Человеку современного биологического вида около 40 тыс. лет. Из них более семи тысяч лет человек живет в городе. Знаменитый Иерихон, древнейшие городские поселения на Кипре и в южной части Малой Азии ученые относят к шестому тысячелетию до Рождества Христова. Везде, от Центральной Африки до доколумбовой Америки, от Двуречья до Южного Урала, независимо друг от друга неизбежно возникали города, как только общество перерастало родоплеменной уклад и появлялись зачатки государственности.
Как только человек переступает границу первобытности, его жизнь связана с городом.
Конечно, до XX века в любом народе, в любой стране большая часть населения жила в деревне. Но всюду именно город был сосредоточения элиты, лучших людей. В городе формируется элита концептуальная и культурная - духовенство, интеллектуалы, художники; элита политическая и военная - аристократия и высшая администрация, элита производительная - наиболее квалифицированные ремесленники и купечество. Исторически город был стержнем, вокруг которого формировалась общественная структура, хотя всегда и везде город был продолжением традиционной системы обитания своего народа, из которой он вырастал как наивысшая форма развития.
У каждого народа свой город. Мы хорошо знаем западный город и мусульманский, весьма неплохо – античный город. По историческим источникам мы и Вавилон недурно себе представляем. А был ли русский город? Каким он был в домонгольский, допетровский периоды? Как выглядел типичный русский город до начала XX века? Наконец, что произошло с русским городом, как и со всем русским этносом, в XX веке, и каковы пути возрождения, регенерации русского города, образующего сегодня среду повседневной жизни большинства русских людей?
I. Традиционный русский город
1.1. Город - это наше все
За исключением периодов крайнего упадка городов, когда они выживали лишь благодаря своим религиозным, культовым функциям, города всегда были не только "культурными центрами", не только основными потребителями культуры, но и ее основными производителями. И вовсе не только создателями произведений искусства, центрами художественной жизни. Ведь культура - это все, что не природа. Нередко города определяли даже развитие сельского хозяйства. Иерихон был цветущим оазисом. Древнейшие арийские города Ш тысячелетия до Р.Х., теперь нам известные, - такие, как Аркаим в нынешней Челябинской области, были центрами не только бронзовой металлургии, но и коневодства. Древнегреческий полис, утопая в зелени виноградников, был еще и окружен оливковыми рощами.
Город, от Иерихона до Аркаима, возникал в первую очередь как культурный центр, центр духовной культуры, затем - центр материальной культуры, высокопрофессионального ремесла и художества, который естественно становился административно-политическим центром. Религиозное святилище требовало поселения в городе священнослужителей и художников, создающих предметы религиозного культа. К ним присоединялись ремесленники, производившие потребительские товары. Потребность в продуктах питания приводила к возникновению рынка, где происходил обмен продукцией ремесла и сельскою хозяйства. Для защиты святилища и связанного с ним поселения от "лихих людей" приглашали князя с дружиной, который обычно становился главой не только вооруженных сил, но часто и главой исполнительной власти, а иногда - и главой судебной власти. Для усиления обороноспособности, обеспечения от внезапных набегов неприятеля появлялись укрепления. Само слово "город" на Руси означает укрепление, оборонительную ограду и то, что внутри нее, "огороженное" место.
В пустынных и полупустынных местностях города возникали в оазисах, где благоприятные природные условия обеспечивали концентрацию населения, в первую очередь земледельческого. Оазисы соединялись караванными путями и превращались в комплексные центры - важные торговые пункты, центры ремесла, материальной и духовной культуры. На Руси город возникал из укрепленного погоста - религиозного и административного центра волости, в котором располагался княжеский или боярский двор. Город был окружен предместьем - посадом, сначала неукрепленным, а затем получавшим собственную линию укреплений. При погосте имелся центр церковного прихода, рядом с администрацией, располагался торг, ярмарка, при ярмарке - повышенная концентрация ремесленников, наиболее искусных. А при храме возникала школа - центр просвещения.
