Поколения наших соотечественников коммунистическая власть приучила к мысли, что Российская Империя была отсталой в научно-техническом отношении страной. И что если бы, дескать, не их власть – то Россия никогда бы в космос первой не полетела, атомной отрасли бы не создала – и т.д., со всеми вытекающими последствиями. Поэтому о несметных народных жертвах, принесённых в советский период, предлагалось в честь этого первенства по умолчанию забыть, а гордиться тем, что мы были на некотором историческом отрезке «самые-самые». В последние годы, в связи с отсутствием в РФ самостоятельной исторически обоснованной государственной идеологии, начался некий возврат к той советской системы взглядов. И лживые сказки про «Николая кровавого» и «Россию с сохой» получили своё новое дыхание, обильно редуплицируясь, начиная от учебников для школ и ВУЗов, кончая интерактивными мегашоу в пресловутом «Ельцин-центре»…

Но если изучить вопрос на более глубоком уровне, то легко придти ровно к противоположным выводам о будущей возможной судьбе Российской Империи. Оказывается, она была подрублена международными заговорщиками не только в момент своего наиболее быстрого промышленного развития, признание чего, сквозь зубы, мы иногда и можем встретить. Интереснее иное: оказывается это был также период её наиболее быстрого научно-технического роста, причём прежде всего – как раз в узких военных областях, почему и остались эти темы в основном скрыты от глаз широкой публики. Были области, в которых мы не только не отставали от Запада, но и опережали его, о чём там, разумеется, никто не станет сегодня вспоминать.

Большевистский режим в 1920-х уничтожил или изгнал с Родины цвет научно-технической мысли, к концу 1930-х его, по большому счёту, добив. Как результат, СССР пришёл к 1941 году, с одной стороны, с полностью милитаризованной экономикой (в той степени, которой не было даже у III Рейха), а с другой – с серьёзным научно-техническим отставанием как от напавших на нас гитлеровцев, так и от наших союзников по антигитлеровской коалиции. И несмотря на колоссальные усилия, что прикладывали советские руководители для преодоления этого отставания – качество выпускаемой военной техники, а следовательно и её потери на поле боя, всю войну оставались совершенно несравнимыми по уровню как с противником, так и с союзническими образцами. Что касается послевоенного успешного технического рывка, безусловно серьёзного – надо учесть, что в немалой степени ему способствовал как взятый из поверженного Рейха весьма немалый научно-технический задел, включая живых специалистов-разработчиков (в т.ч. по атомной и ракетной сфере), так и очень успешная тогдашняя работа технических служб внешней разведки.

В Великой Отечественной некоторые наши виды войск показали свою уникальную безпомощность. Например, это касается ПВО, которые не смогли помешать немцам практически без потерь своих «Хейнкелей» уничтожить летом 1943 г. крупнейшие заводы Поволжья и тем резко уменьшить поставки военной техники на фронт в критический момент подготовки к Курской битве. А связаны подобные трагедии были, прежде всего, с научно-техническим отставанием. Хотя и организационно-управленческая часть в Союзе была из рук вон плохой... С другой стороны, и сама тактика – всё время отставала от противника, даже тогда, когда советским инженерам удавалось хотя бы сравнять технические возможности образцов военной техники. Но это отдельные истории…

В особой степени эта низкая боеспособность касалась краснознамённого флота. Надо учесть, что практически весь свой военный флот, особенно после вступления в войну США, был сосредоточен немцами против англосаксов. В Чёрном море они имели лишь лёгкие катера (флот Румынии можно вообще не считать за боевую единицу) и ни одного даже среднего корабля, в отличие от «Гебена» и «Бреслау» во времена I Мировой. Советский Балтийский флот – ими был заперт в Кронштадте, а не выход из него нашего подплава был застрахован немцами сплошными минными сетями. Т.е. реально они действовали своими ВМФ лишь на Северном флоте, на котором, как раз, не было наших крупных кораблей, только подлодки, миноносцы, лёгкие сторожевики и тральщики. По сути, действия советского флота начались лишь к осени 1944-го, когда Кригсмарине была в большой степени уничтожена союзниками.

Совершенно иную картину мы видим в противостоянии Русского флота и германского в I Мировой войне (а морская граница Империи на Балтике была много больше – плюс вся морская граница Вел. Княжества Финляндского). Русский флот не только не допустил прорыва к своему побережью германцев, но наносил им и ощутимый урон, заставив держаться от своих рубежей подальше. И не в последнюю очередь это было связано с блестящей научно-технической школой, которая была традиционна для Русского флота.

Так, например, с помощью применения пеленгования, радиоразведки и мин – 28-29 октября (по ст. ст.) 1916 г. был уничтожен целый отряд германских кораблей («Х флотилия»), пытавшихся атаковать Российское побережье Лифляндии у Ревеля. Одиннадцать кораблей ушли на задание в Финский залив из Либавы, а вернулись всего четыре. А это был цвет их флота. Возраст тех погибших новейших германских эсминцев составлял от одного до полутора лет, по боевым ТТХ они приближались к нашим «Новикам» (который, после своего появления, стал образцом для такого класса в мировом кораблестроении).

