рядом с памятником красным латышским стрелкам. А через двадцать лет, после объявления независимости Латвии, из него вытряхнули всю экспозицию и архивы, переиначили название и содержание. Сейчас это Музей оккупации Латвии. Вот как!

Некоторые исследователи считают большой загадкой феномен беззаветной преданности латышских красных стрелков делу Ленина. Думается, здесь нет никакой тайны. Социальная психология батрака в первую очередь объясняет ненависть латышей к баронам. У латышей исторически не было своего дворянства, все они вышли из батраков, поколениями работавших в поместьях немецких баронов. В момент создания стрелковых формирований шла война с Германией, Латвии, как государства, ещё не существовало. Были три губернии царской России: Курляндская, Лифляндская и Витебская. Каждый латыш, ставший стрелком, сражаясь против германских войск, психологически защищал свой хутор. Однако ментальная матрица – служение хозяину, господину включает в себя и неистребимое желание независимости. Но оно всегда вторично. Это доказывает история латышского народа. Хотят независимости, а попадают в новую зависимость. По собственному желанию. Отсюда хроническая "историческая боль".

Правительство России в ХХ веке дважды предавало интересы русского населения в Прибалтике. Имею в виду прежде всего Латвию. Первым это сделал Ленин в 1920 году. Тогда, 11 августа, был подписан Рижский договор между советской Россией и Латвией. Латвия получила Курляндскую губернию, южную часть Лифляндской губернии (Рижский, Венденский (Цесисский), Вольмарский (Валмиерский) уезды, большую часть Валкского уезда, а также северо-западную часть Витебской губернии: Двинский (Даугавпилсский), Люцинский (Лудзенский), Режицкий (Резекненский) уезды и две волости Дриссенского уезда. Отдала Россия и часть Островского уезда Псковской губернии с городом Пыталово и чисто русским населением. Короче говоря, только в 1920 году появилось государство под названием Латвия.

Мне пришлось побывать в Пыталово в сентябре 1990 года. Как раз в разгар латвийской "песенной революции". Когда в 1940 году Латвия вошла в состав СССР, это стало особенно радостным событием для русских людей Пыталовского района. Горячо на нашей встрече высказывался Николай Александрович Алексеев, житель самого древнего места в районе – Вышгородка. Родился здесь и вырос, все двадцать лет прожил под властью Латвийской Республики. Воевал в Великую Отечественную войну  рядовым солдатом, участвовал в штурме Кёнигсберга. " Я ещё при Латвии в школу пошёл, – рассказывал он. – Что мне вспоминать не хочется, так это запрет на русский язык. Слова не давали по-русски сказать. Закон божий учили по-латышски. Волостной старшина русский-то хорошо знал, а не хотел с нами разговаривать. Нанимай переводчика, плати ему пятнадцать сантимов. Нет, не мечтаю я, чтобы снова под Латвию попасть. У нас, в Вышгородке, никто не хочет. Вчерась на сельский сход собирались. Обсуждали что такое они затеяли. Говорю вам серьёзно: если насильно станут наш район отбирать, прямо гражданская война начнётся."

А накануне было вот что. На бабку Матросиху вышел большой спрос. После обеда к её дому подкатили три автобуса – ГАЗ, ЛАЗ и "рафик". В Пыталово автобусы заметили сразу, как только они пересекли границу района. Бросалась в глаза надпись на головной машине – "Абрене" и красный - бело-красный флаг. Весть об автоколонне с латвийскими номерами разлетелась быстрее, чем по "сарафанному радио". Сотни настороженных глаз следили за передвижением незваных гостей. Вот они следуют по трассе Каунас – Новгород. Вот свернули на просёлок и затормозили у крашенного жёлтой краской бабкиного дома, где она откупила половину…Видели люди, как выпорхнула не по годам легко Матросиха и уселась в "рафик". Это она, наподобие Ивана Сусанина, вызвалась сопроводить приезжих (мимо лугов, по петляющей грунтовке, через заросли ольхи и елей, по вздыбленной гриве вдоль речки Льжа) на Маслиху. Был там когда-то, а точнее с 1920 года, пограничный кордон. Остался на высокой лесной площадке, по-над берегом, под еловыми лапами обвалившийся бетонированный дзот, а у заросшего оврага лежат фрагменты каменных ворот. Редко кто заходит сюда. Разве что грибники, да лоси. И вот вдруг сподобилось вспомнить о бывшей российско-латвийской границе приезжим из Латвии.

Вели они себя по-хозяйски. Расторопные парни с лопатами быстро выкопали яму, поставили туда двухметровый дубовый крест, женщины обвили его гирляндами из дубовых листьев и красно-бело-красных лент. Сверкнула на солнце металлическая пластинка с надписью на двух языках: "Пограничникам Латвийской Республики, убитым оккупантами 15 июня 1940 года". Два лютеранских священника тут же отслужили панихиду. Потом полились обличительные речи. Активничали человек восемь, остальные держались поодаль. В самый разгар на поляну прибыли председатель Пыталовского райисполкома Николай Воробьёв и начальник районного отдела милиции подполковник Александр Савастьянов. Суть произносимых по-латышски речей они поняли без переводчика. Звучали призывы к прекращению "советской оккупации", к образованию гражданских комитетов, которым надлежит вести борьбу за присоединение Пыталовского района к Латвии. Представители власти попросили у гостей документы. Старший представился : Козловский Вильгельм Константинович – адвокат 1-й рижской юридической консультации, член ДННЛ.(Движение за национальную независимость Латвии),  латышские националисты. Он сообщил также, что сегодня, 23 августа, в день 51-й годовщины подписания пакта Риббентропа-Молотова, они скорбят о погибших на этом месте двух латышских пограничниках.

Руководители района препроводили приезжих "на выход". Когда их автобусы подъехали к местному кладбищу, члены ДННЛ вышли и попытались повторить речи, произнесённые на Маслихе. Тогда выступили жители Пыталово. Они недоумевали. На кладбище есть только две латышские могилы. "Что вам здесь нужно? Земли вы хотите? Так она наша, мы её не отдадим. Уезжайте подобру-поздорову".

У пыталовчан имелись все основания говорить так, а не иначе.. За несколько дней до этого произошли события, взбудоражившие весь район. 5 августа какие-то шустрые молодые люди установили пограничные знаки на территории соседнего Печорского района. 18 и 19 августа в посёлках Носово и Гавры появились листовки, выброшенные из легковушки, проходящей на большой скорости. Листовки разбрасывались также на окраине райцентра Пыталово, а также в Красногородском и Островском районах. "…Напоминаем вам, что Абренский (Пыталовский) округ, – сообщалось в листовке, – это древняя латышская территория и законная составная часть Латвийской Республики". Далее утверждалось, что у латышей есть претензии не только на Пыталово, а также на Вышгородскую, Качаповскую и Толковскую волости Псковской губернии. Всё, конечно, весьма далеко от истины. Даже пограничный эпизод, по которому скорбели националы  вокруг дубового креста на берегу Лжи, преподносится как крупный международный конфликт: "В ночь с 14 на 15 июня красноармейцы напали на Латвийский пограничный пост в деревне Маслёнки Абренского уезда. Несколько пограничников убили, а гражданских жителей угнали на территорию СССР".

Но были ещё живы в 1990 году люди, хорошо помнящие те события. Один из них – пенсионер Воронов Анатолий Иванович: "Нет, то было не в сороковом, а в тридцать девятом году. В аккурат летом. Не все пограничники стояли на Маслихе. Там взвод их был. Остальные жили по частным квартирам в Шмайлах. Парни молодые с местными русскими девчонками веселились на Маслихе. Девчонки как загуляют, берут у парней ружьё и палят в тот берег, по "грибкам". У красноармейцев посты под "грибками" были. Вот раз надоело им. Они ответили. С латышской стороны пограничники стали всерьёз стрелять. Погибло их в перестрелке двое. У красноармейцев тоже были убитые, не знаю сколько. Перешли они речку вброд, забрали тех девок и увезли в г.Остров, в комендатуру. А через две недели отпустили. Вот недавно последняя из тех девок померла. Она мне родственницей приходилась. А там, на Маслихе, ни одной могилы нет. Увезли погибших тогда же."

Искренне возмущался претензиями Латвии на русскую землю агроном из посёлка Гавры Олег Яковлевич Максимов: – Тут в "призыве" пишут, что в сороковом году "местные крестьяне протестовали против присоединения к России". Ложь! Помню, когда открыли границу с Россией в сороковом году, тысячи две народу шли на Бороус, к бывшей границе, многие даже плакали от радости. Такой подъём был! Наш колодец по дороге весь выпили, целый колодец осушили! Вот сколько народу шло...

Советский Союз ещё существовал. Но 15 августа 1990 года Совет Министров Латвии принял очень странное постановление "О восстановлении сухопутных границ республики с Белоруссией, Литвой, Россией и Эстонией в рамках границ на 16 июля 1940 года" Очень хотелось маленькой Латвии расширить свои владения.

На дворе был 2014 год. Юридически независимая республика продолжает постоянно что-то требовать от России, например финансовой компенсации за "оккупацию".

В 2004 году Латвийская Республика стала членом Европейского Союза. Непременным условием вступления в ЕС была обязательная демаркация её границ. В мае 2005 года Россия отказалась подписать с Латвией договор о границе, так как в приложенной декларации содержались территориальные претензии. Президент России В.В.Путин на встрече с коллективом газеты «Комсомольская правда» в мае 2005 года высказался по этому поводу весьма резко: "Не Пыталовский район они получат, а от мёртвого осла уши". Только в 2007 году Фрадков от имени России и Калвитис от Латвии подписали  таки договор о границе. Без всякой дополнительной декларации. Но до сих пор какой-нибудь национально озабоченный нет-нет, да и вспомнит: – Отдайте Абрене!

КТО ВЫ, ПРОФЕССОР СВИККЕ?

Ян Мартынович Свикке был в Риге человек известный. Многие над ним посмеивались, не принимали всерьёз. Он так же, как и Ермаков, утверждал: "Это я убил царя!". Жил он в необъятной по размерам квартире, в самом центре города, напротив Бастионной горки. Очень красивое место. Отсюда пара шагов до Старой Риги, рядом, за фонтаном, белеет здание оперного театра и совсем близко высится Милда, точнее памятник Свободы – женская фигура, поднявшая на вытянутых руках три золотых звезды. Национальная святыня латышского народа. Она стоит на месте бывшего постамента с "кумиром на бронзовом коне", Петром Первым. Он был воздвигнут на средства горожан в честь двухсотлетия Полтавской битвы и освобождения Риги от шведского владычества. Но демонтирован по приказу царского правительства в начале первой мировой войны, так как Россия нуждалась в металле.

Был 1964-й год. Разгар развитого социализма, закат хрущёвской оттепели. Старые большевики пользовались большим почётом, исключительными льготами. Не удивительно, что Свикке с женой занимали тогда старинную "господскую" квартиру с огромным залом, бесчисленными коридорами, высокими окнами, дубовыми дверями с медными ручками…Но достаточно запущенную и неухоженную. Массивную  старинную дверь мне молча открыла пожилая женщина в фартучке, в полумраке коридора я не разглядела её лица. А жаль: только позже я поняла, что это была Амалия, верная спутница жизни Я.М.Свикке.  Профессор имел свой кабинет в дальнем углу пустующей гостиной, отгороженный мощным антикварным буфетом. Там стоял двух тумбовый письменный стол со следами

 времени, поодаль, на полу, лежал запылённый старомодный чемодан. Сам хозяин сидел за столом спиной к буфету, лицом к стене, и очень важно кивнул на моё приветствие, повернув голову вправо. Мне он показался чем-то похожим на писателя Фёдора Гладкова. Сходство подчёркивалось овалом лица и круглыми, с большим увеличением, очками. У него сидел гость, довольно молодой мужчина по фамилии Корольков. С тех пор в течение сорока лет я его больше никогда не встречала. А тогда, как я поняла, он явился с очередным визитом в намерении написать книгу о славном ленинце. Но так и не написал.

Ян Мартынович встретил меня недоверчивым взглядом, но весьма заинтересованно. Чувствовалось, что он по-человечески рад вниманию и очень в нём нуждается. Во-первых,  просто как пожилой человек, а во-вторых, как деятель революции, о котором с годами забыли. Отсюда обида в его голосе, проецирующаяся почему-то на меня. Вероятно так же он принял бы любого представителя прессы. В данном случае попалась я. Но его, возможно, подкупил неподдельно уважительный тон, некоторая осведомлённость. Я прекрасно понимала, что передо мной старый профессиональный чекист. И он в конце концов разговорился. Визитёр Корольков посреди беседы раскланялся и ушёл. Заскучал что-то. Свикке беседовал с ощущением собственной значимости. Что ж, наверное это было справедливо. Родился он в 1885 году. В Курляндии, деревня Вецумниеки Бауского уезда. В тот год на свет появились Нильс Бор, Сергей Герасимов, Велемир Хлебников, а также Михаил Фрунзе и Яков Свердлов. Вот с последним судьба Свикке сошлась однажды в известной географической точке. На Урале. Но до того бедному курляндскому мальчишке пришлось немало пережить, чтобы выйти в люди.

Отец – батрак отдал Яниса (так звучит имя по-латышски) в пастухи. Так в восемь лет от роду началась его трудовая жизнь. Чуть подрос и отправился в Ригу, устроился мальчиком на побегушках у богатого торговца. Потом работал в пекарне, не ахти какая карьера, но зато был хлеб. Сумел сблизиться с рижскими индустриальными рабочими. Объединение пекарей послало его за границу, в "путешествие подмастерьев". Там, в Берлине и Гамбурге, он примыкает к социал-демократам, и уже дома, в Риге, вступает в СДП Латвии. Свой партийный стаж Свикке считает с 1904 года. В заграничном путешествии он "поправил" свою латышскую фамилию на немецкий манер. Был урождённый Свитис, стал Свикке. Впрочем, он иногда пользовался родной фамилией. Но позже, когда издавал в 1918 году газету "Вперёд!" (Uz priekshu!) на Урале.

Профессиональный революционер, он был пять раз арестован, жил в эмиграции, потом в Москве, учился. В послужном списке 1917–1918 годов – должность комиссара рижской народной милиции. В 1918–1919 годах – военный комиссар дивизии, член высшей военной инспекции полевого штаба 3-й армии Уральского военного округа, резидент управления ВЧК советской республики, военный комиссар штаба Реввоенсовета. В 1926 году окончил общественно-юридический факультет МГУ имени Шанявского. С 1927 по 1931 годы возглавлял рабфаки при московских вузах. С 1932 года – профессор кафедры по истории техники Московского института инженеров молочной промышленности. С августа 1936 года – парторг ИИН и Т Академии наук СССР. В октябре 1937-феврале 1938 годов временно исполнял обязанности директора этого института, представил к защите рукопись "Из истории техники мукомольных мельниц в средние века". Вероятно, на выбор темы сильно повлияло крестьянское детство, так как мукомольные мельницы всегда были залогом сытой жизни латышского хуторянина. А хозяин мельницы – самый зажиточный человек в округе. Мельница – древний символ технического прогресса в деревне.

В годы второй мировой войны Свикке – сотрудник особого отдела НКВД СССР. С 1945 года уже в Риге – главный редактор Госиздата, затем – профессор Латвийского государственного университета. Так вроде бы очень достойно описывается  его биография.

Всё-таки 1964 год – не самое удачное время для откровений о тайнах и подробностях гибели царской семьи. Но Свикке убеждённо гордится своей причастностью к тем тяжёлым событиям и всё кивает на запылённый чемодан, лежащий на полу слева от его стола. – Там есть важные документы!

Он интригует, напускает загадочность, я вижу как ему хочется продлить и надолго стабилизировать интерес к собственной персоне. Но показывает только фотографию: царь с доктором Боткиным пилят дрова во дворе дома Ипатьева. Фото вовсе не оригинальное. Копия давно известного опубликованного снимка. Но другой документ, который показал Ян Мартынович, несомненно, интересен. Бумажка, ориентируясь на формат А-4, примерно в четверть листа. Дословно текст могу только пересказать, так как позднее в архивных бумагах Свикке этого документа не нашлось. Он нашёлся гораздо позже, но уже в фотокопии, в архиве Компартии Латвии. Точнее – в деле Рейнгольда Берзина (Берзиньша) Речь идёт о выдаче крупной суммы денег некоему Родионову по просьбе Сталина.

– Вот, – говорит с ухмылкой Свикке, – две орфографические ошибки великого человека! Мой собеседник несколько раз повторяет: – Я всё напишу. Вот работаю над книгой "Ясные дали великого пути". Он с пафосом произносит помпезное название.

Спустя годы, я нашла его архив, переданный в 1984 году в Музей революции внучкой профессора Гунтой Антоновой. Ян Мартынович скончался в 1976 году, через двенадцать лет после нашей встречи.

После гибели обоих сыновей они остались вдвоём с женой Амалией, сопровождавшей его в своё время в походе из Екатеринбурга на Псков и Ригу. Один из их сыновей – старший Янис был необоснованно репрессирован в 1937 году. – А меня не тронули, – говорил Свикке. – Вероятно потому, что у меня на рабфаке учился сын Сталина.

Он прожил 91 год и похоронен в Риге на 1-м лесном кладбище. Амалия ушла раньше. В последние годы Ян  Мартынович носил на своём обшарпанном пиджачке множество значков, сувенирных эмблем, разных незначительных регалий. Большая часть из них подарена ему на встречах с молодёжью, пионерами и комсомольцами. Видимо он очень дорожил этим вниманием. Я выяснила, что правительственных наград было у него немного: четыре медали и один орден Трудового Красного Знамени. Невесть какой почёт для старого большевика и профессионального чекиста. Но даже у самого В.И.Ленина была одна единственная награда – Орден Труда Хорезмской Народной Советской Республики.