Напоминать, что города - основные вместилища ремесла и торговли - банально. Важнее отметить, что это почти единственные центры профессионального ремесла. Почти всегда было и крестьянское ремесло, и крестьянское искусство. Но обычно профессиональное ремесло влияло на крестьянское, высокая поэзия - на фольклор, каменное зодчество - на деревянное. Когда в Х1Х веке русские художники, ученые, аристократы обратятся к крестьянскому творчеству, это произойдет не потому, что у него выше художественный потенциал, а оттого, что крестьянин консервативен и сохранил русское профессиональное художество, не поврежденное западничеством.
Город много более сельской среды склонен к формированию корпораций, а значит, и к созданию настоящего крепкого общества. Античный полис закономерно пришел к созданию гражданского общества и демократии. Через полторы тысячи лет это повторят средневековые городские коммуны. И парламенты будут созданы королями всодружестве с бюргерами. Впрочем, к городу, как правило, тяготела и власть, а значит, и политическая жизнь. Только представим себе ряд понятий, восходящих к греческому "полис": полития (государственное устройство), политика, полиция, метрополия, метрополитен, митрополит (епископ главного города). А из других языков добавятся: буржуа, мещанин, гражданин... Ко всему еще и "цивилизация" (сivitas - "город", сivlis "гражданский").
Есть много оснований полагать, что в культуре человек жил всегда, но в цивилизации - только с появлением городов.
1.2. Христианский мир - городской.
Вера Христова была проповедана в полисном мире: примерно четверть населения Римской империи жила в городах. Став частью империи, греческие и италийские полисы сохраняли свой внутренний уклад, африканские и азиатские - перенимали его. Христианство проповедовали всем, но горожане принимали его и быстрее, и охотнее. Собственно, уже апостолы были горожанами. А то, что они ловили рыбу объясняется тем, что берега Генисаретского озера были усеяны маленькими красивыми городками.
Что за поселения упомянуты в Евангелии? Почти сплошь города: Вифлеем, Назарет, Кана, Капернаум... Где гремит апостольская проповедь? В Эфесе, в Антиохии, в Афинах... Видимо, при Константине Великом большинство горожан были уже христианами, тогда как в хоре - сельском округе - еще преобладали язычники. Тогда-то латинское "paganus" - "деревенщина" - стало означать и язычника (откуда наше "поганый"). "Церковь Божия, пребывающая в Риме, Церкви Божией, пребывающей в Коринфе", -начинается одно из древнейших христианских посланий.
Проповедь христианства на Руси пришла тоже через города. В городах возникали епархии, в городах князья, бояре, богатые купцы отроили православные храмы, переписывались книги, писались иконы. А консервативная деревня консервировала язычество. Впрочем, при Совдепии, когда храмы были закрыты, а священнослужители репрессированы, консервативная деревня консервировала уже православие: по церковным праздникам крестьяне (само слово "крестьяне" означает "христиане") ходили на кладбище: церковь была закрыта - а на кладбище стояла "полулегальная" часовня. Почти во всех деревенских домах, даже у местного начальства, в красном углу висели унаследованные от прадедов иконы. Ядром "деревенского православия" были женщины, выросшие в православной культуре до коллективизации и закрытия церквей. Деревенские жители, в основном женщины, собирались у самой грамотной и по церковным праздникам читали богослужебные книги.
Теперь, когда с момента закрытия деревенской церкви прошло более полувека, консервативная деревня консервирует уже "атеистическое воспитание": деревня ведь консервирует все - и хорошее, и дурное. Нынешний "деревенский атеизм" - это поколение женщин, выросших после Великой Отечественной войны. Зато в городах все больше православных храмов возвращается к жизни, они наполнены молящимися. А по селам еще великое множество церквей стоит заброшенными, и уцелевшая деревенская молодежь не всегда спешит возродить веру предков... Все этого говорит о том, что в культуре деревня всегда шла за городом, отставая по фазе. Город - это динамичное мужское начало, это развитие, деревня - это консервативное женское начало, это стабильность.