Они полезли обстреливать Балтийский порт (нынешнее туземное назв. местечка – Палдиски). Германцы ночью выпустили по порту более полутораста фугасных и шрапнельных снарядов, повредили 24 здания, погибли 10 человек, из них 8 мирных жителей. Но на минах погибли эсминцы V-72, 75, 76, S-57, 58, 59 и G-90, т.е. за одну ночь кайзер сразу потерял восьмую часть всех эсминцев, погибших за четыре года войны. Чёрный юмор в том, что добивать поврежденные эсминцы, чтобы они не попали в руки русских, немцам пришлось… своими же торпедами (см. воспоминания командира Х флотилии капитана 1-го ранга Витинга). Русские береговые посты радиоразведки до 8 часов утра перехватывали сигналы "ММ" ("Имею минную пробоину") от немецких кораблей, находившихся в районе передовой позиции. Германская флотилия перестала существовать, хотя русские не произвели в ту ночь ни одного орудийного выстрела, ни одной торпедной атаки.

Разгадка той истории – в дневнике от 16-го ноября Ивана Ивановича Ренгартена, о котором подробно речь будет ниже. Там говорится: «Андриан (так звали командующего Балтфлотом А.И. Непенина)... распорядился за умные минные постановки представить князя к награде. Миша не зря старался... и окончательно запутал их [немцев] своим планом».

(«Миша» здесь – это капитан 1-го ранга Михаил Борисович Черкасский, с 1916 г. флаг-капитан (то есть помощник начштаба) по оперативной части).

Произошло же следующее: русские радиоразведчики постоянно пеленгуя все курсы судов, проходившие по Балтике, догадались, что немцы делают то же самое для определения фарватеров минных проходов наших кораблей – и в режиме полного радиомолчания поставили минные заграждения именно там, где ранее суда свободно проходили, спровоцировав немцев начать смелую атаку по этому маршруту. Результат не заставил себя ждать. Надо сказать, что в Великую Отечественную войну – никакой подобной операции, особенно по результативности, советским морякам провести не удалось даже близко. Напротив, надводный флот на Балтике был заперт, а подплав вслепую искал себе цели, множество его погибло на минных постановках. Что же касается его профессионализма, то вот цитата из профильной работы, которая будет здесь весьма уместна:

«В германском флоте залповая стрельба тремя торпедами веером регламентировалась правилами с 1936 г. В российском флоте залповую стрельбу веером начали осваивать с 1912 г., а уже в 1914 г. разработали и приняли правила ее выполнения, несмотря на то что гироскопические приборы того времени (приборы Обри) допускали установку угла отворота торпеды с точностью [181] до 2,5°. Научились и «дробить» эти углы подворотом самой лодки. Однако октябрь 1917 г. напрочь разорвал связь времен, и выдающийся специалист минно-торпедного дела, сумевший поднять в 1924-1926 гг. уровень торпедной подготовки балтийской Бпл, увеличив число практических стрельб с каждой лодки, флагманский минер бригады Томашевич, хотя и знал об опыте Императорского флота, не стал вспоминать о нем на совещании, опасаясь получить очередной срок в Сибири, как с ним уже было в 1926-1933 гг.

Упоминавшийся на совещании гироскопический прибор примут на вооружение под названием МО-3 только в 1943 г. и с той поры робко приступят к отработке залповых стрельб веером, хотя еще в 30-х гг. можно было воспользоваться приборами и опытом Императорского флота 20-летней давности….»[1]

Если же говорить о принципиальном сравнении боевой эффективности царского и советского флотов – то нельзя забывать о том навете, который, как и в прошлом веке, очень активно поддерживается в РФ и сегодня. Это касается позора Цусимы. Да, несомненно, это самая болезненная страница в истории русского боевого флота. Стараниями западной и нашей либеральной прессы – само имя Цусимы стало абсолютно нарицательным, как символ полного и постыдного поражения. 5 тыс. погибших русских моряков – это страшная и горькая плата (хотя в том же Ютландском бою 1916 г. – англичане потеряли почти 7 тыс. моряков, а немцы – лишь 3, что, впрочем, ничуть не мешает бриттам считать себя победителями до сих пор). Но… давайте безстрастно сравним Цусиму с краснознамённым флотом РККА. Тогда, в 1905-1905 гг., 2-ая Тихоокеанская эскадра – фактически совершила кругосветное путешествие. На кораблях, добавим, к этому вовсе не предназначенных. Японский флот не был никаким японским: это были новейшие броненосцы и крейсера британской, итальянской, французской, американской и даже германской постройки, построенные на кредиты, данные амер. банкирами конкретно против России. Их корабли спешно скуплены англосаксами для японцев по всему миру, аж до Аргентины и Чили включительно. Далее, все (!) крупные японские суда, участвовавшие в бою – получили попадания, имели убитых и раненых. Если учесть, что они имели только признанных от 7-8 до 20 попаданий («Микаса» – 40!), то можно себе представить их состояние после боя и реальные потери. Ведь известно, что японцы всегда исключительно лгали о своих реальных потерях, т.е. мы и сегодня знаем об их потерях в Цусиму лишь по тогдашнему отчёту адм. Того. Конкретно о бое: тут был, конечно, целый ряд русских ошибок и, просто, поразительного невезения, от перегрузки углём, до неверного распределения целеуказания стрельбы с флагмана и, что поразительнее всего, несрабатывания ВВ в русских снарядах (хотя, как потом показал подсчёт – попаданий наших по японским кораблям было почти в полтора раза больше, чем их по нашим). Но история не имеет сослагательного наклонения. Русский флот потерпел страшное поражение.

А.М. Щастный на борту «Кречета» во время Ледового похода из Ревеля весной 1918-го.