ПОРУЧЕНИЕ ЛЕНИНА И "ДЕМОН"

Среди многих личных документов Свикке, воспоминаний его соратников, служебных удостоверений и фотографий есть автобиографический очерк "Ясные дали", но уже без "великого пути".Записки плохо систематизированы, события революции и гражданской войны изложены хаотично,

много общих фраз и мало подробностей. "Царская" тема занимает три страницы. Автор был начисто лишён литературного дара. По-русски он говорил без акцента, а писал с "акцентом". Знал ещё немецкий. В моём личном архиве хранятся также два текста, подписанные Свикке, которые он прислал в Свердловск (Екатеринбург) 26 и 30 сентября 1964 года. Представляю несколько отрывков.(Копии текстов показаны здесь на вкладке). Стиль и орфографию сохраняю.

"Когда интервенты угрожали Тобольску, В.И.Ленин, – пишет Свикке, – устроил с товарищами Ф. Дзержинским, Якобом Петерсом, Лацисом (Судрабс) совещание. Решили перевезти царскую семью в Екатеринбург". Далее: "28 апреля 1918 года на заседании ВЧК было решено о посылке отряда особого назначения из латышских стрелков в составе 72-х человек. Царя надо было перевезти из Тобольска в Екатеринбург. ВЧК порекомендовала мне условную фамилию Родионов, которую я должен сохранить и впредь. Во время перевозки царской семьи выделенный мне отряд должен был очень следить, чтобы не допустить каких-либо провокаций или попыток освобождения заключённых, так как белогвардейцы стремились любой ценой освободить царя, объединив вокруг него все контрреволюционные силы.

2 июня 1918 года в Уфе Подвойский вручил мне удостоверение: Родионов Я.М. уполномочивается собрать точные данные по продовольственному вопросу и по организации Красной Армии. Всем Совдепам и организациям предлагается оказывать ему всяческое содействие. Подвойский был председателем Высшей военной инспекции. 9 июня я был назначен временным членом Высшей военной инспекции, а 19 июня 1918 года – членом Высшей военной инспекции. Командующим Северо-Урало-Сибирским революционным фронтом по борьбе с контрреволюцией Рейнгольдом Берзиным мне был разрешён пропуск в Екатеринбург и его окрестности".

…27 октября 2011 года следователь-криминалист Главного управления криминалистики Следственного комитета РФ Владимир Соловьёв заявил, что нет ни одного документа, который свидетельствовал бы о том, что Ленин или представители Кремля дали приказ на расстрел царской семьи. Директор канцелярии дома Романовых Александр Закатов также проинформировал, что императорский дом не имеет сведений о прямой причастности Ленина к расстрелу царской семьи, но есть косвенные указания на возможную осведомлённость советских вождей о происходящем в Екатеринбурге. Но как же расценивать свидетельства комиссара Свикке о роли Ленина в "царском деле"?

"…приговор был вынесен тремя голосами рабочих, членов президиума Уральского областного комитета Совета рабочих депутатов во главе с т.Белобородовым, при участии членов реввоенсовета 3 армии. Когда решение вопроса стояло на заседании Реввоенсовета 3 армии, то некоторые члены Реввоенсовета возражали против расстрела всей семьи Романовых. Так как положение было крайне напряжённым и революция в это время в Екатеринбурге висела на волоске, командующий III армией т.Берзин (Р. Берзиньш – С. И.) поручил мне запросить шифрованной телеграммой по радио мнение В.И.Ленина. В ответ мы получили за подписью Ленина, Свердлова, Аванесова(секретаря ВЦИК), Троцкого и Зиновьева сообщение, что разрешается расстрелять всех". ( LKM 16923/3420-Ng )

С Лениным Свикке познакомился ещё в 1907 году, они беседовали после Штутгартского конгресса П Интернационала, Ленин принимал большевика Свикке на своей квартире в Женеве в 1908 году. "И дал мне после незабываемой беседы особые задания", – вспоминает Ян Мартынович. Он подчёркивает, что "по мысли Ленина" выдержал проверку на преданного революционера в период 1905 г., февральской и октябрьской революций. А также по поручению Ленина вёл пропагандистскую работу против империалистической войны на Рижском фронте в 1917 году. "Характерно требование солдат Воронежского гарнизона, принятое на митинге 11 мая 1917 года. В резолюции о войне отмечалось, что митинг свободных граждан – солдат всецело присоединяется к резолюции делегатов с фронта в Петрограде и определяет войну как захватническую.

"Мне особенно приятно вспоминать героические годы на Урале и как Владимир Ильич Ленин посылал меня на Урал. Мне как историку хочется правдиво отобразить тот замечательный подход Ильича и особенная теплота, которую он проявил ко мне, когда я приехал к Ленину, чтобы сообщить ему о выполненных мною его заданий по доставке в трёхдневный срок из Тобольска в Свердловск семью и свиту Романовых. Помню, как Ильич дал товарищу Стасовой Елене Дмитриевне распоряжение, прежде чем беседовать со мной о великих свершениях…, сначала накормить меня вкусным обедом в столовой Совнаркома. Когда я услышал телефонный разговор Елены Дмитриевны с Ильичём мне в глубине души снова воскресли незабываемые встречи на Штутгартском конгрессе, в гостях у Ильича и Надежды Константиновны в Женеве, в марте 1908 года. А теперь… Ленин, как милейший отец с особой теплотой встретил меня, обеими рукам взяв под руки посадил меня рядом на большом кожаном кресле и улыбаясь сказал: – Ну дорогой Ян Мартынович! Я от всей души приветствую ваш приезд и расскажите, как вели себя мои славные друзья – латышские стрелки? … Когда я обрисовал всю картину проделанной работы, Ильича глаза загорелись и он милее солнца улыбнувшись сказал: – Я знал, заранее, что латышские стрелки снова проявят себя. Ленин с отцовской теплотой напоминал, что я правильно действовал, когда послушал его указания, и отправляясь в Тобольск…, назвал себя условно под фамилией Родионов, что эту условную фамилию я должен сохранять и впредь. Будьте всегда бдительны! Бдительность несокрушимая сила жизненности! Владимир Ильич встал, вышел из-за стола, несколько раз прошёлся по кабинету, остановился возле окна. Потом повернулся ко мне и сказал: – Охрана заключённых в доме Ипатьева до сих пор не оправдала возложенные надежды, поэтому мы решили заменить внутреннюю охрану исключительно латышскими стрелками под вашим руководством и ответственностью, а по приезде в Екатеринбург вы встретите коменданта дома заключённых мною рекомендованного надёжного товарища Юровского Якова Михайловича. Вы можете вполне доверять ему, он будучи членом коллегии Екатеринбургской Чрезвычайной Комиссии, вполне оправдал себя, как чекист. Передайте ему мой привет и тёплые поздравления… Я надеюсь, что вы с товарищем Юровским сумеете оправдать моё доверие и поручения… Я дал Ильичу твёрдое обещание, что я выполню его особое поручение и буду действовать и впредь, как он рекомендовал, под условной фамилией Родионов, чтобы наши враги не могли бы расшифровать мою настоящую фамилию в деле выполнения его особых поручений – на Северо-Урало-Сибирском фронте, в том числе и в городе Екатеринбурге. Я информировал также В.И.Ленина о том, что откомандированный штабом 3-й армии в распоряжение Высшей военной инспекции, прибывший из Петрограда, товарищ Кованов Михаил Васильевич, мною назначен моим шифровальщиком, ибо он оказался для этой цели незаменимым – надёжным сотрудником. Одновременно тов. Кованов будет и казначеем вверенного мне отряда особого назначения. Ильич одобрил мои действия по данным мне особым поручениям в городе Тобольске, по пути в Екатеринбург и в деле размещения заключённых в особняке инженера Ипатьева, в доме по улице К. Либкнехта № 49.

Когда я вышел из Кремлёвской квартиры В.И.Ленина, в этот вечер мне показалось, что в Кремлёвском саду наступившая весна приветливо встречала мои шаги, пока я вышел через древнейшие ворота и около кремлёвской стены – в Александровском саду. Я испытал в словах не выразимую радость. Мне казалось, будто даже берёзы подсказывали мне светлые дали великого пути…Я заметил, что в особенности вороны сплошной чёрной массой висели на деревьях, оглашая всё кругом неистовым карканьем. И когда я услышал от Спасской башни Кремля звуки Интернационала, которые вызванивали эту бессмертную песню, именно часы, которые смонтировал не кто иной, как Берзин (латыш) слесарь кремлёвский водопроводчик… когда я заснул в предоставленной мне комнате московской гостиницы, то даже во сне кто-то повторял призыв: "Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов!."..По возвращении в Екатеринбург первая тёплая дружеская встреча с вновь назначенным комендантом дома особого назначения …товарищем Юровским Яковом Михайловичем и его заместителем Никулиным Григорием Петровичем состоялась в первые дни июля 1918 года. Я от всей души приветствовал товарища Юровского Я.М. и передал ему от Владимира Ильича Ленина его особые указания, и что нам разрешается продолжить приёмку ежедневно продуктов от монахинь женского монастыря в Екатеринбурге, однако провести ежедневно тщательную проверку приносимых продуктов."

"Над Екатеринбургом продолжала висеть чёрная ночь белогвардейщины и интервенции. В городе Екатеринбурге мною было раскрыто три заговора. В этой тяжёлой обстановке Я ИМЕЛ ЗАШИФРОВАННУЮ СВЯЗЬ С ЛЕНИНЫМ."

Напоминаю, у Свикке-Родионова был "личный шифровальщик" Михаил Кованов. А в качестве шифровальной книги служила поэма Лермонтова "Демон". "Книжка "Демон" Лермонтова служила между мною и В. И. Лениным для обмена зашифрованными заданиями и соответствующими донесениями Ильичу. Ян  Мартынович  Свикке"

Где теперь экземпляр этой книги? Точнее – два экземпляра. Архивы и личные вещи Ленина давно "оприходованы". Может быть в архивах ВЧК? Я пыталась расспросить внучку Свикке Гунту Яновну Антонову ещё в 1997 году, по телефону. Но тогда она заявила, что ничего не помнит, ничего не знает, не желает знать и тем более с кем-либо встречаться. Правда, подтвердила, что дед переписывался с Никулиным, но у неё ничего не сохранилось. Категорически отвергала всякие контакты и Эльза – дочь шифровальщика Кованова. Они жили в Риге на улице Малиенас. Пока был жив её отец, она весьма агрессивно ограждала его от любых встреч. Но сохранились его архивные воспоминания. Последующие поиски заставили задуматься: а была ли вообще такая шифровальная связь? Однако кажется весьма многозначительным и символичным сам выбор "Демона". Демоны в народных поверьях представляются исключительно вредоносной силой. Хотя Лермонтов видит его не злым исчадием ада, а "крылатым и прекрасным". Но всё-таки "ничтожной властвуя землёй, он сеял зло без наслажденья". Хорошо хоть "без наслажденья"…

КОМИССАР РОДИОНОВ

Итак, в мае 1918 года Свикке в образе Родионова, сильно вдохновившись личным поручением Ленина, как он утверждал, в трёхдневный срок будто бы перевёз царских детей из Тобольска в Екатеринбург. При участии матроса Павла Хохрякова.

Эти события достаточно подробно изложены следователем Н. А.Соколовым. Привожу текст из его книги: " 17 мая отряд полковника Кобылинского был распущен и заменён красногвардейцами…Во главе этого отряда, состоявшего почти сплошь из латышей, был человек, носивший фамилию Родионова. При встрече с ним кому-то из свиты припомнилось: пограничная с Германией станция Вержболово, проверка паспортов, жандарм, похожий на Родионова. Завеса над ним немного приподнялась, когда он увиделся с Татищевым…Камердинер Волков показывает: "Родионов, увидев Татищева, сказал ему: "Я вас знаю." Татищев его спросил, откуда он его знает, где он его видел. Родионов не ответил ему. Тогда Татищев спросил его: "Где же вы могли меня видеть. Ведь я же жил в Берлине." Тогда Родионов ему ответил: "И я был в Берлине." Татищев попытался подробно узнать, где же именно в Берлине видел его Родионов, но он уклонился от ответа, и разговор остался у них неоконченным." Так же говорят и другие свидетели: Кобылинский, Жильяр, Гиббс, Теглева, Эрсберг.

Генерал М.К.Дитерихс занимал должность генерал-квартирмейстера в ставке, когда был убит генерал Духонин. Он говорит в своей книге, что этот Родионов был в числе убийц Духонина. (М.К.Дитерихс. Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале. Ч. 1. С. 352.)

Как Родионов относился к детям Царя и к тем, кто самоотверженно служил им до самого конца? Свидетели показывают:

Кобылинский: "Я бы сказал, что в нём чувствовался "жандарм", но не хороший, дисциплинированный солдат – жандарм, а кровожадный, жестокий человек с некоторыми приёмами и манерами жандармского сыщика… Родионов, как только появился у нас, пришёл в дом и устроил всем форменную перекличку. Это поразило меня и всех других. Хам, грубый зверь сразу же показал себя. Была в это время всего на всего одна, кажется, служба в доме. Латыши обыскивали священника; обыскивали грубо, ощупывая монашенок, перерыли всё на престоле.(Это были красные латышские стрелки 5-го Земгальского сводного полка. Всего 80 человек. – С. И.) Во время богослужения Родионов поставил латыша около престола следить за священником. Это так всех угнетало, на всех так подействовало, что Ольга Николаевна плакала и говорила, что, если бы она знала, что так будет, она и не стала бы просить о богослужении. Когда меня не впустили больше в дом, я и сам не выдержал и заболел: слёг в постель."                                              Мундель: "Сам Родионов производил впечатление наглого, в высшей степени нахального человека, с язвительной улыбочкой. Это не тип прапорщика, а скорее всего жандармского офицера. Вот что я могу удостоверить: у него была шинель офицерского сукна, как носили и жандармы."

Теглева: " Про Хохрякова я не могу сказать ничего плохого. Он не играл значительной роли. Заметно было, что главным лицом был не он, а именно Родионов. Это был гад, злобный гад, которому, видимо, доставляло удовольствие мучить нас…Он явился к нам и всех нас пересчитал, как вещи. Он держал себя грубо и нагло с детьми. Он запретил на ночь запирать комнаты даже Княжен, объясняя, что он имеет право во всякое время входить к ним. Волков что-то сказал ему по этому поводу: девушки, неловко. Он сейчас же помчался и в грубой форме повторил свой приказ Ольге  

Николаевне. Он тщательно обыс-

Свикке -"Родионов".  Снимок  30-х годов       кивал монахинь, когда они приходили к нам петь при богослужении

…Когда мы укладывались, и я, убрав кровать, собиралась спать на стуле, он мне сказал: "Это полезно. Вам надо привыкать. Там совсем другой режим, чем здесь."

20 мая в 11 часов дня детей поместили на тот же пароход Русь, на котором они приехали в Тобольск. В 3 часа дня они уехали в Тюмень… Как ехали дети?

Свидетели показывают:

ЖИЛЬЯР: "Родионов держал себя очень нехорошо. Он запер каюту, в которой находились Алексей Николаевич с Нагорным, снаружи. Все остальные каюты, в том числе и Великих Княжен, были не заперты на ключ изнутри."

ТЕГЛЕВА: " Родионов запретил Княжнам запирать на ночь их каюты, а Алексея Николаевича с Нагорным он запер снаружи замком. Нагорный устроил ему скандал и ругался: " Какое нахальство! Больной мальчик! Нельзя в уборную выйти!" Нагорный вообще держал себя смело с Родионовым и свою будущую судьбу он предсказал себе сам."

22 мая утром дети приехали в Тюмень. Несколько часов ушло в ожидании поезда. Затем они уехали в Екатеринбург.

ЖИЛЬЯР: "Приблизительно, часов в 9 утра поезд остановился между вокзалами. Шёл мелкий дождь. Было грязно. Подано было 5 извозчиков.

К вагону, в котором находились дети, подошёл с какими-то комиссарами Родионов. Вышли Княжны. Татьяна Николаевна имела на одной руке свою любимую собачку. Другой рукой она тащила чемодан, с трудом волоча его. К ней подошёл Нагорный и хотел ей помочь. Его грубо оттолкнули. Я видел, что с Алексеем Николаевичем сел Нагорный."

В этих конкретных обстоятельствах Родионов предстаёт мелочно-злым вершителем судеб. Царская свита состояла из сорока трёх человек. "Я по прибытии в Тобольск, – пишет Свикке, – предложил всей свите, чтобы они выбрали себе любой город или район и разъехались бы и начали бы заниматься полезным трудом. Однако шесть человек изъявили желание делить участь с семьёй Николая Романова, а остальные разъехались в разные города и районы." Это было бы правдой при условии, что Свикке не врёт. Хотя врал безбожно! Ведь Свикке и Родионов это два разных человека, Но об этом ниже.

Про "зверя". В той обстановке, на грани жизни и смерти комиссар был для царского окружения воплощением зла. Но сам Ян Мартынович написал по этому поводу следующее: "…я имею список лиц, которые передали особому следователю Колчака Николаю Алексеевичу Соколову все наши секреты и последний опубликовал в 1925 году в Берлине, в издательстве "Слово" самую клеветническую историю об "Убийстве царской семьи". Единственно хорошо, что он меня квалифицирует с позиций контрреволюционера как Зверя под условной фамилией – Родионов".

КТО ЖЕ УБИЛ НИКОЛАЯ ВТОРОГО?

Однако упомянутого списка врагов Свикке -"Родионов" не оставил.

Но зато в рукописи "Ясные дали" есть многозначительный документ – "Список товарищей, работавших под моим руководством в Свердловске":

1.     Цельмс Ян Мартинович – командир отряда внутренней охраны (дома Ипатьева С.И.)

2.     Каякс Янис – взводный.

4.  Индриксон Янис.

5.  Круминьш Николай Петрович.

6.  Круминьш Карл Бертович.

7.  Озолиньш Эдуард – заместитель Цельмса.

8.  Сирупс Эдуард Францевич.

9.  Юровский Яков Михайлович – комендант здания инж. Ипатьева.

11.                     Цинит Пётр Петрович – секретарь комиссара Свикке.

12.                     Пратниэк Карл.

13.                     Кованов Михаил Михайлович – бывший шифровальщик и казначей.

14.                     Рубенис Эдвин Альфредович.