Церковь сложилась в античном, полисном мире и очень многое приняла в нем. Приняла и освятила. Например, епископальное устройство. Когда христиане были еще гонимы, они собирались за богослужением все вместе во главе с епископом своего города. Когда христианами стали все, они построили вместительные храмы, и небольшой город с тремя-пятью тысячами сограждан так и продолжал собираться воедино. Ряд правил, действующих поныне как у нас, так и у римо-католиков и у англикан, воспрещает в одном граде быть двум епископам. Зато, в идеале, каждый град должен иметь своего епископа. Сельская же местность по-прежнемуканонически воспринимается как хора - сельский округ полиса.
С падением Рима, нашествием варваров, упадком античности города начинают быстро "усыхать". Классический пример - Арль на юге Франции, римский Арлеат. Город быстро сократился до размеров римского амфитеатра, в котором несколько веков и умещался, но не исчез с лица земли, как не исчезло большинство римских городов. Ведь в городе оставался епископ. А раз есть епископ, есть и церковные дела, и суд. Раз в город продолжают ездить, то сохраняется какая-никакая торговлишка. Христианская культура была настолько городской, что спасала города даже в совершенно варварском окружении. Она же и возвышала города.
После мученической гибели первого ростовского епископа св. Леонтия два его преемника вынуждены были перенести кафедру в Суздаль. Этого оказалось достаточно, чтобы незначительное поселение выросло в первоклассный стольный град. Градов же обычных на Руси было немало.
На Руси, где епархий всегда было гораздо меньше, чем требовалось, роль духовных центров часто переходила к монастырям. Русский монастырь, основанный в провинции, вдали от крупных городов, нередко сам становился ядром города, выполняющим роль Кремля, соборного и административного центра города. Характерные примеры - Макарьев-Желтоводский монастырь на Волге, Борисоглебский монастырь под Ростовом, и конечно "великие государевы крепости": Троице-Сергиева лавра, Кирилло-Белоозерский монастырь, Соловки, где существует даже официальный термин "Соловецкий кремль".
Пригородные монастыри, расположенные неподалеку от городов, становились ядрами подмонастырских слобод, тянувшихся вдоль дороги между городом и монастырем. Интересно, что пригородный монастырь всегда был повернут своим главным фасадом, той стеной, где были Святые ворота с надвратной церковью, лицом к городу или к дороге, ведущей в город. Также и дальние монастыри были обращены лицом к транспортной коммуникации, ведущей в другие города: к большой дороге, большой реке, озеру, морю.
Монастыри, как и епископские дворы, были на Руси не только чисто религиозными, но и общекультурными центрами, где велось летописание, писались иконы и переписывались книги. При монастырях были больницы, действовали школы, иногда даже высшие школы-протоуниверситеты. Например, Григорьевский затвор в Ростове.
Так русская христианская культура создавала город – русское национальной достояние, складывающее и воспроизводящее русский характер, русскую традицию.
1.3. Гардарики
Именно так - "Страна городов" - называли скандинавы еще языческую Русь. Изобилие богатых градов русских отмечали и византийские, и арабские купцы. В начале ХII столетия православная Русь насчитывала около 400 городов. Крупнейший русский домонгольский город - Киев - насчитывал в период расцвета не меньше 50 тысяч жителей. Были и "30-тысячники": Новгород, Смоленск, Чернигов; многие города имели по 15-20 тысяч. Крупных городов на Руси было ненамного меньше, чем во всей католической Европе, на деревенском Западе. Если согласиться с мнением демографов, оценивающих население домонгольской Руси в 6,5-7,5 миллионов, нетрудно видеть, что горожане составляли тогда 20-25% всех русичей. Примерно как в конце Римской империи и намного больше, чем в любой стране средневековой Западной Европы.