А с чем сравнить этот дальний поход с успехами флота СССР? Возьмём, для примера, всего один эпизод августа 1941 – увод Балтфлота из Ревеля в Кронштадт. Если говорить о разстоянии прошедшей 2-ой Тихоокеанской эскадрой и данным походом Балтфлота РККА, то дистанция от Ревеля до С-Пб – это просто поход по малой нужде во двор, простите за грубость. Каковы были результаты этого «похода»? Потери составили более 60 (!!) вымпелов, из них почти 20 – боевые корабли, столько же транспортов, и ещё больше вспомогательных судов. Гибли как на своих минах, так и на немецких, от немецких бомб и торпед, их дальней береговой артиллерии. Потерь с немецкой стороны практически не было вообще (3 самолёта?). А потери РККА? Они были более 22 тыс. человек только списочного состава Балтфлота, т.е. не считая эвакуируемых гражданских и сухопутных войск на погибших транспортах. Т.е. только моряков – погибло в 4,5 раза больше, чем в Цусиму!..

Так какой флот в итоге более боеспособен – русский или советский? Обратим внимание: если адм. Рождественский и Небогатов были преданы Государем суду после Цусимы, то тот же вице-адм. Трибуц, устроивший в 1941 этот бездарный «таллинский переход» и бросивший суда конвоя (удрав на скоростном крейсере «Киров» итальянской постройки) даже не понижен в звании, и далее от Сталина получает только награды…

Итак, если во II Мировую войну мы выпрашивали у англичан радиопеленгаторы (которые они поставили более 250 ед.), то в I Мировую – мы не только сами создаём свою уникальную технику, но наоборот – делимся с британцами полученными кодами немцев, помогаем им бороться с кайзеровским флотом. Почувствуйте разницу…

Т.ч. представления о том, что Российская Империя, не случись предательства февраля-октября, не полетела бы первая в космос, не создала бы ядерной промышленности и своей передовой электроники – относятся не к области развития науки, а исключительно к религиозной вере в большевистскую идеологию.

В приводимой далее статье разсказывается о постановке дела морской радиолокационной разведки на Балтике в 1914-1916 гг. Единственно, что сюда добавим в заключение: кратко опишем судьбы офицеров упомянутых в статье, кто создавал военно-научный потенциал Империи, и продемонстрируем – как с ними обошлись «освободители народа»…

*   *   *   *

Могила вице-адмирала Адриана Ивановича Непенина (1871-1917) на православном кладбище в Гельсингфорсе (Хельсинки)

Вице-адмирал Андриан Иванович Непенин, основатель военно-морской разведки и связи на Балтийском флоте, командующий Балтфлотом с лета 1916, 4 марта 1917 года убит в Гельсингфорсе «неизвестными лицами». «…ему выстрелили в спину. И он упал. Тотчас же к телу бросился штатский и стал шарить в карманах. В толпе раздался крик «шпион!»…» - так вспоминал позже о смерти адмирала штабс-капитан Корпуса гидрографов Н.М. Таранцев, наблюдавший за его убийством. Если учесть, что финских сепаратистов готовили немцы, и проводили с их помощью на русской территории шпионаж – можно не сомневаться в том, что убийство не обошлось без германской агентуры, закамуфлированным под «гнев народа». Немцы знали о роли адмирала в организации разведки, поэтому не удивительно, что он был в числе первых, кому приготовили «революционный суд».

*   *   *   *

Князь Михаил Борисович Черкасский, русский морской офицер, Флаг-Капитан по оперативной части (1915-1917), автор плана минных постановок, уничтоживших германскую «Х флотилию», контр-адмирал (лето 1917). Начальник Штаба Командующего флотом Балтийского моря (до 1918). Разстрелян то ли самостийниками, то ли большевиками в конце 1918 – нач. 1919 г.

*   *   *   *

Алексей Михайлович Щастный, капитан 1-го ранга. После прихода к власти большевиков остался на своём посту. С января 1918 года – 1-й помощник начальника военного отдела Центробалта. Фактически командовал Балтийским флотом (комфлота) с марта по май 1918, в феврале 1918 года руководил перебазированием кораблей флота, находившихся в Ревеле, в Гельсингфорс, что спасло их от захвата немецкими войсками («Ледовый поход Балтфлота», февраль-май 1918). Последние корабли покинули Ревель 25 февраля 1918 года – в день, когда в город вошли немцы. Также без потерь, в суровых льдах, флот был далее приведён из Финляндии (ставшей союзником немцев после «Брестского мира») в Кронштадт. Троцкий с Лениным хотели передать флот немцам, подвиг Щастного полностью нарушил эти планы. И хотя смертная казнь в Советской республике была торжественно отменена – по требованию Троцкого 22 июня 1918 г. Алексей Щастный был разстрелян. Это был первый «официальный» смертный приговор в Совдепии.

*   *   *   *

Иван Иванович Ренгартен после спасения Балтфлота в апреле 1918 немедленно уволен большевиками в отставку, в январе 1920 умер в голодном Петрограде от сыпного тифа…

Предисловие редакции, А. Махотин

Радиоразведка русского императорского флота на Балтийском море: история создания

Тема русской радиоразведки присутствует в большинстве работ, посвященных боевым действиям на Балтийском море в период первой мировой войны. И это неудивительно – радиоразведка Балтийского флота стала настоящей легендой еще при жизни ее творцов и непосредственных участников описываемых событий. Этот ореол легендарности она сохранила и доныне, так, к сожалению, и, не став за

Контр-адмирал А.И. Непенин на мостике «Севастополя»

прошедшие годы предметом серьезного военно-исторического исследования.