Против нескольких фамилий рукой Свикке сделаны пометки: Цельмс (Целмс) – умер 19 окт. 1957 г. 65 лет. ДТ 96–339 (номер телефона – С.И.); Сникер Ян Мартынович, тел. сына ДТ 61–94–69 ; Сирупс Эдуард Францевич ДТ дочери мужа Гинзбург Э.Э. Ленина 101, кв 4; Юровский Яков Михайлович, его сын инж. Контр-адмирал Мало-охтинский проспект 6 к.35; Цинит Пётр Петрович – умер 76 лет 19 марта 1964; Пратниэк Карл умер; Рубенис Эдвин Альфред тел. 78–195.

Это фотокопия "списка товарищей" из рукописи Я.М.Свикке "Ясные дали". Несколько человек из этого списка долгие годы, после гибели царской семьи, проживали на родине, в Риге. Общались, созванивались. Потихоньку уходили из жизни. Последним ушёл Кованов. Почти в 100 лет. У следователя Соколова приведён пофамильный список трёх взводов отряда Родионова. Довольно путанный. Упоминается в нём командующий Северо-Урало-Сибирским фронтом Рейнгольд Берзин. Соколов принял нерусское имя "Рейнгольд" за фамилию. И таким образом "вычислил" двух латышских стрелков – Рейнгольда и Берзина. Хотя командующий фронтом прямого отношения к трагедии в доме Ипатьева не имеет, но о предстоящих там событиях он был хорошо осведомлён. Когда Соколов прибыл в Екатеринбург с поручением Колчака, палачи были уже далеко. Соколов не мог знать и того, что исполнители воли советского правительства были направлены в Екатеринбург с ведома и по указанию Ленина. Обратите внимание кем именно в выше приведённом списке назван Юровский! Именно – "комендант здания инж.Ипатьева". Комендант здания… Есть архивное свидетельство Я.М.Целмса, командира отряда внутренней охраны в доме "особого назначения", от 1938 года:

"Я. М. Свикке был членом Высшей военной инспекции и военным комиссаром отряда особого назначения. Часть этого отряда несла охранную службу внутренней охраны в доме, где содержался Николай Романов со своей семьёй. После отступления из Екатеринбурга Свикке командовал особым отрядом и выполнил ряд боевых заданий".

Самого Яна Мартыновича Целмса многие исследователи относят к числу непосредственных исполнителей акции. Роль же других отрицают. Но присутствие в доме Ипатьева и вообще участие латышских стрелков в "царском деле" совершенно очевидно и неоспоримо. Семь безымянных латышей, участвовавших в расстреле, фигурируют почти во всех публикациях. Но кто они? Юровский вспоминает, что двое из латышей отказались стрелять. В последнюю минуту их заменили другими. Надо исключить и Карла Пратниека, так как в это время он уже был в Перми и работал ответственным секретарём редакции газеты "Uz priekshu!" ("Вперёд!"). Добавлю кое-какие факты из "воспоминаний" М. Кованова. Он пишет довольно подробно про обстановку внутри здания (фонд военного музея г. Риги, инв. №1280 А9), непосредственно о казни очень общо и не очень конкретно, не называет точного места захоронения. Да он и не мог знать ничего конкретного. Однако "вспоминает".

"Для входа на территорию были строго охраняемые и постоянно закрытие железные ворота. Свободный доступ на территорию имел комендант Яков Юровский (политкаторжанин, как его звали за глаза), ещё комиссар нашего отряда Ян Мартынович Свикке. Когда обстановка на фронте у нас стала обостряться, комиссар предупредил Романовых о возможной эвакуации вглубь России, попросил собрать имущество для погрузки в вагон, кроме повседневных необходимых личных вещей при себе в других чемоданчиках. Числа 2 или 3 июля прибыли подводы за багажом к воротам усадьбы. Нашей охране пришлось таскать это имущество, грузить на подводы, а после перегружать в вагон. В эту же подводу погрузили ценности Екатеринбургского банка. Всё это имущество отправили в сопровождении 7 наших стрелков и 7 чекистов в Москву. Несмотря на все трудности транспорта того времени, вагон с ценностями был доставлен в Москву и все ценности были сданы в Государственное хранилище, о чём мы были извещены шифровкой". Все ли? Мягко говоря, Кованов наводит «тень на плетень». Вряд ли он мог посещать дом Ипатьева. И вообще мало что знал. Шифровальщиком он никогда не был,  занимал скромную должность бухгалтера в типографии газеты "Uz priekshu!"(Вперёд!), выходящей в Екатеринбурге в июле 1918 года.  Вот документ.

Все знают, благодаря следователю Соколову, что перед наступлением войск Колчака на Екатеринбург Уральским облсоветом была получена шифрованная телеграмма председателя ВЦИК Я. М. Свердлова с приказом уничтожить царя. Официально Уралоблсовет принял такое решение по просьбе уральских рабочих,  то есть народа, как бы без ведома Советского правительства, проявив местную инициативу. Вроде бы по воле народа вершился по понятиям того времени "праведный суд" не просто над самодержцем, а над царизмом, из чувства справедливой мести и политической необходимости.

"Дисциплина и конспирация в отряде была образцовой, – писал Кованов. Недаром этому отряду в Свердловске, а затем в Перми пришлось ликвидировать последышей царизма – Романовых". Какому отряду? Кованов беззастенчиво лжёт.

Тот же Кованов сообщает, что " колчаковцы так и не догадались, куда большевики девали Романовых". Трупы будто бы были уложены в квадратную яму и залиты "царской водкой", она растворила всё. "Мы закопали яму, утрамбовали её. В течение двух дней на ней проводили строевые занятия". Кованов подчёркивает также: "Мы получили шифровку".

На той давней встрече со мной Ян Мартынович, понизив голос, хотя рядом не было недремлющего врага, скупо сообщил кое-какие подробности: "Мы привезли трупы к яме и побросали их туда. Наутро на рудник приехал председатель Уралоблсовета Александр Георгиевич Белобородов с товарищами и ахнул: тела лежат голые, на виду. Тогда люди из моего отряда и рабочие Ермакова разожгли два костра, взяли бензин, кислоту и всё сожгли, кидали даже трупы собак. Там всё перемешалось…" Мы. Мы. Мы… Кто "мы"?

Я не собираюсь пересказывать известные сведения. Фамилии и имена главных исполнителей акции давно известны, хотя у разных исследователей идентифицируются разные люди. Я лишь называю факты, добавляющие сомнения в подлинности останков, найденных близ Екатеринбурга в 1991 году и захороненных как "царские". Более того, на мой прямой прощальный вопрос: – А вы лично стреляли в царя?, Свикке коротко ответил: – Да. И это ещё один претендент на "право первой пули". Однако документального подтверждения нет, как и у других "претендентов". Но он ответил мне именно так.

 В ночь расстрела, в страшную апокалиптическую ночь искоренения династии Романовых, Свикке вряд ли находился в доме Ипатьева. …Но позже мог оставить свой след в "расстрельной" комнате. По-видимому уже после убийства, написав на южной стене комнаты печально известную строфу из Гейне на немецком языке: 'Belsatzar ward in selbiger Nacht Von seinen Kuechter umgebracht'

(В ту самую ночь Валтазар был убит своими холопами), 21 строфа из поэмы Генриха Гейне "Царь Валтазар". Свикке владел немецким с детства, долго жил в Германии, ему была близка немецкая культура. Тем более, что Гейне считался политически прогрессивным автором, другом Карла Маркса

Вот образец его почерка в сравнении с надписью на стене. Эту надпись обнаружили во время первичного осмотра известной комнаты следователи Намёткин и Сергеев. Позже вырезали её и ещё кабалистические знаки, и по транссибирской магистрали вывезли из России. В итоге эти "вещдоки" оказались в Брюсселе. Временной интервал между обозначенными текстами примерно сорок лет.

Ниже вы видите копию надписи на немецком языке в "расстрельной" комнате.

 

Однако результаты профессиональной графологической экспертизы дали отрицательный ответ. Мало было образцов почерка, да и интервал во времени между текстами довольно велик. Что ж, тогда возможным автором может быть только один единственный человек – Пётр Лазаревич Войков? Других полиглотов в составе "расстрельщиков" просто не было. В основном малограмотная публика и даже вообще неграмотная. Но почему надо считать, что эта надпись появилась на стене сразу после расстрела? Ведь позже в комнату заходило много разных людей. Уточнить авторство просто невозможно.

 

"Ликвидация Романовых дала возможность прийти к закономерному концу революции без излишних монархических знамён, которыми могли служить любые члены этой фамилии. Нам же пришлось выполнять задание Родины…под напором превосходящих сил Колчака с востока, Дутова с юго-востока, чехов с запада", – писал Кованов. "Отряд( речь идёт об эвакуации типографии – С. И.) отходил из Екатеринбурга, через Кушву – Горноблагодатск на Пермь. Прошли за пять суток 193 километра с боями, так как белогвардейцы думали, что отряд вывозит царскую семью. В Перми отряд получил задачу – наладить выпуск агитационных листовок и газеты для фронта, в том числе и на латышском языке. Но 25 ноября 1918 года под натиском войск Колчака пришлось оставить Пермь и перейти в г. Глазов. А через два дня отряд получил приказ(телеграмму от Стасовой) прибыть в Москву в распоряжение ЦК РКП(б). Здесь часть стрелков направили в отряд ВЧК, другие ушли в фельдъегерскую связь наркомата по иностранным делам. В распоряжении Я. М. Свикке осталась небольшая часть отряда. Они готовились к выполнению особого задания разведуправления ВЧК". Вот, пожалуй, только этим сведениям от Кованова можно поверить. Именно из-за этого рейда "отряда особого назначения", якобы увозившего царя с семьёй, родилась легенда о их чудесном спасении. Мир до сих пор кишит лже-Романовыми.

ЗАВЕЩАНИЕ НИКОЛАЯ II

После гибели последнего русского царя прошло 95 лет. Многие, заслуживающие доверия претенденты на родство с Романовыми, ушли в мир иной. Прямых наследников русской короны не осталось. А все существующие отпрыски по побочной линии не имеют никаких юридических оснований доказывать своё право на монархический титул. Правда, кое-то считает иначе. "Время открывает всё сокрытое и скрывает всё ясное" – исходная сократовская мудрость реальна и сейчас. И никуда не ушло глубокое ощущение трагичности и жуткого страха от июльских событий на Урале в 1918 году. Эти чувства достались мне по факту рождения в г. Свердловске(Екатеринбурге). Я покинула Урал ещё в 1964 году, и с тех пор так и живу в Риге. А в смутном, сумасшедшем девяносто первом, когда рушилась наша прежняя жизнь, когда всплеск дремучего национализма леденил душу, я написала статью о "заслугах" красных латышских стрелков в царском деле. И очень скоро на меня вышел странный рижанин. Это был Анатолий Грянник. Он вызывал настороженность своим неподвижным вопрошающим взглядом. От него исходила энергетика одержимости. Никогда раньше не встречала столь заинтересованного читателя. Оказывается, он скрупулёзно проштудировал мою статью и очень хотел знать что ещё осталось "за кадром". Она называлась "Сенсационный список: Юровский не был главным цареубийцей!", и держала весь номер на центральном развороте второго издания еженедельника "Независимая балтийская газета". Впрочем, сильно заинтересовала она не только Грянника. О чём скажу позже. А Грянник в 1993 году выпустил в Риге двухтомник "Завещание Николая II", изданный местной фирмой "Кондус". Сизифов труд этого упорного автора бесспорно достоин уважения. Но в данном случае хотелось бы отобрать у "Сизифа" камень…

Увлечённый христианским учением Анатолий Грянник, рижский юрист тогда ещё средних лет, систематически наезжает в Новый Афон изучать, по его признанию, "трансцендентные явления". Попутно узнаёт от местного монаха легенду о якобы спасшейся царской семье. Цитирую: " Случайно я узнал о Сергее Давидовиче Берёзкине, его супруге Александре Фёдоровне, четырёх дочерях и сыне (их называли оставшейся в живых царской семьёй). Внешне они были похожи на членов семьи Николая II, конечно с поправкой на возраст. Когда я познакомился с документами, фотографиями, то пришёл к заключению, что речь идёт либо о царской семье, либо о двойниках. Ныне у меня нет сомнений в том, что эта царская семья. Жили они в одном и том же городе, но в разных местах, носили вымышленные имена. Изредка, украдкой собирались вместе. Их опекали работники госбезопасности, и они, их дети и внуки вынуждены скрывать свои истинные имена: не отменено ещё решение Екатеринбургского совета о расстреле".

Сведения, конечно, ошеломляющие. Однако автор, доказывая их достоверность, во многом облегчает задачу своим оппонентам. Даже начиная с названия книги – "Завещание Николая II": – Мне стало известно, что Николай II – Берёзкин оставил политическое завещание, которое ему положили в гроб. Что же в таком случае он мог оставить, если ему "это" положили в гроб? Ответ: ничего не оставил, унёс в могилу. Тогда ни о каком завещании и речи не может быть. Где оно? Только в ни чем неподтверждённом названии книги? Все другие доказательства того, что царская семья осталась жива, приводятся в вероятностном плане. В основном по-своему интерпретируются сведения из книги Соколова "Убийство царской семьи". Грянник усматривает нечто многозначительное в поступках коменданта "дома особого назначения" Я. Юровского. Перед казнью он совершил несколько поездок на заброшенный рудник у деревни Коптяки. Вероятно "интересовался дорожкой, ведущей не только на рудник, но далее – на станцию Исеть…" О чём это говорит? По мнению автора, Юровский разведал путь, по которому живую царскую семью вывезли с рудника на станцию Исеть и далее…Странное предположение! Зачем же возить на рудник, если вокзал Екатеринбурга почти рядом с домом Ипатьева. Рукой подать.

Как мы знаем, события развивались совершенно по-другому. Но легенда о чудесном спасении Романовых живёт, потому что во все времена, так же твёрдо, как и в наши, человек отказывается верить в смерть, а верит только в жизнь.

Довольно убедительно, например, выглядят результаты экспертизы фотопортретов семьи Берёзкиных в сравнении с фотопортретами членов царской семьи. Экспертиза проводилась в 1992 году Латвийской научно-исследовательской лабораторией судебной экспертизы по старой методике профессора Кирсанова, требующей математических расчётов. Вывод: на сравниваемых по каждому соответствующему эпизоду фотопортретах изображены члены семьи императора Николая II. Однако в справке есть оговорка: "Имеющие место несовпадения количественных и качественных характеристик на сравниваемых фотопортретах, а именно: в конфигурации спинки носа, степени прилегания ушей, густоте бровей и некоторые другие являются изменчивыми признаками".

У каждого человека есть двойник. Возможно не один. Грянник ведёт речь видимо о двойниках. Чей дьявольский замысел распорядился их судьбой? Кто они на самом деле? Автор даёт очень спорный и недоказанный ответ. Интересно, что в 2011 году на экране REN TV вдруг показали неожиданную передачу. В кадре появился абсолютно поседевший Анатолий Грянник, его младший брат и какая-то сильно пожилая дама. Она представилась то ли великой княгиней Марией, то ли Анастасией и требовала сатисфакции и возвращения денежных средств царской семьи. Выглядело это довольно нелепо.

Напутал Грянник и со сведениями о шифровальщике Кованове. Автор утверждает, что его послал в отряд особого назначения в Екатеринбург некто Гальберг. На самом деле всё, как мы знаем, было не так. Да и Гальберг не Гальберг. А Гольдберг. Это он в 30-е годы рекомендовал Юровского в общество старых большевиков. Судьба семьи Берёзкиных так и осталась загадкой…

Но через несколько лет оказалось, что я недооценила одержимость Грянника. Он так уверовал в абсолютную точность собственных выводов, что пошёл напролом через хаос навязчивых убеждений.

Начинался двадцать первый век той необузданной демократией, когда на арене публичности появлялись разнообразные волхвы, экстрасенсы, предсказатели и воскресители трупов… В роли "оживителя" выступил и мой рижский знакомый Грянник Анатолий Николаевич. Он "воскресил" тело и дело Великой Княжны Анастасии Николаевны Романовой. Конечно, все дальнейшие действия Грянника нельзя рассматривать не иначе как кощунство, меркантильное издевательство над памятью трагически ушедших, убиенных. Но тем не менее история, сочинённая Грянником, больше похожа на анекдот. Речь шла о том, как бы получить два триллиона долларов из авуаров Федерального резервного банка США, половина уставного капитала которого в 1913 году была вложена российским императором Николаем Вторым. Что же делает Грянник? Он создаёт фонд Анастасии Романовой, но от председательства его оттесняют. Оставляют замом. На аферу кое-кто клюнул. Например, Юрий Дергаусов, бывший секретарь ЦК ВЛКСМ, а в тот момент (это был 2002 год) помощник спикера Государственной Думы Геннадия Селезнёва. Что удивительно!

Но этому предшествовала бурная активность братьев Грянник – Анатолия и Александра. Второй скоро ушёл в тень, а вот Анатолий…Он вывел в свет "Великую Княжну Анастасию" в образе старушки Натальи Петровны Билиходзе. О ней, якобы избежавшей расстрела в уральском застенке, он пёкся уже с 1993 года. Даже раньше. Ещё до нашей встречи в рижской редакции "Независимой балтийской газеты" в 1991 году. Сильно пожилая госпожа Билиходзе(1915 года рождения) охотно согласилась вообразить себя принцессой крови. Тем паче, что эта трепетная мысль внушалась ей более десятка лет И книгу с фотографиями Грянник издал, и биогенетические анализы делали, правда опять-таки с вероятностным результатом – ни да, ни нет. Но это не мешало нашему герою направлять в адрес президента России письма от имени Натальи Петровны Билиходзе с просьбой юридически признать ее настоящей Великой Княжной Анастасией Николаевной Романовой. Президент Ельцин не отвечал. Очень зло в журнале "Чайка" съехидничал на эту тему журналист из Бостона Валерий Лебедев: " Ельцин таращил глаза и говорил, что он всё-таки не настолько пьян, чтобы вникать в такую страшную чушь".