В типичном католическом городе все население умещалось в городском соборе, вместимостью от 1 до 5 тысяч человек. В среднем западном городе часто имеется всего один собор, который строили веками, а достраивали уже в XIX веке, когда достраивались и соборы крупнейших западноевропейских городов - Праги, Кельна, Флоренции. А нередко собор так и остался недостроенным. В крупном западном городе, например Ревеле, Риге, Кракове, Берлине, кроме собора стояла пара приходских церквей и пара монастырей - мужской и женский. А в равном по населению, но гораздо более просторном русском городе, приходские церкви были небольшие, но церквей были десятки. Даже в Париже в конце ХII века, когда один из величайших королей Франции, Филипп II Август, который является для Франции тем же, чем для нас, русских, был гениальный Иван Калита, одновременно со строительством новых стен Парижа заложил собор Парижской Богоматери, то планировали, что он вместит всех парижан, живших в городе до его расширения великим королем. Собор действительно очень большой, он вмещает 10 тысяч человек.
Хотя население Парижа в новых стенах Филиппа II Августа стало в несколько раз больше, его укрепленная площадь была ненамного меньше Новгорода, а плотность заселения западных городов была по крайней мере вдвое выше, чем на Руси. Так что население Парижа сравнимо с населением Киева, превысив 50 тысяч. И храмов, как приходских, так и монастырских, в Париже было немало.
В Западной Европе пространство внутри города противопоставлялось миру вне города, так же, как в древнегерманской, восходящей к древнеарийской традиции, земной мир - Митгард - противопоставляется подземному миру темных сил - Унгарду. Даже термины употребляются одни и те же: пространство внутри города, как и земной мир, именуется Митгардом, а мир вне городских стен, как и подземный мир темных духов - Унгардом. Но если на Западе город воспринимался только как Митгард, земной мир, то на Руси город был образом Асгарда - райской обители праведников, небесного Горнего Иерусалима. И в то же время город на Руси не противостоял миру вне городских стен, а являлся его органическим продолжением, высшей точкой развития.
Западноевропейский средневековый город замкнут в скорлупе каменных стен, он обороняется не только и даже не столько от чужестранных врагов, сколько от собственного сеньора, запершегося в замке. В Риге или Ревеле замок противопоставлен городу, укрепления города и замка противостоят друг другу, как стоящие по разные стороны линии фронта.
Земля внутри периметра городских стен баснословно дорога, а дороже всего - протяженность фасада вдоль улицы. Нередко бывал и такой фасад: дверь, рядом окно, а дальше уже следующее владение. В историческом центре Ревеля или Львова можно видеть остатки такой застройки: фасады домов плотно примыкают друг к другу. Выше второй этаж, который чуть-чуть нависает над первым, а третий - над вторым. Пешеходные улицы появились в наше время именно на Западе, ибо там бывают переулки шириной в три метра, по которым невозможно проехать на автомобиле, да и изначально можно было ездить или верхом, или на носилках. И вот картина европейского города: тесно, а посреди улицы сточная канава - и ходить надо с умом. Конечно, порядочный бюргер сначала выглядывает в окно, а уже затем выплескивает содержимое ночной посуды. Но ведь не все же порядочны...
Сейчас старые западноевропейские города выглядят как образцы чистоты и ухоженности, но такими они стали не так уж давно: до ХVII века уровень благоустройства на Западе был заметно ниже, чем на Руси, а в средние века нормой западного города была непролазная грязь - после дождей улицы превращались в болото, по которому было трудно передвигаться даже верхом на лошади. А пока Запад утопал в грязи, у нас на улицах издревле устраивали деревянные мостовые, многие ярусы которых найдены археологами и в Новгороде, и в Москве, и в других русских городах. А на обочине просто рола трава, по которой можно было ходить.
Хотя на Западе гораздо теплее, чем у нас, - историческая граница между германцами и славянами (она же граница между ФРГ и бывшей ГДР, или западная граница империи Карла Великого) проходит по отрицательной изотерме января, но у нас дети, а нередко и взрослые, ходили босяком до морозов, и не только в деревне, но и в городе. А на Западе было настолько грязно, что босяком ходить не стоило - отличительным признаком "западного образа жизни" были тяжеленные деревянные башмаки.