Не претендуя в данной статье на подробное и всестороннее освещение темы радиоразведки Балтийского флота, хотелось бы, в первую очередь, остановиться на истории ее зарождения и некоторых вопросах организационного оформления, в освещении которых современными авторами допускаются, как правило, наиболее существенные ошибки.

Необходимо сразу подчеркнуть, что Русский флот, вступая в первую мировую войну, не имел в штабах командующих морскими силами Балтийского и Черного морей разведывательных органов в привычном для современного военного человека понимании. Их формирование и становление, как в организационном, так и в профессиональном плане происходило уже на фоне начавшихся боевых действий, и в окончательном виде стало в значительной мере результатом служебной инициативы и творчества вовлеченных в этот процесс офицеров. В полной мере это справедливо и в отношении радиоразведки. При отсутствии на флоте координирующего разведоргана, зарождение ее объективно происходило внутри флотских структур, имевших на вооружении средства радиосвязи (а именно – радиоприемные устройства) и отвечавших за их боевое применение.

И здесь важно отметить, что в Русском флоте до 1917 года вопросы радиосвязи не были организационно объединены под единым руководством, а находились в ведении разных начальников [2]:

средствами корабельной радиосвязи заведовали судовые минные специалисты, а общее руководство корабельной радиосвязью осуществлял 2-й (радиотелеграфный) флагманский минный офицер штаба Командующего флотом;

береговые радиостанции флота входили в состав Службы связи флота, которую возглавлял Начальник Службы связи.

Накануне войны эти должности на Балтийском флоте занимали, соответственно, старший лейтенант Иван Иванович Ренгартен и капитан 1 ранга Адриан Иванович Непенин. Каждый из этих людей достоин отдельного рассказа, однако, здесь следует подчеркнуть следующее: И.И. Ренгартен являлся признанным на флоте авторитетом в вопросах радио, одинаково хорошо разбиравшимся, как в технических, так и тактических аспектах применения средств радиосвязи на флоте. Что же касается А.И. Непенина, то последний, обладая прекрасными организаторскими способностями, умением подобрать нужных людей и нацелить их на выполнение новых задач, сам не имел никакой специальной подготовки в вопросах радио. Более того, документы свидетельствуют, что между Ренгартеном и Непениным существовало устное соглашение, по которому за Ренгартеном закреплялось общее руководство вопросами применения средств радиосвязи на флоте, включая и те вопросы, за которые отвечала Служба связи. Поэтому, неудивительно, что первые шаги в области радиоразведки на Балтийском флоте были инициированы в штабе флота, а не в Службе связи, и исходили они от 2-го (радиотелеграфного) флагманского минного офицера штаба Командующего флотом.

В прямой постановке вопрос об организации систематической радиоразведки на Балтийском театре был поднят еще предшественником И.И. Ренгартена на посту флагманского радиотелеграфного офицера старшим лейтенантом А.М. Щастным, который, в частности, писал в Отчете по радиотелеграфной части Морских сил Балтийского моря за 1911 год: «Опыт плавания последних лет выдвигает … требование … иметь в Балтийском море нескольких телеграфистов, знающих языки наших соседей и вероятных противников на западной границе.

В настоящее время центральные береговые радиостанции соседних западных государств оборудованы мощными отправительными радиостанциями, и наши приемники, несмотря на значительные расстояния, свободно получают знаки Морзе, дающие сочетания иностранных слов. Например, установлен прием радиотелеграмм, отправляемых береговыми радиостанциями Германии и Парижа. Береговые радиостанции Финляндского побережья свободно улавливают радиотелеграммы, идущие от берегов Швеции…

Поэтому в целях, подготовительных к военному времени, флоту нужно разбираться в характере таких радиограмм, разбирать в телефон – на каком языке и с каких радиостанций идет передача. Ведя таким радиотелеграммам некоторый учет, будет весьма важным выяснить манеру радиотелеграфирования, порядок сношений частей флота между собой и условия пользования радиотелеграфом тех иностранных государств, электромагнитные волны которых улавливают наши приемники.

Нужно считать, что радиотелеграф является достоверным агентом, непрерывно осведомляющим нас обо всех радиотелеграфных распоряжениях, делающихся в водах соседей, и наши телефонные приемники могут следить за каждым случаем пользования ими этого рода связью».

В документе было отмечено, что для начала «общая потребность Балтийского флота в таких телеграфистах определяется не менее 10 человек». Примечательно, что А.М. Щастный счел целесообразным сразу включить в документ следующий пункт: «За знание телеграфистами иностранных языков и умение на них вести обмен радиотелеграмм нужно установить добавочное содержание, увеличивающееся для тех телеграфистов, которые остаются на сверхсрочную службу».

Важно подчеркнуть, что развитие военно-политической обстановки в Европе уже задолго до лета 1914 года позволяло руководству Морского ведомства рассматривать Германию, и ее флот в качестве основного противника в назревавшем европейском конфликте. Это, в свою очередь, дало возможность командованию русского флота заблаговременно уточнить задачи и объекты радиоразведки, сделать подготовку к предстоящему противоборству в радиоэфире более конкретной, более адресной. Уже зимой 1911-1912 годов штабом Балтийского флота было организовано наблюдение за работой корабельных и береговых германских радиостанций с привлечением кораблей, зимующих в Либаве (Порте императора Александра III). Результаты наблюдений представлялись в штаб флота ежемесячно.