Удивляет, конечно, деятельное участие в попытках выцарапать царские деньги из Америки и Дергаусова ,и его патрона Селезнёва, пресс-конференция с едва живой Билиходзе, публикация глав романа "Я – Анастасия Романова" в газете "Россия" опять же под эгидой Селезнёва. После ухода Ельцина Грянник стал сильно уповать на президента Путина и даже написал в его адрес откровенно подхалимское предисловие к фрагменту "романа" "Я – Анастасия" о долгожданном солнце, взошедшем над Россией. В своей фанатичной одержимости он совершил умопомрачительный поступок: оформил законный брак с Натальей Петровной Билиходзе! Невеста в свои 92 года вряд ли мечтала о первой брачной ночи. Но зато на полвека младше её жених стал почти что ближайшим родственником самого царя. Почти принцем, почти наследником триллионов, намертво застрявших в заокеанском банке. Но счастье молодых оборвала вскоре (в 2002 году) геронтологическая закономерность: Наталья Петровна Билиходзе отошла в мир иной.

Однако одержимость не покидает "единственного законного наследника" двух триллионов долларов. "Принц" Анатолий Николаевич Грянник покинул неблагодарную Москву и вернулся в Ригу. Не знаю,  где он сейчас живёт – в той же коммуналке на бульваре Калпака, или уже в особняке, как подобает "члену царской семьи". Но офис у него, по слухам, весьма скромный – небольшая комната на улице Дзирнаву. Анатолий Николаевич старается держаться в большой тени, Мало кто знает номер его телефона и адрес электронной почты. Мне всё-таки удалось узнать его e-mail и послать СМС с вопросом: вышел ли в свет роман "Я – Анастасия Романова"?

Ответить он не захотел…

НРАВСТВЕННЫЙ ПОДЛОГ

Как-то осенью 2011 года в моей рижской квартире раздался телефонный звонок. Глуховатый мужской голос с местным, то есть латышским, акцентом назвал меня по имени и отчеству. Что удивило: в Латвии принято обращаться только по имени, без отчества. Незнакомец представился: историк Гинтс Скутанс, Его интересовали документы, особенно о Я. М. Свикке. Лично побеседовать с Гинтом удалось не сразу. Прошли осень, зима…Время от времени в телефоне раздавался его уже знакомый голос. Наконец к весне следующего года произошла встреча. Историк оказался сравнительно молодым человеком, высокий, худощавый, несколько медлительный. Какой-то нерасторопный, подумалось мне. И зря. В его увесистой папке оказалось т множество архивных раритетов,  воспоминаний, справок, снимков, что я сразу прониклась профессиональным уважением. Это, конечно, не хобби. Это серьёзная работа специалиста. Передо мной был выпускник исторического факультета Латвийского университета, опытный музейный работник и неутомимый исследователь истории красных латышских стрелков. Говорит, проникся темой после моей статьи в "Независимой балтийской газете". На меня вышел "по наводке" Юрия Жука, заочного знакомого из Москвы, автора нескольких книг на "царскую тему". В 90-е годы, взбудораженные ещё и предстоящим захоронением обретённых, будто бы подлинных, августейших останков, Жук часто звонил мне в Ригу, слал много писем. Хотел узнать какие-то новые факты, просил снимки. Имя Свикке стало для него откровением. И не только для него. Уральский профессор И. Ф.  Плотников вообще отрицает участие латышей в событиях трагической ночи 17 июля 1918 года. Мои статьи в "Независимой балтийской газете" (Рига, окт. 1991 г. №1) и в еженедельнике "Панорама" (США. Лос-Анджелес, Панорама, №540, 16-23 авг. 1991 г. с.11 ) считает несерьёзным источником, однако слово в слово повторяет описание некоторых деталей внешнего облика Яна Мартыновича Свикке. Хотя лично никогда с ним не встречался. Просто списал. Этим грешат  многие  авторы трудов на заданную тему…. Некоторая "свежесть" свойственна книгам Юрия Жука. Хотя тексты тяжёлые, язык почти протокольный, и много фактических ошибок. В частности, не могу простить Жуку «утку» - он  совершенно безответственно назвал  Я.М Свикке  автором  надписи на немецком языке на стене в «расстрельной» комнате.  Причём сделал это в тексте одной из своих книг, чем вызвал недоумённые вопросы серьёзных исследователей. Лично я высказала  этому автору  по телефону своё откровенное возмущение.

Так вот, о Свикке. Конечно, он нафантазировал немало. Да так, что привёл в заблуждение не только меня, но до сих пор солидные исследователи всерьёз воспринимают его. Например, известный автор работ по истории ВЧК в ленинской России Игорь Симбирцев пишет, что эта организация строилась на совершенно иных принципах, чем сыск романовской империи. Дзержинский гордился тем, что в ВЧК не служили бывшие царские военспецы. В его справке указаны только двое  из "бывших", но они не поименованы. Симбирцев предполагает, что один из них латышский большевик Ян Свикке. Будто был он "кротом" в жандармском управлении, без официального оформления в штате до 1917 года. Симбирцев также замечает, что на службе в ЧК Свикке поменял фамилию и стал чекистом Родионовым.

Предположению Симбирцева есть основания. Немаловажную роль сыграли публикации в советской прессе самого Свикке, его анкеты с прозрачными намёками. И даже две мои выше упомянутые статьи. Однако Родионовым был совсем другой человек. Штабс-капитан российской царской армии Николай Родионов ещё до октябрьской революции служил на Урале в г. Надеждинске. В 30-е годы его переименовали в г. Кабаковск в честь первого секретаря Уральского (Свердловского) обкома ВКП(б) Ивана Дмитриевича Кабакова, расстрелянного в 1937 году как "враг народа". Через два года г. Надеждинск переименовали второй раз. Теперь это город Серов, носящий имя лётчика – героя Советского Союза Анатолия Константиновича Серова, уроженца тех мест. Но Николай Родионов служил в Надеждинске за годы до революции и познакомился там с будущими участниками кровавых событий в Екатеринбурге – А. Г. Белобородовым и С. С. Заславским Эти контакты помогли впоследствии назначению Родионова командиром 4-го Уральского полка. Одной из рот этого полка командовал тоже бывший царский офицер Д. Д. Бусяцкий. Николай Родионов погиб, принимая участие в усмирении восстания крестьян и горнозаводских рабочих против власти большевиков в Невьянске и других городах и посёлках Среднего Урала. В середине июня 1918 года он был похоронен в Екатеринбурге на Площади коммунаров. Именно под таким названием я помню это место в начале проспекта Ленина, куда нас, первоклашек, водили на политическую прогулку. Запомнились густые кусты вдоль забора, а за ним – здание Института материнства и младенчества – родина всех коренных свердловчан.

Свикке в то время был занят в Екатеринбурге выпуском газеты "Uz priekshu!"("Вперёд") на латышском языке. Редакция располагалась в доме №15 по Златоустовской улице. Ныне улица носит имя Розы Люксембург, здание не сохранилось. Он был не только редактором и автором многих заметок. Подписывался своей "родной" фамилией – Свитис и даже сочинял стихи. Газета издавалась латышской группой, служила средством агитации и организации пополнения рядов Красной Армии. Ян Мартынович Свикке в самом деле был комиссаром, но не отряда особого назначения, а группы. Есть документ, подтверждающий, что в июле 1918 года он работал в Екатеринбурге под собственной фамилией, был комиссаром и членом высшей Военной инспекции. Фамилию "Родионов" он присвоил себе

значительно позже, через несколько десятков лет, уже в Советской Латвии. Дела шли у Яна Мартыновича неважно, в Латвийском университете его преподавание не отличалось высоким качеством, вынужден был уволиться с работы. Видимо он считал себя достойным большего. Тем паче он, безусловно, довольно точно был осведомлён о событиях в доме Ипатьева июльской ночью 1918 года. Он бывал там и до, и после, как член Высшей военной инспекции. Вплоть до 90-х годов  прошлого столетия не было официального доступа к книге следователя Н. А. Соколова "Убийство царской семьи", изданной в Берлине в 1925 году. А Ян Мартынович Свикке имел возможность ознакомиться с ней в Риге, в специальном фонде Государственной публичной библиотеки имени Вилиса Лациса, и увидеть себя в образе Родионова, описанного следователем. К тому же он и сам действительно был участником многих событий революции и гражданской войны на Урале, прекрасно знал, что Николай Родионов погиб. И из тщеславия пошёл на нравственный подлог. Хотя, конечно, Свикке и его поколению досталась нелёгкая молодость.

В своих биографических справках за 30-е годы он вовсе не упоминает о личных заданиях Ленина и Дзержинского, о том что именно он перевёз царскую семью из Тобольска в Екатеринбург "в трёхдневный срок". Мне кажется, желание стать Родионовым промелькнуло у него во время войны, в 1943 году, когда он снова приехал на Урал, в переименованный Екатеринбург, то есть в Свердловск. По заданию НКВД Свикке работал переводчиком и агитатором в лагере пленных немцев №84, находившимся на станции Монетная, в пригороде. Хорошо знавший немецкий язык он должен был здесь, в глубоком тылу, внушать военнопленным антифашистские взгляды. Я не смогу документально подтвердить, но есть данные, что у него состоялась личная встреча с Ермаковым Петром Захаровичем, палачом царской семьи и активным участником сокрытия трупов. Думаю, тогда-то они впервые разобрались кто есть кто. То есть познакомились. Ермаков был в доме Ипатьева только в ночь расстрела, и даже нетрезвый. Вряд ли в той беспрецедентной обстановке палачи друг другу представлялись по имени-отчеству. Да и Свикке в тот момент в доме не было. Так что вряд ли Ермаков запомнил имя "Ян" в 1918 году. А на встрече в 1943 году Свикке представился: Ян Мартынович, партийный псевдоним – "Родионов".

Вот пропуск Свикке для входа на территорию лагеря немецких военнопленных на станции Монетная в пригороде г. Свердловска, 1943 г. Этой встречей двух единомышленников и ровесников (Ермаков только на год старше) можно объяснить правку Ермаковым своих архивных воспоминаний в 1947 году. (ЦДООСО, ф. 41, опись 1, ед. хр. 149-а, листы 184–187). Написано от руки чёрными чернилами: "Сам прибыл с двумя товарищами – Медведевым и другим латышом, теперь фамилию не помню…Прибыл в 10 часов ровно в дом особого назначения…" Над словом "не помню" сверху написал: "Ян". То есть в 1947 году подтвердил то, что говорил 4 августа 1945 г. генералу Борщеву. Возможно, Ермаков имел в виду Свикке, имя его запомнил со встречи в 1943 году?

Откровенную мистификацию Свикке устроил с документом из архива незаконно репрессированного бывшего командующего Северо-Урало-Сибирским фронтом Рейнгольда Иосифовича Берзина(Берзиньша). После его полной реабилитации в 1956 году дочь Берзина обратилась в ЦК Компартии Латвии с предложением увековечить память доблестного сына латышского народа на его родине. К Яну Мартыновичу Свикке она отнеслась как к серьёзному учёному, соратнику её покойного отца и прислала некоторые исторические документы. В том числе записку Сталина по частному финансовому вопросу. Вот её копия.

Сталин просит члена Реввоенсовета т. Берзина выдать некоему Тарасову-Родионову заимообразно 5000 рублей. К этой записке никакого отношения Свикке не имеет. Однако он оставляет её у себя. Зачем? Его привлекла фамилия "Родионов". В сентябре 1964 года Свикке сунул мне под нос эту записку во время той встречи в Риге и сказал:"Вот две (три? – С. И.) ошибки великого человека!" Сейчас я вижу только одну ошибку "плть" вместо "пять". Хотя с натяжкой. Просто особенность индивидуального почерка Сталина. Но Ян Мартынович зафиксировал моё внимание на "Родионове", не выпуская записку из рук и не дав её внимательно прочесть. И я с комсомольской честностью поверила в его партийный псевдоним и описала, как запомнила, этот сталинский документ. А позже, известный сторонник "ритуального убийства", правнук царского повара Харитонова господин Мультатули, сославшись на меня, сделал в своих публикациях на интернет-сайте "Москва – третий Рим" "вывод": к убийству царской семьи причастен и Сталин.

До 1991 года гранитные бюсты красных латышских стрелков, бывших деятелей советского государства, стояли на круговой липовой аллее в Риге, на площади Коммунаров. Сейчас эти памятники исчезли, а площадь называется Эспланада. Коммунистическая партия в современной Латвии запрещена….                                                                                                                                        А это первый номер газеты "UZ PRIEKSHU!" ("Вперёд"), издаваемой латышской группой  Свикке Я. М. в июле 1918 года в Екатеринбурге.

Несмотря на огромный массив неправды, написанной, рассказанной, сохранившейся в архивах этого человека, мы всё-таки должны его кое за что поблагодарить. После тщательного просеивания документов, оставленных Свикке, сохранилось, пожалуй, единственное зерно правды: он точно знал кто конкретно из латышских стрелков непосредственно участвовал в расстреле. Но умалчивал. Не только потому, что это до поры до времени было государственной тайной. Ему хотелось и тут доминировать, возможно даже называться создателем коммунистической партии Латвии.

 

 

ЦЕЛМС ЯН МАРТЫНОВИЧ                                                                                                                                                                                                        По-латышски это имя пишется                                       так: Janis Celms Martina dels. Янис Целмс Мартина сын. Понятно, что в России его русифицировали. Как и в современной Латвии облатышивают русские имена и фамилии. Известная семья Шишкиных из Риги жаловалась аж в Европейский суд по правам человека. Не хотелось им быть Сиськиными, как это звучит в латышской транскрипции – Siskins, да ещё с буквой "с" в конце. Вот почему во многих публикациях русских авторов, пишущих на "царскую" тему, в латышских фамилиях много искажений.  Во многих текстах фамилию Целмса пишут с мягким знаком, хотя по-латышски она пишется Celms без всякого смягчения, и означает  в переводе «пень». Но это вовсе не должно относиться к самим историческим событиям и некоторой роли в них представителей данной этнической группы. Что касаемо Яна Мартыновича Целмса, то, по многим данным, он являлся активным участником трагических событий в доме Ипатьева.

К страшной ночи 17 июля 1918 года в "доме особого назначения" в Екатеринбурге, где содержалась царская семья и верные ей люди, в составе охраны находилось пять красных латышских стрелков. Вот их имена: Целмс Я. М., Индриксон Ф. Г. (Indriksons Fricis Girta dels), Круминь К. Б. (Krumins' Karlis Bertula dels), Каякс Е. К. (Kajaks Jekabs Karla dels), Сникерс Я. М. (Snikers Janis Martina dels). С комендантом Юровским у них были сложные отношения. Юровский, гражданское лицо, хотел быть единственным командиром для военных людей. Индриксон, например, находился в чине унтер-офицера 5 стрелкового полка, служил в объединённой роте с 9 января 1918 года. По возрасту он был самый старший из своих сослуживцев – 38 лет, 1880 года рождения.

Но вернёмся к Целмсу. Сохранилась характеристика, выданная ему в ЦК Компартии Латвийской ССР 14 мая 1957 года. "Тов. Целмс Ян Мартынович 1892 года рождения, латыш, член КПСС с мая 1917 года. Свою трудовую деятельность начал с 1910 г. Участник гражданской войны. В 1918 году                               состоял в отряде Особого назначения и выполнял отдельные ответственные задания (был начальником охраны царского семейства в Екатеринбурге и приводил приговор в исполнение над ним). После окончания гражданской войны т. Целмс работал на различных должностях, в том числе: заведующим агентством Московского треста столовых, директором фабрики-кухни №1 в г. Москве.  В 1945 г. т. Целмс прибыл на работу в Латвийскую ССР и был назначен директором рыбообрабатывающего завода в Рижском уезде. В последнее время т. Целмс работал заместителем директора базы Главмясоторга в г. Риге. По работе характеризовался положительно. В настоящее время по состоянию здоровья т. Целмс не работает. Длительное время болеет и находится на постельном режиме. Получает персональную пенсию Союзного значения в сумме 1000 рублей. На его иждивении находятся жена и сын-студент. Партийных взысканий не имеет.

Секретарь ЦК КП Латвии …….. (Подпись неразборчива) 14 мая 1957 г. Копия представлена. (С. И.)

Все красные латышские стрелки происходят из батраков. Этот рефрен – "из семьи батраков" содержится в каждой биографии. Не исключение и Целмс. В своей автобиографии он так и пишет:"…родился в 1892 г. в семье безземельного крестьянина батрака Мисской волости Бауского уезда Курляндской губернии. Трудовую деятельность я начал с 1910 года кочегаром у частных предпринимателей Вадаберга, Петерсона и Калниня в Рижском уезде, где проработал до 1913 года" С этого времени начинается служба в царской армии, сначала в кавалерии, а после организации латышской дивизии с началом Первой мировой войны был зачислен в пулемётную команду 8-го Валмиерского стрелкового полка. На фронте в мае 1917 года стал членом РСДРП(б). В феврале 1918 года под натиском войск германского кайзера полк распался на мелкие группы. Они с трудом, отступая, перебрались через Ладожское озеро и разбрелись кто куда. Целмс уехал в Омск, к брату. Там, в Сибири, видимо сильно уверовав в справедливость

власти большевиков, вступил добровольцем уже в Красную Армию и получил должность начальника охраны Омского Дома республики. Но события развивались почти с молниеносной быстротой. На город наступали соединения бело-чехов. Все советские учреждения и воинские части спешно эвакуировались в Екатеринбург (Свердловск). Конечно, на события того времени следует смотреть "глазами того времени". С точки зрения участников описываемых событий всё происходящее воспринималось как текущие обстоятельства. В череде трагедий гражданской войны и октябрьской революции гибель царской династии воспринималась как величайшее злодеяние только к концу ХХ века. Простой латышский малограмотный парень Янис Целмс, вероятно не склонный к ассоциативным оценкам, совершенно спокойно констатирует: "По прибытии в г. Екатеринбург я был назначен начальником внутренней охраны отряда особого назначения по охране дома, в котором содержался царь Николай Романов с своей семьёй и свитой." И далее с потрясающей обыденностью и спокойствием говорит главное: "После ликвидации Николая Романова и его семьи со свитой (в котором я принимал непосредственное участие) …назначен начальником отряда особого назначения по охране походной типографии Уральского военного округа штаба 3-й армии…" Охранять походную типографию, казнить людей, искоренять царский род в те годы были делами одного порядка. Такие были времена…

Есть сведение о беседах Целмса с Николаем П в доме Ипатьева. Во время одной из прогулок в саду царь будто бы обратился к Целмсу с вопросами, откуда родом, где довелось служить… Предлагал закурить. Тот ответил, что был кирасиром лейб-гвардии его величества, нёс охрану в Царском Селе, а теперь вот охраняет в этом особняке. Царь также спрашивал, не помнит ли бывший кирасир его приезд в Ригу в 1910 году. А дочери, присутствовавшие рядом, интересовались, не помнит ли Целмс какого цвета платья были на них в поездке по улицам Риги. В конце концов царь предложил собеседнику в подарок серебряный портсигар. Но Целмс, конечно, отказался.