Вообще, чистоплотность была распространена по периферии Европы, в отличие от Европы французской и немецкой. Даже в XVII веке великий итальянский архитектор Бернини называл французский двор "нечистоплотным и дурно пахнущим". Не случайно король был вынужден ввести моду на крепкие духи. А у нас было множество бань - и общественных, и частных. В деревнях бани были почти у всех. Стояли они обычно в стороне от двора, у реки. Да и в Москве, кроме общественных, бани были во всех зажиточных домах.
В русском городе плотность застройки была гораздо ниже, чем в западноевропейском. Поэтому немалая часть населения, кроме ремесла и торговли, занималась и огородничеством, и молочным скотоводством, и даже садоводством. Поутру скотину надо было выгонять на пастбище. Западноевропейские горожане держали свиней, нередко - гусей, но там невозможно было держать молочную скотину, трудно выгонять за ворота в путанице улиц.
Замечательная исследовательница Г.В.Алферова в своей книге "Русский город", которую мы искренне всем рекомендуем, отмечает, что планировка наших городов была рассчитана на возможно более быстрый выезд за его пределы. Даже Москва в ХVIII веке была окружена обширными выгонами. На окраине Москвы молочную скотину держали до середины XX века, по крайней мере до разорения, затеянного Хрущевым. А курей держали и в Центре, в Замоскворечье.
Для русского города, в отличие от затесненного западного, характерна полностью усадебная застройка с приусадебным садом-огородом. Дома - в глубине участков, на улицах лишь храмы, лавки, мастерские. Во всех старых городах сохранились дома, стоящие не по красным линиям улиц, потому что построены до полицейского требования начала XIX века строиться по ниточке красной линии.
Западный город отгораживался от сельской жизни и отворачивался от пейзажа, русский город органически перерастал в пригородные слободы, он был теснейшим образом связан с сельским хозяйством и поистине развернут лицом к природе. Умение вписать поселение в пейзаж, поставить наиболее выдающиеся здания в наивыгоднейших точках - отличительная особенность русской культуры.
Подобны русским были и другие города нашей восточно-христианской культуры: византийские, южнославянские. Даже чуть ли не полумиллионный Константинополь имел сплошную застройку только по своей главной улице - Меси, окруженной портиками, как в Пальмире, - а большая часть города была застроена усадьбами, представляя собой настоящий город-сад. Не случайно наши древние предки перевели византийскую "Книгу эпарха" (градоначальника), назвав ее "Закон градский".
С Законом градским надолго приобрело силу "правило прозора" (от глагола "зри"). Оно юридически реализовывало следующую норму: если вы имеете со своего участка прекрасный вид, а сосед застроил этот вид, то вы имеете право через суд добиться сноса его постройки. Это правило действовало веками и имело немалое градообразующее значение.
Русская страна городов, таким образом, была одним из мощных факторов русского развития, сохранявшего гармонию благоустроения места обитания со сбережением природы и теплоты человеческих отношений.
1.4. Социальная и архитектурна организация русского города
На Руси город не противостоял деревне, но просто был качественно более высокой ступенью развития. И в деревне, и в городе первичной ячейкой был односемейный двор-усадьба, часто очень похожий внешне. Разве что в деревне сад-огород был побольше.
Город не очень сильно отрывается от деревни, то есть от природы, потому что тип жилища и образ жизни определялись природно-климатическими условиями, единым вмещающим ландшафтом, в котором сформировалась этническая популяция русского народа. Зато город, в отличие от деревни, имел гораздо более сложную многоступенчатую структуру. Впрочем, в любой стране город имеет сложную структуру, и топографическую - сити - таун, бург - штадт, шахристан - рабат, кремль - посад, - и социально-политическую: систему корпораций, гильдий, цехов, слобод. В этом и состоит более высокий уровень организации по сравнению с деревней.