В июне 1912 года флагманским радиотелеграфным офицером И.И. Ренгартеном была выдвинута идея проведения специального разведывательного похода в районы боевой подготовки германского флота для сбора сведений об организации радиосвязи и технических характеристиках радиосредств германских кораблей. Для решения этой задачи был выбран крейсер «Богатырь», причем специально для него по проекту И.И. Ренгартена был разработан и изготовлен широкодиапазонный разведывательный приемник, который в целях секретности предполагалось установить отдельно от остальной радиоаппаратуры в кормовой рубке крейсера. Особое внимание также было обращено на маскировку приемной антенны, чтобы скрыть признаки наличия на корабле дополнительной радиоаппаратуры. По ряду причин этот разведывательный поход не состоялся, однако, определенная информация о радиосвязи германского флота была собрана во время заграничных плаваний русской эскадры в ходе кампаний 1912 и 1913 годов, в которых на всех кораблях по приказанию Командующего было организовано наблюдение за работой иностранных радиостанций [3].

Ведение радиоразведки отрабатывалось на Балтийском флоте и в ходе мероприятий боевой подготовки. Как свидетельствуют документы, на маневрах флота в 1912-1914 гг. разворачивалась полномасштабная «война в эфире», в ходе которой противоборствующие стороны практически без ограничений применяли радиосредства как для получения информации о «противнике», так и для создания радиопомех. Безусловного внимания заслуживает также направленность зимних занятий с корабельными радиотелеграфистами, которые проводились на кораблях эскадры Балтийского моря по распоряжению штаба флота в 1913 и 1914 годах. Пунктом первым в плане занятий, утвержденном командующим флотом адмиралом Н.О. Эссеном, были определены «тренировки нижних чинов телеграфистов в приеме иностранных радио» [3].

Таким образом, документы свидетельствуют, что на Балтийском флоте еще до начала первой мировой войны осуществлялась подготовка к ведению радиоразведки в военное время, и проводились определенные мероприятия по сбору сведений о радиосвязи иностранных государств. Эта работа проводилась под руководством штаба флота с привлечением в первую очередь корабельных специалистов.

Капитан 1 ранга Алексей Щастный

Вопрос обеспечения разведывательной информацией командования флота особенно остро встал в период сараевского кризиса летом 1914 года. Отсутствие четко налаженного оперативного информирования командующего флотом и его штаба о военно-политической обстановке со стороны Морского Генерального Штаба (МГШ) существенно осложняло деятельность командования Балтийским флотом. В этих условиях особенно рельефно проявились достоинства радиоразведки и, прежде всего, ее оперативность. Именно благодаря радиоразведке командование флота получило первую информацию об убийстве австрийского наследника. Агентская радиограмма с сообщением о сараевских событиях была принята в ночь с 15 на 16 июня 1914 года радиотелеграфистами крейсера «Паллада», о чем начальник штаба немедленно донес телеграммой командующему флотом.

Примечательно, что именно эта телеграмма дала толчок к началу ведения радиоразведки в Службе связи Балтийского флота. Пройдя при передаче через центральную станцию Южного района, она по принятой в Службе связи организации была в копии доложена ее начальнику – капитану 1 ранга А.И. Непенину. Реакция Непенина была быстрой. В тот же день он отправил телеграмму начальнику Южного района: «Обращаю внимание на проходящую [телеграмму] от начальника штаба командующего флотом за № 118. Предписываю на будущее время на радиостанциях Гапсаль, Либава и Энгсэ во время передачи агентских телеграмм на свободном приемнике находиться старшине или опытному телеграфисту специально для приема агентских телеграмм». А 30 июня 1914 года появился известный (по целому ряду публикаций) приказ начальника Службы связи № 390, которым назначалось суточное дежурство радиостанций по специальному расписанию «для подслушивания телеграмм агентских и иностранных радиостанций, особливо военных»[2]. Принятые радиограммы предписывалось представлять начальнику Службы связи по воскресеньям. Особо важные надлежало докладывать немедленно в три адреса: начальнику Службы связи, начальнику штаба и командующему флотом. Анализ архивных документов показывает, что регулярный прием сообщений иностранных телеграфных агентств, организованный в июне-июле 1914 года на кораблях и береговых радиостанциях, позволил командованию Балтийского флота оперативно получать необходимую информацию о развитии военно-политической обстановки в Европе.

Буквально в самом начале войны командованием Балтийского флота было принято решение об установке в Кильконде на о. Эзель первого разведывательного радиопеленгатора (РРП). Идею этого РРП предложил И.И. Ренгартен, им же была разработана и его конструкция. Береговой РРП системы Ренгартена имел антенну зонтичного типа, состоящую из 16 или 32 лучей-радиусов, ориентированных на местности согласно компасным румбам, почему иногда именовался «компасной радиостанцией» или «радиостанцией компасного типа» [4] (позднее был разработан также вариант на 64 R).

Радиопеленгатор в Кильконде (на 16 R) начал решать радиоразведывательные задачи 8 сентября 1914 года. Уже 12 октября приступил к работе второй РРП – в Гангэ, на северном побережье Финского залива, а 12 ноября – третий – у маяка Верхний Дагерорт, на о. Даго (оба РРП – на 32R). Позднее были установлены РРП в районе Виндавы, в Гапсале и в других местах Балтийского побережья. Важно отметить, что И.И. Ренгартен уже тогда обращал внимание на необходимость объединения РРП в единую сеть и организацию синхронного радиопеленгования, однако отсутствие надежных линий проводной связи между постами не позволили осенью 1914 года реализовать эту идею в полном объеме.