Как видим, этот контакт (а возможно не единственный) не помешал однако "принять непосредственное участие" в тех кровавых событиях. Позже Целмс возглавил отряд по оперативным заданиям Реввоенсовета 3-й армии, в конце 1919 года переведён на западный фронт для борьбы с белогвардейцами на территории Латвии и Эстонии. А с января 1920 года некоторое время исполнял обязанности начальника хозяйственной части особого отдела 15-й армии в г. Великие Луки. Через четыре месяца стал командиром пулемётчиков 35-го стрелкового полка на польском фронте. Вот фрагмент из личной биографии Целмса, хранящейся в Центральном архиве

Далее военные дороги этого человека отмечены участием в действующей армии на польском фронте. А позже он занимался ликвидацией бандитизма на территории Белоруссии. Янису Целмсу пришлось дважды вступать в члены коммунистической партии. Его не миновала беда, которая в двадцатые годы прошлого века унесла жизни десятков тысяч людей. Это сыпной тиф. Целмс болел долго, но молодой крестьянский организм выдержал. А пока болел, произошло много событий. В том числе "чистка партийных рядов". Перерегистрацию он не прошёл и таким образом автоматически выбыл из партии. Поэтому  вновь стать кандидатом, а потом

членом ВКП(б) пришлось только в сентябре 1925 года. До 1945 года, то есть до окончания Великой Отечественной войны жил и работал в Москве. На родину, в Латвию, по решению ЦК ВКП(б) был откомандирован в июне 1945 года. Целмс занимал разные должности в пищевой промышленности Латвийской ССР, в основном в мясной. Женился он ещё в 20-е годы на тверской крестьянке Пелагее Васильевне. Жили они в Риге на улице Майзницас. После смерти мужа, последовавшей 19 октября 1957 года, Пелагея Васильевна Целмс осталась с сыном и внучкой. За заслуги мужа ей была назначена персональная пенсия республиканского значения.

ЕЩЁ ЧЕТВЕРО, КРОМЕ ЦЕЛМСА

Красные латышские стрелки, несшие охрану в "доме особого назначения", не состояли в прямом подчинении коменданту Юровскому. В ночь на 17 июля 1918 года здесь их было пятеро. Известно, что среди людей в окружении самого царя также был латыш – Алоиз Трупс. Во всех источниках эту фамилию пишут с двумя "п" – Трупп. Но мой коллега Гинтс Скутанс настаивает на длинном гласном звуке "у" – Труупс. Он убедил даже Логунову М. О. из Санкт-Петербурга, которая привезла доклад о Трупсе на XIV Романовские чтения в Екатеринбург в июле 2013 года. И назвала царского слугу – Алоиз-Лаурс Труупс. Так вот, латышские стрелки, находящиеся в доме Ипатьева, в отдельные моменты переговаривались с ним на родном языке. Это, конечно, категорически запрещалось, и не могло не вызывать недовольство Юровского. За несколько часов до расстрела между стрелками и комендантом произошёл конфликт. Двое из латышей отказались участвовать в акции. Фрицис Индриксон, самый старший среди пятерых своих земляков, сильно поссорился с Юровским и ушел в дом Попова, находящийся напротив, через Вознесенский переулок. Индриксон и был одним из двух "безымянных отказников латышей", о которых после следователя Соколова Н. А. упоминается в публикациях всех позднейших авторов.

Унтер-офицер Ф. Индриксон, родом из латышской глубинки, происходит из тех же мест, что и К. Круминьш. Это район г. Талсы, точнее посёлок Валдемарпилс, названный в честь латышского этнографа, просветителя, создателя мореходных школ Кришьяна Валдемара. Сейчас в г. Риге одна из центральных улиц, бывшая Горького, переименована в честь Кришьяна Валдемара.

Это фото из домашнего архива Индриксонов, чудом сохранившееся в Латвии у его дальних родственников. Датировано 1917 годом, сделано в Санкт-Петербурге, незадолго до революции. А второй, более внятный снимок, ниже.

На обратной стороне написано: "Неграмотная личность Фрица Гертовъ Индриксон удостоверяю Комиссар …(подпись неразборчива) На печати значится "Александро – Невский подрайон". Поставлен год 1917-й. О Фрице Гиртовиче Индриксоне (Индриксонсе) известно немногое. Родился в1880 году, в Талсинском уезде Арлавской волости. Служил в 5 стрелковом полку латышской дивизии, в объединённой роте с 9 января 1918 года. С 1921 по 1936 годы проживал в Российской Федерации. Член партии большевиков с 1917 года. Репрессирован в 1937-м. В России остались

Ф. Индриксон                       двое детей от второго брака – Виктор и Валентина.

Известно, что будучи уже зрелым человеком, а в 1905 году Индриксону было 25 лет, он принял участие в революционных событиях у себя на родине. В частности его арестовали за поджог замка в местечке Дундага. Этот древний замок, построен в 1249 году, являлся владением немецкого рода Остен-Закенов. Первый раз он горел в 1872 году во время крестьянских волнений. А в 1905-м пожар нанёс большой ущерб собственности баронов. Но через четыре года один из их отпрысков Кристиан фон дер Остен-Закен стал восстанавливать замок, на котором началась революционная биография батрацкого сына Ф. Индриксона В тюрьме он пробыл недолго, и после уехал в Петербург. Теперь мы знаем о нём как о человеке, который отказался участвовать в расстреле беззащитных людей. Отказался быть палачом царской семьи. Возможно, именно это припомнили ему в 1937 году. Только ли это?

А замок в Дундаге стоит до сих пор, Он имел в столетьях разных хозяев. Во время второй мировой войны в нём содержались пять тысяч местных евреев и около одной тысячи военнопленных – жертвы немецко-фашистской оккупации. При советской власти здесь располагалась школа, сначала общеобразовательная, позже – музыкальная. А сейчас это отель, интригующий туристов преданиями старины глубокой. Возможно там кто-то встретит "зелёную девушку", которая по ночам будто бы выходит из стены прогуляться по лунной дорожке.

Выявить конкретные имена пяти латышских стрелков, пребывавших в доме Ипатьева в тот смертельный момент, помог документ опять же из архива Свикке. Он прекрасно знал, кто именно из его земляков мог входить в "расстрельную команду", но умалчивал до конца. Хотелось самому "прославиться". Сохранился официальный список его отряда, эвакуировавшегося из Екатеринбурга вместе с походной типографией. Он совпадает с тем, что позднее Свикке приводит в мемуарах "Ясные дали". Только на этот раз  мы имеем дело с подлинником.

И с обратной стороны:

Интересен ряд фамилий, написанных от руки. Уже после смерти Целмса. Вероятнее всего в 60-е годы прошлого века. В верхнем углу фраза: "Сникер у телефона дежурил". Действительно, что тут важного? Дежурил и дежурил. Но вот мимо него в доме Ипатьева ночью ведут на казнь царскую семью и их близких Видимо это глубоко потрясло Яна Мартыновича Сникерса, и он неоднократно рассказывал своим родным, как царь нёс мальчика на руках, как выглядела вся процессия… Даже внук, тоже Сникерс, проживающий в Риге, помнит это. В 2002 году в телефонном разговоре со Скутансом он подтвердил этот факт из воспоминаний покойного деда. Но только ли этот?

Если из "расстрельной команды" красного латышского стрелка Я. Сникерса возможно исключить, то остаются ещё двое – Каякс Екаб (Яков) Карлович и Круминьш Карл Бертович. Кто же из них отказался стрелять? Ведь отказавшихся было двое. Один, уже знаем, Индриксон, а кто второй? Каякс? Круминьш? Про каждого из них можно с одинаковой уверенностью сказать и "да", и "нет". Но всё равно кто-то из них. Алиби нет ни у кого.

Это Каякс, Екаб Карлович, (1895–1970)

А это Круминьш Карл Бертович

Сникерс Ян Мартынович (1896–1983). Фото 1923 г.

Самый авторитетный следователь по убийству царской семьи Н. А. Соколов в своей известной книге утверждает, что в то время (имеется в виду 1918 год) в России всех нерусских называли "латышами". Утверждение спорное. Но безоговорочно принятое всеми позднейшими исследователями. Латыши были латышами, а не австро-венграми или евреями. На красных латышских стрелках была военная форма. Даже визуально они выделялись на фоне революционных рабочих, сотрудников ЧК и представителей советской власти. Поэтому, например, расстрельщику Медведеву-Кудрину вряд ли померещилось, что во втором ряду за ним стреляли из винтовок латыши. Правда, он утверждает – их было семеро. Нет. Двое. Целмс и Круминьш или Каякс. А может быть, трое? Если считать отказавшимися Индриксона и Сникерса, то остаются Целмс, Круминьш и Каякс.

Судьба Екаба Карловича Каякса, родом из Вакарбулли, бросала его по революционной России, Прибалтике и в конце концов занесла в Канаду. На карте Риги Вакарбулли – это крохотное местечко на острове Булли в устье реки Даугавы(Западной Двины). Сейчас он носит название Даугавгривас. Кусочек суши, длиной в 14 километров, фактически песчаная коса, он протянулся от устья Даугавы до устья реки Лиелупе. Зажат между двумя устьями. Конец, ближний к Даугаве, называется Ритабулли. Этот некогда рыбацкий посёлок в годы советской власти был застроен жилыми многоэтажками для военных моряков: здесь стояла база подводных лодок. Здесь же с древних времён сохранилась крепость Дюнамюнде. После Северной войны, когда по Ништадтскому миру(30 августа 1721 года) прибалтийские губернии вошли в состав России, со времен Петра Великого крепость называлась Усть-Двинск. В народе так её называют и сейчас. Но только в народе.

Каякс жил и работал в Вакарбулли, ближе к устью реки Лиелупе. Там есть участок соснового леса, по российским меркам больше похожий на небольшой лесопарк. Но по местным условиям это вполне солидный лесной массив, где до первой мировой войны Екаб Каякс был лесником. Достаточно образованным для того времени – окончил рижскую гимназию. По отдельным сведениям его весьма уважали товарищи по оружию, и в доме Ипатьева тоже. Известно, что в конце концов он эмигрировал в Канаду вслед за родным братом.

Круминьш(Крумин) Карл Бертович о себе оставил очень немного информации. В рижских архивах сведений о нём никаких нет Но из выше приведённого списка следует, что он покинул Екатеринбург накануне сдачи города в составе отряда Свикке .

А вот уникальное фото четырех. Их сфотографировали по-видимому сразу после кровавой драмы в доме Ипатьева. В помещении типографии газеты "Uz priekshu!" Именно после 17 июля 1918 года Целмс, Круминьш(Крумин), а также Сирупс перешли к Свикке, чтобы охранять типографию. На снимке: слева направо (сидят): Свикке Я. М. и Целмс Я. М. Стоят (справа налево): Сирупс и Круминьш. Трое одеты в гимнастёрки, а Свикке в "партикулярном платье".

С царской семьёй представители латышской национальности соприкасались постоянно. Во-первых, непосредственно в свите Николая Второго было четверо латышей. Это уже посмертно приобщённый к лику святых царский камердинер Алоиз Егорович Трупп (Алоиз-Лаурис Трупс), Ян Ступель, Паулина Межанц и Мария Тутельберг. В Тобольской ссылке первым красным комиссаром большевики назначили латыша Яниса Дуцманиса. Царских детей и свиту перевозили под конвоем сводного отряда 5 Земгальского полка (80 человек), во главе с ротным командиром Арнольдом Суйтыньшем. Известно, что 4 июля 1918 года арестовали помощника А. Д. Авдеева нерадивого А. М. Мошкина, после чего дом Ипатьева обыскивала группа латышей-чекистов. Примерно тогда же во внутреннюю охрану пришли латышские стрелки, вышеупомянутые Е. К. Каякс, Я. М. Целмс, Ф. Г. Индриксон и Я. М. Сникерс, а также К. Б. Крумин(Круминьш). Командиром у них был Каякс. В момент казни они, исключая Индриксона, находились в доме. Алиби не имеют. К ним в гости приходили отдельные представители латышской секции в Екатеринбурге, чтобы посмотреть на царя и его семью, и может быть пообщаться. Среди этих гостей вполне мог быть Сирупс Эдуард Францевич, тот, который на "фото четырёх" стоит за спиной Целмса. В 1921 году в г. Ейске его исключили из партии большевиков во время чистки за "буржуазный стиль жизни" и за то, что не хотел сдать государству золотые драгоценности. В 1960 году, уже давно проживая в Риге, Сирупс попытался восстановиться в КПСС, но ему было отказано.  (LVVA, 101 фонд, 24 опись, 31 дело, 7 стр.)

Командующий Северо-Урало-Сибирским фронтом Рейнгольд Берзин (Берзиньш) по заданию Ленина имел полномочия посещать дом Ипатьева в любое время и отвечал за безопасность царской семьи. Примерно 26 июня 1918 года он побывал там с проверкой. Но 9 июля уехал в Пермь и оттуда неожиданно отправился в Петроград за подкреплением для фронта. За этот самовольный поступок Л. Д. Троцкий снял его с поста командующего фронтом ещё до прискорбных событий в "доме особого назначения".

Торошинский полк красных латышских стрелков, прибывший в Екатеринбург в июне 1918 года, где нёс гарнизонную службу, вскоре покинул город, чтобы принять сражение против бело-чехов у станции Арасланово. Но чехов сдержать не удалось, полк был почти полностью уничтожен.

Александр Медведев, о встрече с которым в редакции газеты "Уральский рабочий" в апреле 1961 года мы ещё скажем ниже, произнёс одну многозначительную фразу: "Я в переулке стоял с этой стороны, а дело порешили там. Я слышал возбуждённый голос с иностранным акцентом – не то латыш, не то немец. Я спрашивал: "Захарыч (Ермаков – С.  И.), кто у тебя был там нерусский человек?" А он только мата загнёт – ничего не ответит. Так ничего не сказал". Медведев стоял между окном и дверью в "подвал", в момент казни царской семьи. Он слышал голос старшего команды латышей, именно Екаба Каякса. То ли он приказывал Целмсу занять позицию, то ли возмущался отказом Круминьша, то ли отказывался стрелять сам.

Ясно одно: участие латышских стрелков в расстреле царской семьи исключать нельзя.

Хотя мой "антипод" Гинтс Скутанс пытается доказать их непричастность. Даже даёт интервью в местной русской газете в Риге под кричащим заголовком – "Царской крови на латышах нет!" Он сильно блефует, так как не может это доказать. И тут наши взгляды резко не совпадают. В одной из последних бесед Скутанс поведал, что они с госпожой Кригере склонны признать участие латышских стрелков непосредственно в расправе. Илзе Кригере – научная сотрудница военного музея Латвии. Ранее она работала в музее революции и ведала всеми архивами красных латышских стрелков. После реорганизации перешла вместе с архивами в военный музей. Многих своих "клиентов" она знала в лицо, потому что при жизни они часто наведывались в музей.

Но вот молодой историк Скутанс в июле 2013 года выступает в Екатеринбурге с двумя докладами. Один он делает на международной научно-практической конференции XIV Романовские чтения под названием "Латышский список" ипатьевского дома, второй – 17 июля на фестивале православной культуры "Царские дни" в патриаршем подворье на тему "Романовы и латыши – точки  соприкосновения в 1918 г.". Главное, что меня сильно затронуло, это попытка автора докладов представить роль красных латышских стрелков в "царском деле" как позднейший "заговор пенсионеров". Будто вернулись они на родину, в Латвию, после походов и революций, захотели сытой жизни, и давай писать друг на друга свидетельские показания о былых подвигах, чтобы советская власть дала им пенсию побольше, желательно персональную союзного значения. Вот корысти для и оговорили себя. По всему по этому мой "антипод" примыкает к выводам российских историков, в частности, И.Плотникова о том, что национальный состав цареубийц не был укомплектован латышами. Что ж, по-человечески это можно понять. Гинтс Скутанс – коренной латыш и ему негоже поперёк выводов русских учёных кидать "камень обвинения" в своих кровных братьев. Тем более, что на его родине красные латышские стрелки преданы анафеме. Правящие круги современной Латвии больше чтят старых легионеров фашистской дивизии ваффен СС, которым позволительно каждый год 16 марта отмечать свой праздник маршем по центру Риги в сопровождении сочувствующей латышской молодёжи.

Но объективную истину отменить невозможно.

САША, АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ МУРЗИН И ЕГО ПРОТЕСТ

В конце девяностых годов на меня вышел мой старший товарищ Саша, Александр Павлович Мурзин. Он был мало того, что легендой факультета журналистики Уральского госуниверситета, но одним из самых элитных журналистов Советского Союза. Не по происхождению, конечно. А исключительно по таланту, по высокой профессиональной квалификации и добротным человеческим качествам. Человек с прекрасным ассоциативным мышлением, своих вершин он достиг только сам, без всякой посторонней поддержки. Его, первого редактора газеты "Молодёжь Севера" в Сыктывкаре, быстро заметили в Москве. Пригласили в "Комсомольскую правду" – собственным корреспондентом на целине, потом в Днепропетровске, а дальше – в газету "Правда". Для советского журналиста попасть в главную газету страны – колоссальное достижение, доступное немногим. Он долгие годы был в числе спичрайтеров первых лиц СССР, написал за Брежнева небезизвестную книгу "Целина" в 1978 году. Два других журналиста Аркадий Сахнин и Анатолий Аграновский стали авторами книг "Малая Земля" и "Возрождение". За эту трилогию Брежнев получил Ленинскую премию в области литературы. Мурзин в поздние годы так отозвался о "сотрудничестве" с Брежневым:

Еле ходит, еле слышит, что напишем – всё в набор. Сам себе, гляди, подпишет даже смертный приговор. Мне – труды, вождю – награды, но доволен я вполне: Изложил я то, что надо, в этой самой "Целине".