Типичная русская средневековая деревня - это фактически хутор, от 1 до 4 дворов. Если в деревне имелась усадьба дворянина-помещика, то такая деревня именовалась "сельцом". Еще более высокая ступень развития - село, то есть деревенское поселение, имеющее церковь. Наличие церкви превращает село в центр прихода, объединяющего несколько окрестных деревень, и одновременно в центр волости - административной единицы. Наконец, большое село, из нескольких десятков, а то и сотен дворов, расположенных в несколько порядков-улиц, было базарным: раз в неделю в базарном селе устраивался торг, куда съезжались продавцы и покупатели за много верст.
Городская структура вырастала из сельской - была ее логическим продолжением и одновременно переходила в новое качество. В русском городе дворы-усадьбы также располагались вдоль улиц-порядков, объединяясь в церковные приходы, включавшие обычно несколько десятков дворов. Более высокие уровни организации были различными в разное время и в разных русских землях. Наиболее известны слободы, населенные представителями одной профессии и включавшие от 1 до 5 приходов. Известно также деление на улицы, как низовые звенья самоуправления, объединенные в сотни или концы, а в послепетровское время - на участки, объединенные в части.
Пригородные слободы, расположенные снаружи городских ворот и тянущиеся вдоль больших дорог, представляли собой промежуточный тип поселения между селом и одной из структур города. Они часто были населены ямщиками, обслуживающими государственную систему почтовых и пассажирских междугородних перевозок. Еще одной промежуточной формой поселения между городом и селом были большие торгово-промышленные села, получившие особенное развитие в ХVIII-XIX веках, а в советское время ставшие значительными городами. Такие села, жители которых занимались в большей степени ремеслом, чем сельским хозяйством, насчитывали иногда многие сотни, а то и тысячи дворов, и не один десяток церковных приходов.
Вне зависимости от размеров, русский город - и домонгольский, и допетровский, и ХVIII-XIX веков, имел два общегородских центра: церковно-государственный центр - согласно "Политике" Аристотеля, центр монархической составляющей государственной властной вертикали - детинец, он же кремль, с соборным ансамблем, где располагался княжеский, а позднее воеводский двор. И тут же был архиерейский двор. (В Ростове и Вологде сейчас "кремлями" именуют великолепные комплексы архиерейских дворов). Если город возникал при монастыре, роль соборно-государственного центра играл монастырь, например, "Соловецкий кремль". Второй центр, центр посада - согласно "Политике" Аристотеля, центр демоса - торговая площадь, обычно с комплексом торговых рядов, гостиного двора и мытного двора, где собирали пошлину. Все государственные учреждения тяготели к соборному центру, кремлю; все земское, относящееся к посадскому самоуправлению, - к торговой площади.
В Москве Земский приказ, а затем Городская дума - русский аналог ратуши - располагались на границе торговой Красной площади. Но и на торговой площади всегда располагался храм, а в Москве - даже великий храм, Троицко-Покровско-Иерусалимский собор (храм Василия Блаженного). В дни больших церковных праздников Красная площадь из торговой площади превращалась в храм под открытым небом, собор Василия Блаженного играл роль алтаря торговой площади, а лобное место - роль амвона.
В Новгороде западный берег Волхова, где находился Детинец, с собором, архиерейским Владычным двором, центром боярского правления, именовался Софийской стороной, а восточный берег, где находился Торг и собиралось Вече - Торговой стороной.
Кроме двух общегородских центров, города имели и локальные центры, центры слобод или улиц: церковно-приходской центр (часто из двух церквей, зимней и летней), центр слободского самоуправления - съезжая изба или палата, локальный торг - слободской рынок.
Город должен быть соразмерным, сомасштабным человеку. По Аристотелю весь город должен был обозреваться с вершины Акрополя. Всю старую Москву можно было обозреть с Кремлевского холма, с галереи Большого Кремлевского дворца в хорошую погоду было видно Коломенское, до которого около 10 км. Существуют фотографические панорамы 2-й половины XIX века, отснятые с крыши Храма Христа Спасителя и с колокольни Ивана Великого, на которых запечатлена вся Москва с ближними окрестностями.