Особую роль в активизации радиоразведки на Балтийском флоте сыграла история с захватом германского крейсера «Магдебург», потерпевшего в ночь на 13 августа 1914 года навигационную аварию у о. Оденсхольм в устье Финского залива[3]. При захвате крейсера в руки русских моряков попали ценнейшие документы по радиосвязи германского флота, которые значительно упростили обработку радиоразведывательных материалов (РРМ). Достоянием наших радиоразведчиков стали два экземпляра «Сигнальной книги германского флота» (Signalbuh Kaiserlishen Marine), секретные карты квадратов Балтийского моря (Quadratkarte), радиотелеграфные журналы крейсера и ряд других важных документов [2].

Следует однако отметить, что это были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились балтийские радиоразведчики. Еще до начала войны в штаб Балтийского флота был передан германский сигнальный код для кораблей разведочной службы (Aufklarungssignaltafel), полученный по линии Особого делопроизводства (тайной разведки – авт.) МГШ. В короткий срок И.И. Ренгартен выполнил перевод этого документа, что позволило ему уже тогда составить определенные представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Поэтому, все «богатство» «Магдебурга», безусловно, попало в подготовленные руки. Ренгартен достаточно быстро разобрался во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных, методике составления радиограмм.

Как известно, «Сигнальная книга германского флота» представляла собой трехбуквенный алфавитный словарный код. Для передачи особо важной информации, радиограммы, составленные по «Сигнальной книге», дополнительно «закрывались» шифром простой замены, и уже в таком виде передавались в эфир. В первые месяцы войны открытые (то есть без перешифровки) радиограммы составляли значительную часть германского радиообмена. Наличие в штабе флота «Сигнальной книги» позволило русскому командованию легко получить доступ к их содержанию. Разбор и обработку РРМ, как правило, производил сам И.И. Ренгартен. Имеются сведения, что разбором перехваченных радиограмм, с учетом новизны и важности этого дела, интересовался и лично командующий флотом. В дневнике адмирала Н.О. Эссена имеется, например, такая запись за 6 ноября 1914 года: «Разбирал германские телеграммы от 4 ноября и нашел одну незашифрованную, в которой указывалось на квадрат, в котором полудивизион [особого назначения] поставил мины заграждения (на параллели Мемеля) и было сочетание: «требуется немедленная помощь». Из разобранных позывных: «Аугсбург» и «Фридрих Карл» – по-видимому, дело идет о последнем». (Спустя некоторое время были получены дополнительные сведения, подтвердившие гибель германского броненосного крейсера «Фридрих Карл» на указанном минном заграждении).

Рассматривая в целом развитие радиоразведки на Балтийском флоте от начала войны до конца 1914 года, необходимо признать, что все усилия в данной области были в этот период сосредоточены в штабе флота под общими руководством И.И. Ренгартена. К середине ноября И.И. Ренгартен разработал «Правила донесений о радиотелеграфировании неприятеля» для береговых радио- и радиопеленгаторных станций. В документе, в частности, указывалось, что «все береговые радиостанции должны записывать принимаемые ими иностранные радио, как бы отрывочно они не принимались. Содержание таких радио должно быть через центральные станции представлено в Штаб Командующего флотом в возможно короткий срок». Результаты обработки РРМ, поступавших в штаб флота, И.И. Ренгартен обобщал в радиоразведывательных сводках, которые он составлял собственноручно примерно раз в две недели (в основном для внутреннего пользования).

Что же касается А.И. Непенина, то он еще 13 июля 1914 года был назначен начальником обороны Приморского фронта морской крепости Императора Петра Великого (с оставлением в должности начальника Службы связи). Сосредоточив все усилия на этом новом, ответственном направлении работы, он временно (до весны 1915 года) отошел от руководства специальной деятельностью Службы связи, поручив это своему помощнику капитану 2 ранга М.П. Давыдову, которому приказом от 18 августа было предписано вступить в исполнение обязанностей начальника Службы связи.

Внимательное изучение черновых документов и рабочих тетрадей И.И. Ренгартена позволяет получить ряд важных дополнительных сведений о деятельности русской радиоразведки осенью 1914 года. Так, есть все основания утверждать, что уже в первых числах октября в штабе флота были найдены подходы к раскрытию действующих германских шифров, а во второй половине ноября полностью дешифрован общий шифр «гамма-альфа», введенный 7 октября 1914 года, что позволило успешно снять перешифровку и начать читать значительную часть шифрпереписки германского флота. Одновременно был раскрыт старый вариант этого шифра, действовавший до 7 октября 1914 года, благодаря чему были прочитаны также и многие ранее принятые радиограммы.

Расширение возможностей радиоразведки Балтийского флота по добыванию ценной разведывательной информации привело И.И. Ренгартена к решению инициировать вопрос о создании особой береговой радиостанции, которая бы специализировалась исключительно на задачах радиоразведки и, в первую очередь, на задачах шифрперехвата. Идея получила поддержку командующего флотом и руководства Морского Генерального штаба.

На основании доклада МГШ, в феврале 1915 года Морским министром было принято решение об организации в составе Южного района Службы связи Балтийского моря радиостанции особого назначения (РОН), на которую возлагалась задача ведения шифрперехвата, и где было намерено сосредоточить всю дешифровальную работу по германскому флоту. По штату на РОН полагалось иметь трех офицеров (начальника радиостанции, 2 помощников) и 50 нижних чинов. Примечательно, что начальник РОН ввиду особых условий был приравнен в правах и денежном содержании к начальнику района Службы связи, а его помощники – к начальникам постов.