Он позвонил мне в Ригу в начале апреля 1998 года и вскоре прислал письмо:

Здравствуй, Свет ( в т. ч. в окошке)!!!

Безмерно был рад хоть голос услышать. Я в Екатеринбурге визжал от восторга, когда один "изучатель" Романовых сказал мне: вот в Риге есть какая-то Ильичева, она что-то накопала об участии в убийстве латышей. И подарил мне книгу Грянника (Дрянника!), где я и прочёл нечто о тебе. Я орал: Что значит – "какая-то"? Да это же Светка! Наша! Да она больше уралка, чем вы все вместе взятые! Я так орал, что немедля тебе позвоню, что со всех сторон посыпались тебе приветы от седовласых твоих земляков. …Мои сверстники тебя многие знают – и все, все шлют лучшие чувства.

Ну что? Всегда ценил твою документальность в писаниях, ибо и сам такой же! Чего не знаю – не пишу! А что я хочу? Я не монархист, не сторонник нынешней власти и всего их куража и ералаша. Но я великий поклонник подлинной Истории России. И я хочу, чтоб был найден и похоронен именно Николай П и его семья и слуги. Вот и всё! Отец, мать, дети, обслуга царская, верная, ближайшая. И это было бы завершением не только 300-летней романовской, но и всей 1000-летней Истории России (на тот период). Совершается же нечто дикое, наглое, страшное, не укладывающееся ни в мой ум, ни тем паче в совесть. Если б ты знала, что здесь творят сотни, тысячи людей, набросившихся на неведомые кости! Пока Синод 26 января принял мою формулировку, как поступить с этими останками (см. письмо Патриарху – в конце), но юлёж продолжается. У меня – серия статей, но никто не хочет печатать. "Зачем? Всё уже решено".

Ведь всё – абсолютно всё! – было не так, как сейчас говорят и пишут… Видишь, как мы бьём в одну точку? Вот с тем же Валтазаром? Я предлагаю взять почерк Войкова, ты – Свикке! Ей богу, больше некому из ТЕХ ЛЮДЕЙ это написать! Нужна экспертиза почерков. Правду в конце концов никто не откроет. Но я бы хотел, чтобы мы все, честные исследователи, максимально приблизились к ней. О себе кратко. Ровно в 60(секунда в секунду) убёг на пенсию. И углубился в свои архивы. Только разложил всё – умерла жена. И стал я (вот уже 7 лет) бабушкой. И вырастил внука до 15,5 лет уже. Сейчас могу писать, что и начал снова (опять за своё!). Тоска по жене лютая и чем дальше, тем лютее. Это убивает. Но надо жить. Сын Дима – президент а/о редакция газеты "Известия", Марина – кандидат искусствоведения в "Аргументах и фактах". Живу аж в Доме на набережной – в окне Кремль. Ещё дочь Ира (университетская, от первого брака) тоже молодец, живёт в Болгарии(муж болгарин) – у них своя фирма. Вот если сверхкратко.

Эх! Повидаться бы! Книгу мне свою – умри, а выдели 1 экз.

Шибко обнимаю, целую, жду!

Уральский самоцвет (но не со станции Мурзинка) – А. Мурзин.

P. S. Да! Я теперь жертва политических репрессий! 14,5 лет в ссылке! Реабилитирован трижды: как казак(оренбургский), как кулак(в два года!) и как сын врага народа. Отец у меня погиб на Колыме в 1940 году с голоду. Я туда ездил и всё понял!!!

      22. IV. 98

Встретиться не пришлось. У меня тяжко и долго болел муж. Но  Александр Павлович Мурзин за эти годы стал фактически единственным и настойчивым оппонентом официальной точки  зрения на подлинность царских останков, и успел опубликовать в "Комсомольской правде" несколько протестных статей, в том числе открытое письмо к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию П. "Не спешите нас хоронить!" – 15 января 1998 г.,  "И всё-таки – не спешите их хоронить!", – 27 января 1998 г., "Дочери Николая П смотрят на нас с улыбкой прощения: "Не ошибитесь!" Он также выступил с докладом на научно-богословской конференции  в Екатеринбурге: … "верховная власть "новой" России, её "царская" комиссия не только отвергли в 1991–1998 гг….требования  российской и мировой общественности, но и целиком, на корню, отбросили бесценные и неопровержимые во многих основных выводах многотомные материалы "белого следствия" 1918–1924 гг. по делу об убийстве Царской Семьи, блестяще завершённые колчаковским следователем Н. А. Соколовым. В основу исторического доказательства своей точки зрения новые "исследователи" положили один-единственный "источник" – мифическую "Записку" Юровского". Ложные версии бывают сильнее здравого смысла, – говорил Мурзин. – Почти два лета белогвардейцы копались в шахте №7 и ещё в тридцати шахтах и шурфах окрест и не нашли никаких следов. А современный "исследователь" А. Авдонин копается там и поныне…" Мурзин и член правительственной комиссии историк С. А. Беляев, написавший своё особое мнение, пришли к единому выводу: никакого захоронения под "мостиком" утром 19 июля 1918 года не было и не могло быть.

20 сентября 1995 года состоялся "неравный поединок в Белом доме". Так назвала заседание правительственной комиссии о судьбе царских останков О. Н. Куликовская-Романова – вдова родного племянника Николая П. На этом заседании присутствовали и члены зарубежной экспертной комиссии, представители русской православной церкви, а также учёный – генетик с мировым именем Е. И. Рогаев из Канады. Но произошло "грубое попрание элементарных норм научной полемики: вопросы, по существу, подменялись издёвками, выводы оценивались по лукавому двойному стандарту".

В подлинности "екатеринбургских останков" чрезвычайно усилил сомнения и японский профессор Тацуо Нагаи. Он исследовал остатки крови Николая Второго на платке, который хранится в г. Оцу. Здесь в 1891 году на молодого наследника русского престола напал японский фанатик и нанёс удар саблей по голове. Тацуо Нагаи пришёл к выводу, что ДНК крови на платке и ДНК "екатеринбургских останков" абсолютно не совпадают. Однако все эти чрезвычайно убедительные аргументы были начисто отвергнуты недобросовестными "исследователями" во главе со следователем-криминалистом В. Н. Соловьёвым.

Тогда члены Российской зарубежной экспертной комиссии решились на последний шаг: обратились с официальным письмом к президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину. Если бы они только знали, что самый главный виновник всех бед и беспорядков в России как раз и сидит в Кремле. Если бы они только знали, что после голодных бунтов, бастующих шахтёров, учителей, врачей, расстрела "Белого дома", повального грабежа народа по гайдаровско-чубайсовскому методу: моё – моё и твоё – тоже моё (одному – Норильский никель, а остальным – ваучер, бумажку – плацебо), Ельцину хотелось застолбить себя в истории каким-то выдающимся делом. Таковым он, видимо, считал искупление исторической вины большевиков за то, что "разослала октябрьская ломка к чертям орлов Екатерины и к богу Екатерины потомка". Но, как мастер бетонного замеса, он генетически не способен был продумать качество исполнения. Или хотя бы потребовать его. И снова получилось бессовестное унижение России. Хочу фрагментарно привести текст этого письма к Ельцину, где авторы придают важнейшее значение свидетельствам Александра Павловича Мурзина.

ПИСЬМО ЕЛЬЦИНУ

от Российской Зарубежной Экспертной Комиссии.

Russian Expert Commission Abroad

Founded 1989

An Inquiry into The Fate OF THE REMAINS OF THE

MEMBERS OF THE RUSSIAN IMPERIAL HOUSE MURDERED BY

THE COMMUNISTS IN EKATERINBURG ON 17 th JULY 1918

18 января 1998 г.

МЕМОРАНДУМ № 3.

        OFFICERS                        Dr. IgorP.  Holodny

       Chairman                          United States

         Peter N. Koltypin             Evgenij I. Ragaev, Ph. D

       Wallovskoy                      Russia

        Vise Chairmen                  Vyacheslav L. Popov,Ph. D

        PRINCE                                                     Russia

         Alexis P. Sherbatow,Ph. D.                      Prof. Constantine RV.

         Eugene L. Magerovsky,Ph. D                Desrosiers

        PRINCE                                                     United States

          Dmitry M. Shakhovskoy,Ph.D              Ludmila A. Foster,Ph. D

         Valentin A. Dedulin,M. D                      United States

Prof. Paul N. Paganuzzi	Victor F. Bandurco,Ph. D
ADVISORY BOARD	United States
Count	Nicolas G. Ross,Ph. D.
Nikolai D. Tolstoy	France
Miloslavsky	United Kingdom

Просим Вас предпринять шаги и не допустить скандальной всемирной авантюры и позора для России. Нас чрезвычайно беспокоит совершенно непонятная и ненужная спешка и возня, созданные вокруг предположительных останков Царской Семьи, возможно, найденных в Екатеринбурге в 1991 году. На наши просьбы к Государственной Комиссии, занимающейся этим вопросом с 1993 года, мы получили только отписку и формальное приглашение в Москву к шапочному разбору в сентябре 1995 г., когда Комиссия РФ пыталась провести свою порочную версию событий 1918 года. Мы слышали об уголовном деле №13/3-91 и о деле №16-/12366693, но никак ни того, ни другого получить не могли… В середине 1994 г. наша комиссия отправила письмо Юрию Ф. Ярову, председателю Государственной Комиссии, с предложением помочь в деле исследования ДНК Императрицы Александры Фёдоровны. Мы предложили кровь и кость Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны (родной сестры Императрицы), на что мы не получили никакого ответа.

Одним из главнейших неисследованных вопросов в деле ДНК является не устранённое сомнение о ГЕМОФИЛИИ, носительницей которой являлась Императрица и по всей вероятности все четыре её дочери. Удивительно, что не было даже попытки исследования в этом направлении, несмотря на то, что д-ру Питеру Гиллу в Англии удалось получить и воссоздать нуклеарный  ДНК и, таким образом, иметь возможность анализировать его на предмет наличия в нём гемофилии.

Ко всему вышесказанному необходимо добавить, что ключевая проблема в деле ДНК о мнимых Царских останках это то, что полностью отсутствует "цепь законного обладания", документ строго устанавливающий, откуда взята кость или ткань или бумага и куда поставлена. Это фундаментальное всемирное правило, без которого криминально-медицинское исследование не может считаться ЗАКОННЫМ.

Интересно будет узнать, как готовил сыворотку для ДНК кандидат биологических наук П. Л. Иванов, ведь кости совершенно смешанные и американским учёным понадобилось очень много времени, чтобы привести их в какой-то порядок, и сделано это было приблизительно и только на глаз. Ввиду того, что "преемственность законного обладания" была нарушена при эксгумации тел, то теперь надо будет восстановить её хотя бы примерно наличием трёх-пяти проб из различных мест одного и того же скелета, чтобы определить целостность. Если эти пробы сойдутся, то только тогда можно будет считать, что это скелет одного и того же лица. Порочны и сведения относительно "мостика", под которым будто бы нашли предполагаемые "Царские останки".

Как можно было это "вычислить", основываясь только на рукописных пассажах "Записки Юровского"? Даже они покрывают громадную территорию и без какой-то наводки их вычислить просто невозможно. А их ктото навёл, кто-то указал. Общественность должна точно знать, как получили эту наводку гг. Рябов и Авдонин?

В "Комсомольской правде" от 25 ноября 1997 г., Александр Мурзин, журналист, даёт свои показания о его разговоре с П. Ермаковым, убийцей Царской Семьи, со слов которого большинство тел были уничтожены. В рассказе Ермакова всё время маячит число убитых в Ипатьевском доме как тринадцать, одиннадцать членов Царской Семьи и слуг и два красноармейца, отказавшихся стрелять в девиц и которых там же убили. С появлением этих сведений поднимается вопрос: а где же скелеты красноармейцев? Одновременно необходимо сейчас же вспомнить статью, напечатанную за границей в газете "Русская жизнь" от 17 июля 1968 г. под заглавием "Исповедь Белобородова". В этой статье Белобородов говорит, что уничтожили всех. Это говорит ещё один убийца Царской Семьи. Невольно возникает вопрос, почему показания Ермакова и Белобородова не приняты во внимание и не исследованы Гос. Комиссией?

Для правильного ведения дел необходимо восстановить "цепь законного обладания", которая была нарушена при эксгумации тел, исследований ДНК и других случаях. В первую очередь надо определить точно, чьи черепа катались в подмосковную дачу, необходимо определить их ДНК. Вполне возможно, что с черепами произведён подлог, и это надо выяснить, думается также, что черепа – это вольное творчество органов, потому что у черепа Государя нет костной мозоли от ранения на правой стороне черепа, да и сам череп был то мужской, то женский. Ввиду неимоверно важного значения этих останков как для чести России, так и для совести русского народа, необходимо достичь полной правды в этом деле, мы опять повторяем, что обязательно надо полиграфировать всех ещё живущих "первооткрывателей" дела о "Царских Останках", особенно Рябова, Авдонина, Радзинского и точно определить, как они дошли до могилы, т. к. ранее данные ими объяснения неправдоподобны. Теперь прибавляется ещё один человек А. П. Мурзин, который может дать критические сведения о Ермакове. 27-го января 1996 года в газете "Аргументы и факты" было сообщено, что в одном из самых секретных государственных сейфов была обнаружена опись вещей, находящихся когда-то в "ленинских комнатах" Кремля. Одним из пунктов этой описи было "Банка с заспиртованной головой Царя Николая П". Заодно надо упомянуть, что за границей эта тема о судьбе головы Государя получила широкое распространение, начиная с 1920х годов. Юровский в своих воспоминаниях пишет, что он выстрелил в Государя в упор, в голову, но нет информации о входящих-выходящих пулевых отверстиях в черепе скелета № 4 и т.д. …В своём вышесказанном к Вам обращении мы желаем Вас заверить, что мы искренне заинтересованы во всестороннем, полном и исчерпывающем исследовании всех сторон ужасной судьбы Царской Семьи и их окружения.

Реакция Ельцина известна. То есть никакой реакции. Пока члены зарубежной экспертной комиссии били тревогу, в России под руководством тогдашнего бездарного вице-премьера Б. Немцова и его подельника Аксючица шла лихорадочная торопливая подготовка к официальной процедуре захоронения неизвестно чьих скелетов в царском приделе Петропавловской крепости. Кощунственная процедура!

О полном уничтожении трупов говорили не только следователь Соколов, а затем Ермаков, Белобородов. Это подтвердил и комиссар отряда особого назначения Ян Мартынович Свикке. В тот момент он ещё находился в Екатеринбурге и принял в охрану своей типографии Целмса, Круминьша и других латышских стрелков из дома Ипатьева. Но весь объём серьёзных аргументов, возражений даже международных авторитетов никак не повлиял на исчерпывающее решение Ельцина завершить последний акт исторического фарса. Никто не стал проверять на детекторе лжи упомянутых "первооткрывателей".

Александр Павлович Мурзин скончался 21 июня 2006 года. А ложь нагнетается до сих пор. 26 мая 2012 года в Москве, в здании государственного архива открылась выставка документов о гибели царской семьи. Туда пришли и "первооткрыватели". Например, сильно уже постаревший Гелий Рябов, тот самый, кто незаконно выкопал будто бы череп царя, привёз в Москву, потом увез обратно. Он даже не постеснялся и на этот раз сказать в телекамеру о своей "первопроходческой" роли. Всё, конечно, зависело от позиции Ельцина. Но он был человеком без созидательной программы, от природы ему данной, с патологической жаждой власти, любой ценой. Президент – разрушитель, скинувший с "престола" другого пустоцвета и болтуна М. Горбачёва, он во имя самоутверждения со вселенским грохотом опрокинул в одночасье могучий "корабль", великую страну – СССР. Не буду вдаваться в подробности ельцинских пресловутых и провальных реформ. Вспомню его предательское отношение к русскому народу вообще и к русским людям в Прибалтике, в частности. Как наплевательски он распорядился судьбой "царских останков", с таким наплевизмом он отнёсся ик нам, русскому населению бывших союзных республик.

Имею в виду прежде всего Латвию, где вынуждена проживать. Имею в виду второе историческое предательство российских властей в Прибалтике. Первое, как мы помним, совершилось в 1920 году В. И. Лениным. Тогда по Рижскому договору он подарил Латвии часть Псковской земли с чисто русским населением. Вероятно в благодарность за беззаветную преданность.  

 

Фото С. Ильичевой-

НА СНИМКЕ: Княгиня Ольга Николаевна Куликовская – Романова, супруга Тихона Николаевича Куликовского-Романова – родного племянника русского царя Николая Второго. В конференц-зале патриаршего подворья в Екатеринбурге 19 июля 2013 года даёт автографы читателям книги "Царского роду" после своего выступления на тему "Постижение России". В эти дни в Екатеринбурге широко отмечалось 400-летие Дома Романовых, проходили памятные дни, посвящённые 95-й годовщине со дня трагической гибели царской семьи.

ЧТО СКАЗАЛ ТОВАРИЩ МЕДВЕДЕВ

Одного из трёх Медведевых, именно Александра,(в "царском деле" есть Медведев Павел, Медведев-Кудрин Михаил, Медведев Александр)пригласили на встречу коммунисты газеты "Уральский рабочий" 12 апреля 1961 года. Парторг Петров, соблюдая чрезвычайную сдержанность, намёками дал понять неординарность события. "Товарищи, сегодня у нас расширенное заседание бюро, посвящённое встрече с товарищем Медведевым. Он поделится воспоминаниями о событиях революции. Всё это проводится в узком кругу, никакому распространению не подлежит".