Существовал и противоположный взгляд, вид на город - с Поклонных гор. Поклонная гора - это пересечение большой дороги с отметкой рельефа, от которой впервые открывается вид на город или село, с дистанции 5 - 7 км. Даже Москву можно было окинуть единым взглядом, так как Москва в пределах Садового кольца (Земляного города) вписывается в круг диаметром 5 км, в центре которого храмВасилия Блаженного и его амвон - Лобное место.
На Поклонной горе обычно стояла часовня о крестом, подобная той, что сохранилась на Поклонной горе при подъезде к Переяславлю-Залесскому из Москвы. Здесь путник останавливался и крестился на храмы города или села - здоровался или прощался с поселением.
У каждого населенного пункта столько Поклонных гор, сколько подходит к нему больших дорог. Пушкин в "Евгении Онегине" описал вид на Москву с Поклонной горы на Петербургской (Тверской или Новгородской) дороге:
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Начиная с ХVII века сохранились панорамы, изображающие Москву с Воробьевых гор. Подобные виды открывались с каждой из Поклонных гор.
В Москве, как и в каждом русском городе, чем ближе к центру города - тем чаще стояли храмы, тем больше было вертикалей и тем выше они были. Самая высокая - соборная колокольня, в Москве - Иван Великий, которого окружали кремлевские башни и Василий Блаженный. Зато на окраинах стояли монастыри и храмы подмонастырских слобод - локальные концентрации вертикалей, возглавляемые монастырской колокольней. Например, Новодевичий монастырь в Москве.
В старом русском городе все дороги вели к храму, особенно при движении к центру города. Улицы шли не по прямой, а по слегка ломаной линии. В перспективе улицы вертикаль была всегда - храм или башня городских укреплений, та же Сухарева башня, оставались замыкающим взгляд объемом, воздействуя на людей, как городская доминанта, обращенная к небесам. При изгибах улиц вертикали храмов менялись.
Кривые улицы русских городов, помимо того, что вписывались в рельеф и уменьшали скорость ветра, а это облегчало жизнь в холодную зиму и препятствовало распространению пожаров, имели еще и эстетическое значение. Вы постоянно находились как бы в живой среде: двигаясь по улице, вы открывали следующий образ, следующую доминанту.
Многие улицы замыкались отдаленным храмом, особенно находящимся в более высокой части города. В Москве на Солянке, после игры вертикалей церквей Троицы в Серебряниках и Рождества на Стрелке, на горизонте вырастает силуэт храма Николы на Болвановке, стоящей на далекой Таганской площади. В перспективе Сретенки чередуются Иван Великий и Богоявленский монастырь. Большая Дмитровка и Большая Ордынка ориентированы на Василия Блаженного. При движении из центра такую роль играли пригородные монастыри. До тех пор, как Лужков застроил видына Кремль с Пятницкой улицы, эта смена вертикалей продолжала работать и в Замоскворечье, где сохранилось 2/3 церквей.
Герцен писал, что в Москве на каждой версте прекрасный вид. Фактически прекрасный вид был на каждом повороте, а нередко и в каждом дворе, из которого открывался вид на прекрасную колокольню, на Кремль или монастырь. Старинная Москва, особенно до 1812 года, - это Суздаль, увеличенный в 20 раз.
Таким образом, русский город был организован как социально, так и архитектурно, соединяя в себе человеческую и природную гармонию.
1.5. Демос русского города
И социальный состав городского населения, и организация городского общества на Руси сильно отличались от средневекового Запада. Западноевропейская городская коммуна сплотилась, жестко организовалась в цехи и гильдии в борьбе с сеньором. У горожанина-русича сеньора не было.
На Западе сеньор - это хозяин, собственник города. На Руси князь скорее "исполнительный директор". Князь был городским воеводой, градоначальником - главой исполнительной власти и градским судьей. Законодательная власть, включая бюджет и налогообложение, очень часто принадлежала Вечу, как позднее, в Русском царстве, - Земскому собору, органу сословного представительства, русскому аналогу парламента.