Весной 1915 года такая радиостанция была организована. Ее разместили в безлюдном месте на южном побережье Финского залива в районе мыса Шпитгамн. Приказом командующего флотом № 308 от 19 марта 1915 года, начальником РОН был назначен старший лейтенант П.А. Колокольцов. Позднее, в июле 1915 года ПА. Колокольцова на посту начальника РОН сменил старший лейтенант В.П. Пржиленцкий, который и исполнял эту должность вплоть до упразднения РОН в 1917 году. Количество помощников (дежурных офицеров) уже в марте было увеличено по сравнению со штатной численностью на 2 офицера: в течение февраля – апреля 1915 года на радиостанцию были назначены лейтенант Д.П. Измалков, мичманы В.И. Марков, О.О. Проффен и прапорщик по механической части

Вице-адмирал А.И. Непенин

И.М. Ямченко.

По оценке специалистов в области радиоразведки, РОН успешно решила все поставленные перед ней задачи и в полной мере оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Следует особо отметить, что в работе дешифровального бюро РОН, наряду с флотскими специалистами, участвовали также сотрудники Министерства иностранных дел (МИД). В июле 1915 года на Шпитгамн были назначены надворный советник Ю. Павлович и коллежский регистратор Б. Орлов. А в начале 1916 года, когда возникли первые серьезные проблемы с дешифровкой германских радиограмм, вызванные введением противником новых, более стойких шифров, а затем и новой сигнальной книги, сюда был специально командирован один из ведущих криптологов МИД, сотрудник цифирного отделения статский советник Э. Феттерлейн, оказавший личному составу РОН неоценимую помощь. Балтийские радиоразведчики также наладили и в течение всей войны поддерживали тесный и весьма плодотворный контакт со своими английскими коллегами, обмениваясь самой конфиденциальной информацией по вопросам радиоразведки и криптоанализа. Архивные документы позволяют говорить о наличии подобных контактов и со специалистами французской дешифровальной службы. Важно также отметить, что командование флота всячески стремилось сохранить в тайне работу РОН и ее дешифровального бюро. Все, связанное с шифрперехватом, легендировалось под агентурный источник и в служебной переписке обозначалось «Агентурно Х». В разведывательных сводках, представляемых в МГШ и в штаб Главнокомандующего, сведения, полученные в результате обработки РРМ, также обезличивались и сообщались под пунктом «Агентурно Б»[4].

К началу кампании 1915 года радиоразведка Балтийского флота представляла собой уже достаточно хорошо функционирующий организм. Накопленный за первые месяцы войны опыт позволял балтийским радиоразведчикам сравнительно легко справляться с такими действиями германского командования по защите своей радиосвязи, как периодическая смена шифров и радиопозывных. Так, например, введенный в употребление 8 марта 1915 года новый шифр «гамма-альфа» был раскрыт уже через два дня, причем независимо друг от друга специалистами флота и МГШ.

Большую роль в повышении эффективности радиоразведки сыграло создание в структуре штаба флота разведывательного отделения, во главе которого был поставлен флагманский радиотелеграфный офицер И.И. Ренгартен. Вместе с тем, значительно возросшие по сравнению с 1914 года объемы добываемых РРМ потребовали уже весной 1915 года учреждения специальной структуры, которая осуществляла бы их обработку. Условия походного штаба, в которых функционировало разведывательное отделение во главе с И.И. Ренгартеном, объективно не позволяли решать эту задачу на требуемом уровне, затрудняли ведение и анализ разведывательной и радиоразведывательной обстановки (РО и РРО). Поэтому неудивительно, что когда в мае 1915 года приказом командующего флотом было образовано временное оперативное отделение при начальнике Службы связи, на него, среди прочего, были возложены также и задачи по обработке РРМ и ведению РО. В составе оперативного отделения было предусмотрено 4 должности штаб-офицеров, а к осени их число было увеличено до шести. Согласно распределению обязанностей, утвержденному 10 октября 1915 года, часть офицеров в прямой постановке отвечала за вопросы радиоразведки.

Следует сразу отметить, что создание временного оперативного отделения при начальнике Службы связи с возложением на него разведывательных задач позволило существенно улучшить качество разведывательного обеспечения действий сил флота, однако, наряду с этим, заложило предпосылки к развитию в будущем определенных негативных процессов, связанных с формированием на Балтийском флоте двух разведывательных центров, дублирующих друг друга по широкому кругу вопросов. По свидетельству современников, избежать возможных в этом плане осложнений удалось в значительной мере благодаря хорошим служебным отношениям А.И. Непенина и И.И. Ренгартена, а также – высокому авторитету последнего как в штабе флота, так и среди всех лиц, непосредственно имевших отношение к ведению радиоразведки.

В течение лета – осени 1915 года на Балтийском флоте был принят целый ряд важных документов, касающихся радиоразведки: «Инструкция радиостанции особого назначения», «Наставление для телеграфистов радиостанции особого назначения», «Инструкции радиопеленгаторам» и др. (Автором большинства названных документов был И.И. Ренгартен). В этот же период, исходя из потребностей практики, сложилась вполне эффективная система информационной работы, была отработана структура разведывательных сводок, определены наиболее целесообразные формы и порядок доведения разведывательной информации до потребителей.