– Товарищи, – начал разговор Александр Медведев, – теми вопросами, которыми вы сегодня заинтересовались, наш советский народ изредка интересовался и раньше. Известны условия, связанные с ликвидацией семьи Романовых на Урале. В партийном архиве есть по этому поводу поздняя стенографическая запись тов. Юровского. Запись сделана была по истечении 17 лет после этого события, а возраст у Юровского был уже почтенный, в моих годах был, то и с памятью было не так хорошо. И многие вещи вызвали недоумение. Там много излишне субъективного в его изложении. Этот почтенный член партии взял на себя то, что он в действительности не имел. Многие люди освещались в его записях не так или они совсем не были названы. Юровский исполнял обязанности коменданта дома Ипатьева. Был комиссаром юстиции в Уральском правительстве. Но потом, в 1935 году он напутал, также, как напутал по вопросу об отношении к Брест-литовскому договору всей Уральской партийной организации. Отмечалось, что все не в ногу шагают, а он один шагает в ногу.

Лет пять-шесть назад, имея сведения, что интересующие меня материалы имеются в секретном архиве МВД, я получил разрешение и хотел воспользоваться этим архивом. Но прискорбные вещи у нас иногда происходят, как ни странно. Это дело, которым я интересовался, вдруг потерялось. О нём в Советском Союзе знают всего пять-шесть человек. А там были любопытные вещи. В этом материале были сосредоточены такие детали, о которых не запоминали даже очевидцы и даже активный участник этого события Пётр Захарович Ермаков.

Году в 48-м его пригласили для беседы в одну из ведущих партийных организаций МВД. Был и я. В последнее время сдерживающие центры у него работали плохо. Я ему говорю: – Смотри, Пётр Захарович, я тебя буду одёргивать. Он довольно объективно рассказал. А на другой день товарищи, которые были там, встретились со мной и говорят: "А вы всётаки не всё рассказали что было". Как не всё? Может быть какие-то детали, скажем, на какую сторону брюки, подтяжки у Николая Романова, упустили, но основное рассказали, отвечаю. Оказывается они говорят про книгу Соколова, который был по печатным делам у Колчака. По партийности – кадет, юрист, член учредительного собрания. Мне, когда эта книга в тридцатых годах попала в руки, задаюсь вопросом – откуда Соколов это знает? Кто мог дать эти сведения? Ермаков не мог, Медведев не мог. Юровский тем более не мог.

Помню, когда вывозили эти бренные останки царской фамилии по коптяковской дороге для сжигания в ямах старой шахты, во главе отряда конвоиров были Ермаков и его помощник, комиссаром звали его, Ваганов Степан. Я лично ему не симпатизировал, Человек был способен на большие крайности. Вот этому Степану Ваганову и была поручена вся организация охраны при движении к месту. Уговорились, что если встречные попадутся, нам их ликвидировать, чтобы не было свидетелей. И вот затарахтела навстречу телега. А время было четыре часа утра. Видим – едет знакомый нам человек, мужик – рыбак, сторожем на плотине был, Папин, мужик многосемейный. Везёт несколько корзин рыбки. С продовольствием было плохо, продавали рыбку на рынке. Тут Ваганов, конечно, готов. Идём к Петру Захаровичу: как быть? Жалко человека. Пётр Захарович сменил гнев на милость. Пусть, говорит, едет, да не оглядывается. Не надо было этого делать. Он видел машины грузовые, подводы, да и на конях люди, человек 16 – 17 красногвардейцев.

Ну вот об этом первом свидетеле я потом читал в книге Соколова. Легенда о том, что якобы старшая из дочерей Романовых, просватанная за японского микадо, сохранилась – чепуха. Одна авантюристка появилась в двадцатых годах в Вятке. Вызвали меня в особый отдел. Как Шерлок Холмс начальник особого отдела смерил меня взглядом и говорит: "Вы 16–17 июля 1918 года где были?" Ходил, говорю, к Комарухе в гости. Вот и всё. Что дальше, говорю, вас интересует? "Мы, говорит, знаем, где вы были". Отвечаю, что не уполномочен рассказывать. Я там ничего не видел, был снаружи. Вообще видел этих людей, бывшую царскую семью, только и всего. А как и что не знаю. Ссорились мы, ссорились. Но, говорит, ты мне не гни. "У нас в подвале сидит одна неизвестная особа, себя называет старшей дочерью Николая Романова". Я говорю: "Приведите, посмотрим". Привели. Ничего подобного. Красивая, молодая девушка, но ничего похожего. Я тогда сказал, что четырёх дочерей Романовых в лицо знал, никто в живых не остался, а эта особа просто вам очки втирает. В книге своей Соколов вроде спрашивает, чем объяснить, что истинно русские люди участвовали в кощунственном убийстве Романовых, императора, русского царя? И сам отвечает: все поименованные – рабочие Верх-Исетского завода, среди которых особенно сильно были развиты фанатические идеи большевизма. Всё правильно!

Когда мне пришлось проходить партийную чистку, я взял названный источник и зачитал это место. Вот, говорю, моя фамилия тут достаточно характеризует эту часть моей биографии.

Конечно, дело ведь на самом деле не так просто обстояло, было сложное дело, когда приводили в исполнение это решение. Ведь думали Николая Романова самого судить. Но обстановка сложилась так, что процедуру суда не было возможности проводить. Белые были под Кыштымом, под Уфалеем, здесь – под Кузино, тут – под Камышловом. Как тут быть?

Тут надо было развернуться так, чтобы Романовы не попали в руки белых.

Любителей на это дело не было особых, было сказано настрого: отцу родному, матери родной – умирать будем – не сказывать. Будет время – будем рассказывать. Это время, кажется, и на сегодня не настало. Я был снаружи. Между мной и ими была дверь в подвальчик с переулка. Я в переулке(имени Клары Цеткин – С. И.) стоял с этой стороны, а дело порешили там. Я слышал возбуждённый голос с иностранным акцентом – не то латыш, не то – немец. Я спрашивал потом Ермакова: " Захарыч, кто у тебя был там нерусский человек?". А он только мата загнёт – ничего не ответит. Так ничего не сказал. А по данным Юровского был там кто-то ещё. Сам он по своей натуре не мог участвовать в этом деле. То, что расстреливали из маузеров – это ясно, выстрелов хорошо было слышно, но криков не запомнил.

Ценности, которые были на них обнаружены, были сданы тут же. За исключением папирос самого Романова. Сначала ребята не хотели курить, не брали. Я их положил, папиросы, в карман гимнастёрки. А потом, когда обратно возвращались, они мне говорят: "Дай царских покурить". Я им говорю: "Не хотели ведь, не дам". Портсигар был приличный, золотой, хорошей филигранной работы, усыпан бриллиантами. Личные вещи Романовых разошлись, они цены особой не представляли. Папаха у царя была серая, как теперь полковники носят. Ермаков долго носил её. Парамонов даже с Николая Романова бекеш носил, он ему не сходился.

Что есть у Соколова подлинное – у него есть требование, которое было выписано нашим штабом на кислоту и бензин. Эти дефицитные вещи выписали со склада Верх-Исетского завода. Требование подтвердил Войков Пётр Лазаревич. Текст требования написан так, что совсем не разберёшь. А слово "Отпустить" здорово хорошо вышло на оттиске. Как раз получал я эти жидкости.

На то место ещё отвезли дохлых собак, чтобы конгломерат сделать, чтобы потом, если будут искать, пусть собачьи косточки в мощи превращают. Облили тела кислотой, бензином и сожгли, а потом сбросили в глубокую шахту. Я пробовал в 1946 году, когда появился на сей земле после войны, найти это место. Поехал туда, приблизительно нашёл увал, но шахту не мог найти. Куда тут! Всё затянуло за эти годы. Сейчас на этом месте военная база, когда идёшь на Сортировочную – влево. Сейчас там материальный склад в лесу. Это левее разъезда Шувакиш. Парамонов, например, Маяковского возил на это место. Маяковский по этому случаю написал стихотворение. –

…Протокол этой встречи в редакции газеты "Уральский рабочий" остался в моём архиве после смерти отца Ильичева Владимира Яковлевича, последовавшей в 1987 году. Я увезла к себе в Ригу фактически весь его архив. Сейчас публикую полностью весь протокол. Тем более, что именно с этим документом связана странная история. О чём ещё расскажу. Ниже представлен архивный снимок А. И. Медведева.                                                                                    

Замечу, что чаще всех на этой встрече задаёт вопросы Кружков. Тогда он был главным редактором газеты "Уральский рабочий", профессором Уральского госуниверситета…. Кружков появился на Урале, "загремев" с высокого поста в ЦК КПСС как один из фигурантов неприличного скандала. Чтобы освободить этому советскому философу и партийному деятелю приличное место в Свердловске, отправили "в отставку" Евгения Яковлевича Багреева, очень солидного и опытнейшего редактора газеты "Уральский рабочий". Владимир же Семёнович Кружков, будучи "калифом на час", подождал пока утихнет скандал,   

 и через пять лет уехал на новую должность в Москву. Но с тех пор старейшая газета страны "Уральский рабочий" больше никогда не имела такого знающего и очень неравнодушного к товарищам по перу редактора, каким был Багреев Е. Я Сейчас остался только бренд, с той же классического начертания шапкой. Не знаю, зарегистрирована ли она новыми владельцами, как правоприемниками, но от прежней репутации нет и намёка.                    Ниже представляю оригинал расшифрованной стенограммы того памятного заседания партбюро в «Уральском рабочем».

ЛОЖЬ МОНАХИНИ ИАИЛЬ

Про книгу Натальи Розановой "Царственные страстотерпцы. Посмертная судьба", вышедшую в 2008 году в частном издательстве "Вагриус", лучше, чем журналистка Раиса Ильина сказать невозможно. Я нашла её статью в газете "Русский вестник" от 25.12.2009 под заголовком "Поросёнков подлог". "Да только интересное обстоятельство обращает на себя внимание: нет среди историков, писателей, журналистов такого человека – Натальи Розановой", – пишет Раиса Ильина. Но есть Наталья Наливаева, выпускница Санкт-Петербургского университета, насельница Шарташского скита Екатеринбургского Ново-Тихвинского монастыря под именем сестра Иаиль. Эта книга "…даже не предъявляет милосердного сочувствия автора к замученным людям. С болезненной и тупой настырностью со страниц её читателю демонстрируется множество фрагментов мёртвых тел". Далее Раиса Ильина напоминает, что члены царской семьи были людьми с благородными и красивыми чертами лица. Но эстетика некрофильства, хлынувшая на читателей со страниц этой книги, не может быть признана необходимым и душеполезным делом. Вовсе не обязательно также предъявлять православным христианам в качестве ключевого аргумента святости останков из "мокрого лога" фотографии, где запечатлены "извлечённые из склепа в соборе Петропавловской крепости останки Великого князя Георгия, брата Государя". Извлечены 13 июля 1994 года только для того, чтобы "отщипнуть" от них что-то… Я вполне согласна с посылом статьи о том, что у книги нет ответственного автора, что вся она представляет собой компиляцию идеологических предпочтений, что "кому-то" очень хочется убедить Церковь и общество в подлинности мощей. Многих серьёзных исследователей этой книги объединяет один общий вывод: "Наталья Розанова" не смогла бы одна самостоятельно не только хотя бы ознакомиться с материалами следствия, но тем более "поднять" пласт сложнейшей темы.

Даже учёные-историки с большим исследовательским стажем не могут и мечтать о таком дорогом помпезном издании своих трудов, каковое вышло "за авторством" Н. Розановой. Но за этой помпезностью никак не скрыть искажённые и часто подтасованные факты, неаргументированные выводы, издание не может бесспорно убедить людей в том, что "в Петропавловском храме в Петербурге почивают подлинные останки Царской Семьи!".

Моё отношение к этой книге вызвано ещё и глубоко личной субъективной причиной. На страницах данного "фолианта" всуе десятикратно упоминается имя моего родного отца Ильичева Владимира Яковлевича. С удивительной наглостью на стр. 117 перечислены все должности папы в редакции газеты "Уральский рабочий". А далее, на страницах 119, 122,123,124,154, 171, 177, 263 интерпретируется протокол заседания партбюро "Уральского рабочего", на котором 12 апреля 1961 года выступал А. И. Медведев. "Обсасывается" каждый факт, рассказанный этим участником сокрытия жертв, оцениваются действия "похоронной команды" с нравственной и политической позиций…Вроде бы, обычная манера автора, работающего с архивными документами. Но на каждой из перечисленных страниц стоит ссылка: "Из личного архива В. Я. Ильичева". Я обязана задать вопрос: "Где госпожа Н. Розанова-Наливаева нашла личный архив моего папы?" И сама же отвечаю: "Нигде!". Это мой личный архив, и я не знакома ни с самой монахиней Иаиль, ни с её светским воплощением Натальей Розановой. И, будьте уверены, не имею желания знакомиться. Можно конечно предположить, что где-то есть ещё одна копия протокола встречи с А. И. Медведевым. Может быть даже в Москве, в личном архиве покойного В. С. Кружкова? Но почему тогда эта служительница культа на девяти страницах не устаёт делать ссылку конкретно на отца? Выяснить это под силу только опытному детективу или хорошему следователю Лично мне это невозможно. В кругах, близких к "насельнице", дали понять, что она ныне вошла в такую степень божественного наития, в такой высокий транс духовного перерождения, что отрешённость бренного тела от мирской суеты делает её вообще недоступной. Что же другого ожидать от персоны или группы персоналий, умеющих ловко искажать, подтасовывать и корыстно использовать документальные факты!

ИНТЕРВЬЮ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

Борис Николаевич Ельцин отдыхал в пансионате Совета Министров Латвии на Рижском взморье несколько дней в конце июля до 2 августа 1990 года. Отдых был весьма интенсивным. Неофициальное пребывание в Латвии глава российского парламента совместил с политическими встречами. На знаменитой даче в Майори, ул. Юрас 13, состоялись предварительные переговоры за банкетным столом четырёх лидеров – Ельцина, Горбунова (Латвия), Рюйтеля (Эстония), Ландсбергиса (Литва), а также "мужские игры на свежем воздухе". (Анатолий Горбунов – Председатель Верховного Совета Латвийской ССР, председатель Сейма Латвии с 1993-1995 годы; Витаутас Ландсбергис – 7-й  Председатель Верховного Совета Литовской республики, Председатель Сейма Литвы с 1990 – 1992 г.;  Арнольд Рюйтель – Председатель Президиума  Верховного Совета  Эстонской ССР, позднее  Президент Эстонии с 2001 -  2006 г.)

Подобные контакты для российского лидера оказались предпочтительнее всех других. Правда, на одном банкете среди прочих приглашённых присутствовал руководитель фракции "Равноправие" латвийского парламента Сергей Диманис. Но других её представителей, выражающих интересы некоренного населения республики, Ельцин принять отказался. Попытались и мы задать латвийскому гостю пару вопросов. Удалось связаться сего помощником Юрием Ивановичем Одинцом. В предварительном разговоре по телефону он сказал: – Позвоните завтра. Но вряд ли у Бориса Николаевича найдётся время. Он на отдыхе и ни с кем не встречается(!) 31 июля я долго звонила на дачу, но Ельцин был на охоте и вернулся только поздно вечером. А утром 1 августа Одинец выразил желание встретиться со мной, получить вопросы от нашей газеты и передать их Ельцину. Вот эти вопросы.

– Борис Николаевич, как вы относитесь к проекту договора о взаимоотношениях Латвии и СССР, представленному председателем Совмина Латвии И. Годманисом на утверждение парламента республики? В частности, к такому положению – ликвидация военных баз Вооружённых сил СССР, увольнение из армии граждан Латвии, передача союзной собственности на территории республики безвозмездно в собственность Латвии, возврат исторических, культурных и материальных ценностей, вывезенных в 1940 году и в последующие годы? (При этом умалчивается о Великой Отечественной войне, когда Латвия была оккупирована фашистской Германией, и Латвии был нанесён большой гуманитарный и материальный ущерб, что её экономику и культуру помогали восстанавливать после войны все народы Союза. Есть конкретные данные и документы). В своих переговорах с лидерами Латвии, Литвы и Эстонии учитывали ли вы, Борис Николаевич, интересы так называемого русскоязычного населения ? В частности, в Латвии нас почти полтора миллиона (Было в 1990-м году. С. И.) И мы страдаем от проявляющейся уже сейчас дискриминации наших человеческих прав. Можно привести множество примеров. Кто нас защитит, если даже вы, лидер России, внемлите только радикалам, решающим политические и экономические вопросы волюнтаристским путём?

К этим вопросам я приложила записку и сказала Юрию Ивановичу Одинцу: – Можете уничтожить, если её содержание вам не понравится. – Что вы! – запротестовал он. – Я обязательно прочитаю и всё передам Борису Николаевичу.

А написала я, что на Урале, где имела честь родиться и где жили в тот момент мои родители, народ обеспокоен нелёгкой судьбой Б. Н. Ельцина. Ведь его на октябрьском пленуме ЦК КПСС сняли со всех должностей, и Горбачёв пообещал: – Больше я тебя в политику не пушу! Ельцина, бывшего первого секретаря Свердловского обкома КПСС, на родине помнили за то, что он ввёл талоны, благодаря чему народ стал гарантированно получать продукты питания.

"Что было при Ельцине в Свердловске, того уж нет," – с горечью констатировал на ХIХ партийной конференции секретарь парткома свердловского завода имени М. И. Калинина, выступив в защиту своего земляка, которому тогда отказали в политической реабилитации. Впоследствии доброе отношение земляков резко поменялось. Особенно, когда стала погибать мощная промышленность Урала, когда появилась почти тотальная безработица, безденежье, голод, длительная задержка пенсий… Но тогда я думала, что уж теперь, при такой большой власти Борис Николаевич хорошо поймёт ситуацию в Прибалтике, при которой представители национальных меньшинств чувствуют себя людьми второго сорта. Поймёт, разберётся – и учтёт это в ходе переговоров с лидерами Прибалтики. Но он, судя по всему, не понял или не захотел понять. Сейчас, за далью лет, могу сказать точно: – Не захотел. Для него важнее было самоутверждение любой ценой, важнее было прежде всего расквитаться с Горбачёвым. Любой ценой.

Вопросы от нашей газеты я передала Одинцу днём. Уверена, что Ельцин их прочитал, и они ему совсем не понравились. А вечером он публично показал нам "кукиш", выступая в Латвийском парламенте, заявив с телеэкрана: – Раньше одна Прибалтика держала фронт, теперь его держит и Россия!(Бурные овации).