Успешному ведению радиоразведки способствовало совершенствование ее технических средств. В течение 1914-1915 годов в русском флоте были разработаны и испытаны береговые РРП новых типов: с вращающейся антенной в виде рамки и с гониометрической антенной (системы Беллини и Този), которые обеспечивали более высокую точность пеленгования по сравнению с РРП системы И.И. Ренгартена. В конце 1915 – начале 1916 годов РРП данных типов стали поступать на вооружение русского флота, заменив постепенно установленные ранее РРП «компасного типа». В начале 1916 года на Балтийском флоте действовало 8 береговых РРП, в основном новых типов.

В конце 1915 года на вооружение флота был принят корабельный РРП (известный специалистам по истории радиотехники как «радиопеленгатор системы Киреенко») [4]. Отметим, что еще в сентябре 1914 года И.И. Ренгартен предпринял попытку создания корабельного РРП, однако успешному завершению этих работ помешала его служебная загруженность. Проект нового РРП был предложен офицером МГШ П.Е. Стоговым, взявшим за основу созданный на заводе РОБТиТ (Российского Общества Безпроволочных Телеграфов и Телефонов) перевозной РРП, смонтированный на легковой автомашине. Антенна корабельного РРП представляла собой рамку из трех витков антенного провода, натянутых между мачтами в диаметральной плоскости корабля. Определение пеленга осуществлялось при циркуляции корабля по минимуму сигнала. Испытания РРП прошли осенью 1915 года в районе Севастополя под руководством лейтенанта Н.Е. Киреенко и дали положительный результат. Уже в декабре 1915 года МГШ заказал 9 корабельных РРП (4 – для ЧФ, 5 – для БФ). Одновременно командованием Балтийского флота было принято решение об установке РРП на эскадренные миноносцы (ЭМ) типа «Победитель», а также на сторожевые корабли, предназначенные для борьбы с подводными лодками. Разработка проекта была поручена Н.Е. Киреенко, который выполнил «привязку» испытанного на Черном море РРП к указанным типам кораблей. К середине апреля 1916 года были готовы 5 РРП: первые три из них установили на ЭМ «Новик», «Победитель» и «Забияка». При испытаниях РРП на ЭМ «Забияка» выяснилась возможность упростить конструкцию антенны пеленгатора (в дальнейшем на ЭМ устанавливали рамку из одного витка антенного провода).

Таким образом, в течение первого года войны на Балтийском флоте, наряду с решением радиоразведкой боевых задач, происходил непрерывный поиск и совершенствование ее организационных форм, разрабатывались руководящие документы по ее организации и ведению, создавалась необходимая техническая база. Завершение формирования радиоразведки Балтийского флота в том виде, в каком она известна нам сейчас по свидетельствам современников [5] и непосредственных участников описываемых событий [6], следует считать состоявшимся к концу 1915 года. При этом, в течение лета-осени 1915 года происходило постепенное перераспределение функций в области радиоразведки, и возрастание роли Службы связи в решении ее задач. Одновременно происходило и возрастание роли начальника Службы связи контр-адмирала А.И. Непенина, который, вернувшись в этот период к руководству оперативной стороной деятельности службы, основное внимание сосредоточил на вопросах обработки разведывательных материалов и на информационной работе, доведя их к 1916 году до высокого уровня оперативности, четкости и наглядности, что, безусловно, способствовало повышению авторитета радиоразведки среди командного состава флота.

Авторы: М.А. Партала, Д.Н. Симонов / в рамках совместного проекта с журналом «Защита информации. Инсайд» /

Литература:

РГА ВМФ. Ф. 479. Оп. 1. Д. 73. Оп. 2. Д. 772. Ф. 757. Оп. 1. Д. 37. Ф. р-29. Оп. 1. Д. 199.

Биккенин Р.Р., Глущенко А.А., Партала М.А. Очерки о связистах Российского флота / Под ред. Ю.М. Кононова. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1998. 360 с.

Радиоэлектронная борьба в Военно-Морском Флоте. От Порт-Артура до наших дней. М.: «Оружие и технологии», 2004. 244 с.

Партала М.А., Трибельский Д.Л. Первые разведывательные радиопеленгаторы в русском флоте/ В кн.: 54-я научно-техническая конференция (посвященная Дню Радио): Тезисы докладов. СПб.: НТОРЭС им. А.С. Попова, 1999. с. 81-82.

Дудоров Б.П. Адмирал Непенин. СПб.: «Облик», «Вита»; 1993. 280 с. (Русское военно-морское зарубежье. Вып. 2).

Сакович А. Радиоразведка на Балтийском театре в войну 1914-18 г.г. // Морской сборник. 1931. № 12. с. 46-62.

[1] Ковалёв Е.А. Короли подплава в море червонных валетов. Гл. 7.

[2] В большинстве известных работ по истории Службы связи Балтийского флота обстоятельства появления этого приказа излагаются неточно. Следствием этого являются ошибки в оценках его значения для истории радиоразведки флота.

[3] Некоторые авторы склонны рассматривать события 13 августа 1914 года, как дату рождения радиоразведки. Как видно из материалов данной статьи, такая трактовка событий не имеет под собой серьезных оснований.

[4] Например, сведения, полученные по каналам Особого делопроизводства МГШ, обозначались в сводках «Агентурно А». Под пунктом «Агентурно Б» приводились «…прочие сведения, преимущественно сообщаемые английской разведкой».