Получается, они "держат фронт" против центра? Против кого Россия, по заявлению Ельцина, "держит фронт"? Против Горбачёва? Дальнейшие события 1990–1991 годов были трагическим ответом на этот вопрос. Ю. Одинец обещал позвонить и сообщить, будут ли ответы на переданные мною вопросы. Но не позвонил. 2 августа после обеда Б. Н. Ельцин и сопровождающие его лица отбыли в Москву. Но он успел выпустить в виде листовки личное обращение к войскам Прибалтийского военного округа Советской Армии с призывом не вмешиваться в политическую ситуацию, оставаться в казармах. Войска и не вмешивались…

Но разгорался откровенный национализм. Даже бытовой. Помню военного в форме майора Советской Армии. Он просто шёл в Риге по улице Ленина (ныне Бривибас), а встречный парень приблизился к нему и несколько раз ударил в лицо. Майор растерялся от неожиданности и оскорбления…и пошёл дальше.

…Ельцин вернулся в Латвию ещё не раз.

На плакате написано: "Нет. Армия планирует забрать квартиры в Латвии!"

ЗВЁЗДЫ ПОЗОРА

Нечто похожее творилось в Литве и Эстонии. Это был период двоевластия. Советские органы ещё существовали, но их вытесняли так называемые "гражданские комитеты". Да и Верховные Советы всех трёх республик вели двойственную политику. А народ нищал, надолго задерживалась выплата зарплат и пенсий, росли розничные цены и налоги. Но желание национального суверенитета взвинчивалось с чрезвычайной силой. Очень старался "Народный фронт". С биологической точки зрения это был сильнейший стресс внутри популяции. Эстония, например, заявила о суверенитете самая первая – в ноябре 1988 года. В условиях роста цен, налогов, с 15 октября 1990 года стоимость жизни выросла здесь на 60 процентов. Помнится мне январский Таллинн 1991 года. Здесь поселилось гнетущее ожидание беды. Её внешние признаки пугали, но и вызывали горькую усмешку: узкие сводчатые ворота Пикк ягд, откуда рукой подать до парламента на Тоомпеа, завалены "бутербродом" из двух гранитных глыб – тонн по пять каждая, "мины" из гигантских валунов закупоривают входы на Вышгород у башен Длинный Герман и Толстая Маргарита. Эти "фортификационные" сооружения похожи на проказы мальчишек, играющих в войнушку. В Риге баррикады возвели несколько раньше и выглядели они менее живописно – груды арматуры, блоки, сельская техника вокруг здания Совета Министров (ныне Кабинет министров) в самом центре и в старом городе.  Таллинн меньше Риги и баррикады  там выглядят компактнее.

Белоснежно-голубое здание Президиума Верховного Совета Эстонии (сейчас парламент) возникает сразу же за славянской громадой собора Александра Невского, бросается в глаза радостная свежесть красок, усиленная светом не по-зимнему ясного неба – солнце и рериховские облака. Но нелепо и странно выглядит здесь жёлтая стрела подъёмного крана "ивановец", старательно укладывающего в этом сказочном месте длинные и тяжёлые железобетонные блоки. И вот скоро они закроют перспективу парламентского дворца. Новорождённые баррикады охраняются боевиками из отрядов "Кодукайтсе" в тёмно-синих бушлатах, фуражках-котелках, с автоматами наизготовку. Вздрагиваю – вдруг пальнут, но быстро иду к главному входу. Не остановили. А за дверью вестибюля – коридора тоже стоит автоматчик, но уже в знакомой милицейской форме. Он решительно преграждает путь. Объясняю – нужно пройти в пресс-бюро. Автоматчик разрешает переговорить с дежурным. Я знаю, что сутки назад, 22 января, сюда не пустили Александра Невзорова. Но, увидев рижскую прописку, дежурный, смягчая все согласные, приветливо говорит: – Проходите, пожалуйста.

Зал заседаний эстонского парламента очень походил на большой школьный класс. Только вчера здесь окончилась политическая акция, о которой в этой республике много писали и говорили – с насмешкой, с возмущением, с сочувствием. Два депутата С. Петинов и В. Лебедев, представлявшие интересы русского населения Эстонии, 17 января объявили голодовку. Они выдвинули ряд требований. В том числе – отменить ценз оседлости, разработать механизм защиты интересов меньшинства в парламенте с правом "вето" на законы, нарушающие права человека. Несколько суток они не выходили из здания парламента и оставались на своих рабочих местах. А днём участвовали в работе сессии. Некоторые ораторы обвиняли их в "рекламном шоу". Один из них – Иоханес Кассь заявил, что идти навстречу требованиям этих депутатов – значит наносить урон гордости эстонского народа. А в коридоре – вестибюле, где встретил меня милиционер с оружием, в знак протеста против поступка Петинова и Лебедева объявил голодовку пенсионер из Тарту Р. Кокк. Он улёгся на скамейке под миниатюрным сине-чёрно-белым флажком, прямо в пальто, и заявил, что не уйдёт отсюда, пока те двое не прекратят голодовку. Но это ещё не всё. Депутаты Кассь и Тупп также объявили себя голодающими в знак возмущения поведением Лебедева и Петинова. Они уселись в ложе и тоже не вышли из здания.

Благородное средство политической борьбы старательно превращалось в забавный парламентский спектакль. Но кое-чего русские депутаты добились. Например, отмены ценза оседлости в 25 лет при получении жилья. Когда Петинов и Лебедев прекратили голодовку, они спустились вниз, где "отдыхал" на скамейке их "альтернативщик" пенсионер Кокк, и попросили пожилого человека больше не голодать. Старик остался  очень доволен, и уехал домой.

Но тревога оставалась. Строительство баррикад очень будоражило население. Баррикады против нападающих, кто они?

После трагических событий 13 января 1991 года в литовской столице Вильнюсе мне побывать не пришлось. Туда ездили мои коллеги – военные журналисты из газеты "За Родину" Прибалтийского военного округа. Да, там у телецентра стояли танки, были стянуты войска, там погибли люди…Но военное командование ни округа, ни вильнюсского гарнизона не отдавало приказа стрелять на поражение. Была хорошо спланированная провокация. Люди погибли от пуль, выпущенных из дореволюционных винтовок Мосина. На лидера партии "Социалистический народный фронт Литвы" Альгирдаса Палецкиса подали в суд "за отрицание советской агрессии против Литвы". В эфире одной из местных радиостанций он сказал одну-единственную фразу: "И как сейчас выясняется, свои стреляли в своих". Первой жертвой был двадцатилетний офицер В. Шацкий, парламентёр-переговорщик. Ему выстрелили в спину, предательски. Он упал и больше не поднялся.

Минуло более двадцати лет. Рижские журналисты из газеты "Вести сегодня" взяли интервью у последнего первого секретаря ЦК Компартии Латвии Альфреда Рубикса,  депутата Европарламента (сейчас уже бывшего), лидера Социалистической партии Латвии. Многие называют его совестью латышского народа. Человек, который никогда не менял своих взглядов и политических принципов. За это новые власти Латвии в 1991 году на долгие шесть лет посадили его в тюрьму. Сильно подгадил тогда Горбачёв. После августовского путча, вернувшись из заточения в Форосе, он на весь телеэфир назвал имена тех, кто, по его мнению, приветствовал путч: Хусейн... Рубикс. Так запросто, походя, он публично предал одного из членов Политбюро ЦК КПСС Альфреда Петровича Рубикса. Дал сигнал, что Москва защищать Рубикса не будет.

Спустя двадцать лет, 20 января 2011 года Рубикс подвёл объективный итог пройденного. "Здравомыслящие люди понимают, что баррикады в военном отношении совершенно ничего не решали. Тракторы и прочая сельхозтехника не является даже малейшей преградой для танков, бронетранспортёров, уже не говоря об авиации. Если бы кто-то пытался штурмовать эти "бастионы", то от них бы ничего не осталось Те, кто организовывал баррикады, наверняка прекрасно понимали, что вопрос о судьбе Латвии, равно как и других союзных республик, решался не на баррикадах и вообще не в Риге. В высоких кабинетах решали, кого "отпустить из Союза", и Прибалтика в этом списке стояла первой. Но всё это уже история, которую невозможно изменить. Меня больше волнует, что происходит сегодня в Латвии и как мы дошли до жизни такой…Жителей Латвии просто обманули. Их и сейчас обманывают, рассказывая сказки про завершение кризиса и бурный экономический рост. Это очень интересно: страна идёт якобы на подъём, план по сбору налогов выполнен на 101%, а при этом закрываются школы, больницы и урезаются пособия. Страна на подъёме, а я каждый день вижу в центре Риги очереди за … бесплатной похлёбкой. 20 лет назад люди стояли на баррикадах, а сегодня – в очереди за милостыней".

Один из "высоких кабинетов" хорошо известен. Я имею в виду виллу госпожи Эмилии Беньямин в Юрмале, на улице Юрас, 13. Это туда я пыталась попасть за интервью, которого не было. Эмилии Беньямин, самой богатой женщины Латвии, газетного магната 30-х годов прошлого века, давно нет в живых. Она погибла ещё в сороковом году в одном из советских лагерей. А самый шикарный дом в центре Риги, несколько коммерческих домов, комфортабельную дачу в Майори до сих пор в народе называют её именем. Трём "мушкетёрам" Рюйтелю, Горбунову, Ландсбергису и "д"Артаньяну" Ельцину было, конечно, наплевать на Эмилию. Но всё-таки дом на берегу Рижского залива, в котором ей довелось прожить всего пару месяцев, как оказалось, она построила для них. Именно здесь эти четверо, в уютной компании, за обильным столом, принимали решение о независимости Прибалтийских республик. Именно здесь был заложен "детонатор" под Советский Союз. Очередное посещение знаменитой виллы состоялось в августе 1991 года. Ельцин приехал сразу после путча ГКЧП. И снова попал в политические объятья своих прибалтийских друзей – Горбунова, Ландсбергиса, Рюйтеля. По воспоминаниям сотрудницы Горбунова Карины Петерсоне встреча была почти домашней, "водка текла рекой". Можно представить себе насколько хорошо они посидели в тот вечер, Ельцину даже пришлось помочь подняться на второй этаж в шикарную спальню. Видимо три прибалтийских лидера старательно подталкивали его под зад, наверх: груз-то нелёгкий, втроём еле справились, ещё и нетрезвые. При этом Ельцин, путая имя с отчеством Анатолия Горбунова, повторял "крепким" голосом: – Слушай, Валерьян! Утром они долго ждали, когда Б. Н. проснётся. Он спустился в музыкальную комнату только к полудню и посулил, что Россия "безоговорочно" признает независимость Литвы, Латвии и Эстонии. Что он и сделал, подписав 24 августа 1991 года указ о таковом признании, уже будучи избранным президентом России. Он сделал это без всяких экономических, политических условий, не обговорив правовой и гражданский статусы для русского населения, составлявшего в тот момент примерно полтора миллиона(только в одной Латвии). Всё это дало почву в последующем для исторических, финансовых, территориальных и иных претензий к России со стороны Прибалтийских республик. И даже реабилитации нацистских коллаборационистов.

Но и это ещё не всё. В 2000-м году Латвийская республика наградила Ельцина за его исключительные заслуги перед дорогим ему латышским народом Орденом Трёх Звёзд первой степени. Куда уж выше! Момент, правда, был не особенно подходящий. Ещё оставался свежим инцидент с жёстким разгоном митинга русских пенсионеров, доведённых до отчаяния нищенскими условиями жизни. После чего премьер Краст вынужден был пойти на общую индексацию пенсий. Россия тогда отреагировала специальным заявлением. И все мы поняли почему Ельцин не приехал за наградой. Поняли: Россия не оставила нас в беде. Но, оказывается, это он только в тот момент вроде бы отказался. А на самом деле и не собирался отказываться.

Когда в августе 2006 года уже будучи экс-президентом Б. Н. вместе с супругой прибыли всё-таки в Ригу за "недополученной" наградой, русские общественные организации возмутились. 21 августа они распространили совместное заявление. Принятие этой награды расценивалось как очередное предательство русских жителей Латвии: " Русские общины Латвии заявляют: ответственность за то, что в Латвии по оценке специального комитета ПАСЕ от 8 ноября 2002 года после 1991 года сформировался долговременный дефицит демократии, ответственность за то, что русское население Латвии после 1991 года было политически дискриминировано и сегодня находится под угрозой насильственной ассимиляции, лежит в первую очередь на первом президенте России. Согласие Б. Н. Ельцина принять государственную награду Латвийской республики означает, что он не только в очередной раз предаёт русских жителей Латвии, но и солидаризируется с недемократической национальной политикой Латвийской Республики". Заявление подписали – Объединённый конгресс русских общин Латвии, Русская община Латвии, Русское общество в Латвии, Даугавпилсская русская община, Елгавское общество русской культуры "Вече". Но кавалер Большого креста Ордена Трёх Звёзд(Латвия), а также Ордена креста Витиса(Литва) Борис Николаевич Ельцин возможно даже и не читал этого заявления.. Он трижды расцеловался с Вайрой Вике-Фрейбергой в её президентской резиденции и произнёс благодарственную речь. Сиречь покаянную. " Да, у нас ещё остались эти советские гнилые корешки. Но мы уже меняем свой взгляд на будущее и на взаимоотношения двух стран. И вы меня извините за недоразумение, что я не приехал в прошлый раз (в 2000 году!) в Латвию".

Последний день своего последнего визита в Латвию, 22 августа 2006 года, Б. Н. с супругой провели в древнем городке под названием Цесис. Кто-то из местных жителей его спросил, признает ли когда-нибудь Россия оккупацию Латвии. Прозвучал очень странный ответ. "Россия никогда не оккупировала Латвию! Это сделал Советский Союз! Россия также была жертвой. И мы, и вы получили независимость благодаря тому, что я подписал Указ!" Это сказал человек, совершенно незнакомый с новейшей историей ХХ века. Экс-президент огромной страны. Так и не построивший свободную рыночную экономику. Скажем про него четырёхстопным ямбом:

* * *

Когда ты разбазаривал страну,

Всей подлости того не сознавая, Взял на себя тягчайшую вину, Чужие честь и совесть попирая.

Ты, ослеплённый жаждой власти, смог                    Забыть, что людям дорога Отчизна,

Что каждый камень, куст и колосок                     Впитали боль – тоску ушедших жизней.                     Здесь жертвой миллионы полегли

Не для того, чтоб алчных вепрей свора

За ныне гибнущую пядь земли                               Тебе воздала звёздами позора.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Уральский профессор Иван Плотников назвал меня в своих статьях "журналисткой Лихачёвой", а моего "героя" комиссара Свикке-Родионова старым маразматиком, жаждущим незаслуженной славы (журнал "Урал" № 9, 2003 г. и Wikipedia). Самому г-ну Плотникову было в тот момент ровно столько же лет, сколько и Я. М. Свикке во время встречи со мной в 1964 году. К тому же свои воспоминания этот "посланец Ленина" на Урал стал записывать очень давно. Известны, например, две его публикации о встречах с Лениным в начале 60-х годов в журнале "Дружба народов" и газете "Красная звезда". ("Величайший из великих" и "Вечный пример"). Да и вряд ли Иван Фёдорович Плотников имел на руках медицинскую справку о состоянии здоровья профессора Свикке по части маразматичности. Вряд ли когда-либо встречался с ним вживую. Так что пассажи господина Плотникова выглядят по меньшей мере некорректно, по большей – оскорбительно. Комиссар Свикке находился в Екатеринбурге в июле 1918 года не очень долго, меньше месяца. Он достоин некоторого уважения хотя бы за свою нелёгкую судьбу, за горячую идейную преданность, за трагическую потерю двух сыновей…

Далее. Очень странное совпадение моей фамилии с секретарём ЦК КПСС Л. Ф. Ильичёвым усмотрел историк Петр Мультатули, правнук погибшего царского повара И. Харитонова. По мнению этого правнука, Хрущёв "старался все преступления большевистского режима приписать Сталину, возможно, что на Сталина готовились свалить вину и за убийство Царской Семьи…Вполне возможно, что в этом и заключалась цель интервью, которое опубликовала Ильичева". Не хочется мне оскорблять господина Мультатули, но этот с позволения сказать "исторический вывод" – полная чушь. Я давно живу в Риге, никакого отношения к бывшему секретарю ЦК КПСС не имею. Мало ли на свете однофамильцев! А что касается "интервью", так это было вовсе не интервью, а развёрнутая статья, опубликованная сперва в "Независимой балтийской газете" в Риге, а чуть позже – в Лос-Анжелесе (еженедельник "Панорама"). Там-то, в Калифорнии, её прочитал писатель М. Хейфец. Он выпустил книгу "Цареубийство в 1918 году", где есть ссылки на мою публикацию в "Панораме". Вот у Хейфеца и "почерпнул" информацию историк Мультатули и на пустом месте нафантазировал целую политическую линию Хрущёва, Л. Ф. Ильичева, а также героя "перестройки", "агента мировой закулисы" А. Яковлева.

А теперь о большой афере с захоронением будто бы подлинных останков царской семьи. Александр Медведев, участник их "утилизации", даже в 1946 году не нашел той глубокой шахты, куда сбросили останки. "Приблизительно нашёл увал, но шахту не мог найти. Куда тут! Всё затянуло за эти годы." А в 90-е годы, через полвека, надо же, "нашли"! Да и пресловутой "записки Юровского" вовсе не было, была стенограмма его выступления от 1935 года. Стенограмма, да и то по словам А. Медведева, "этот почтенный член партии взял на себя то, чего не имел".

Так кому же была нужна эта спешка с процедурой захоронения? Спешка, спешка, спешка…С беловежскими соглашениями, с выходом Прибалтики из состава СССР, с "прихватизацией", с чеченской войной, с расстрелом парламента…Весь этот кошмар упирается в одну персону – Б. Н. Ельцина. Так он, с тупой подачи Горбачева, сублимировал своё дремучее необузданное желание доминировать, не оглядываясь на трупы…                                                    РИГА  2012г                                                                                                                                        ГОСПОДИН ЖУК ТЯНЕТ ПУСТЫШКУ