В книге А.П.Паршева "Почему Россия не Америка", замечено, что на Руси всегда было дешевое государство, то есть доля чиновничества была самой низкой в мире. При нашем климате население физически не смогло бы содержать чиновничество, столь же многочисленное, как в гораздо более благоприятном для земледелия климате Западной Европы. Поэтому многие функции чиновничества, в том числе сбор налогов, нотариат, рассмотрение мелких судебных дел, у нас и в городе, и в деревне, выполняло местное самоуправление.
Князя иногда приглашали, то есть выбирали из представителей разных княжеских домов, иногда князь получал город вместе с округой по лествичному праву наследования, в соответствии со значением города и местом данного князя в родовой иерархии Рюриковичей. Позднее князь получал город по наследству от отца или старшего брата. Но зарвавшегося князя изгоняли, а случалось - и убивали.
Еще В.О.Ключевский убедительно показал служилый характер княжеской власти по отношению к городу. Князь и жил в городе вместе со своими поданными, его двор стоял рядом с городским собором. И бояре с челядью, и мелкие служилые люди, будущие дворяне - отроки, детские, кметы - тоже жили в городе.
Сравним поведение русского боярина и западного рыцаря в случае войны. Рыцарь в случае опасности прежде всего запирался в загородном замке - потом разберемся! А боярин бросал свою вотчину и мчался оборонять город. В 1382 году Тохтамыш сжег Москву потому, что бояре и дворяне в конце лета убирали урожай в своих сельхозугодьях, разбросанных по всей Московской земле, и не успели в город, окруженный Тохтамышем. А среди наиболее доблестных посадских слишком многие погибли в Куликовской битве, и город не смог защитить себя.
При таких обстоятельствах, когда князь зависел от городского веча, и организация градского общества у нас была много мягче. Купеческие братства, подобные западным гильдиям, у нас известны, а цехов, с их жесткой монополией, не было. Русские горожане были объединены по улицам, собиравшим уличный сход и избиравшим своего старосту. Уровнем выше был "конец", созывавший кончанское вече, и, наконец, вершиной демократии Древней Руси являлось вече городское.
Властная действенность нашей исконной демократии проявлялась, например, в том, что князь волен был воевать, когда ему заблагорассудится, но лишь во главе своей дружины и на деньги из своей княжеской казны. А ополчать город могло только вече. Интересно, что от Новгорода в Куликовской битве участвовало 6 полков (хоругвей): 1 полк - общегородская дружина, и 5 полков - ополчение от каждого из 5 концов.
В национально-освободительных войнах, как на Руси, так и в других странах, ополчение чаще набиралось из горожан, а не из деревенских жителей, от молотобойцев дю Геклена до ополчения Минина и Пожарского, а также из посадских и купечества (мещанства, бюргерства). Крестьяне - прекрасные новобранцы, стойкие, выносливые, неприхотливые, но в сравнении с горожанами они менее инициативны, менее способны на самостоятельные действия, и, что самое главное, крестьяне менее последовательны, быстрее остывают, а горожане более склонны идти до конца. Вовремя войны крестьяне бегут в лес, а горожане защищают свои родные стены, и бежать им некуда. Укрепления - это отличительный признак города, само слово "город" по-русски означает ограду, стены и то, что внутри нее, но укрепления имеют смысл только тогда, когда есть люди, способные их защищать.
В городском вече участвовали лишь домовладельцы, жители городских усадеб, по принципу: одно домовладение (семья) - один голос. Но Великий князь с начала ХIII века, с Всеволода III Большое Гнездо, мог собрать Земский собор - выборных от всей Земли.
С точки зрения трехчленной схемы Аристотеля-Полибия, когда наивыгоднейшей, наиболее устойчивой и эффективной формой правления является сочетание демократии, аристократии и монархии, демос (народ, который в русской традиции именуется "обществом") - это Вече, аристократия - это Боярская дума (в Новгороде - это "300 золотых поясов"), монархия - это князь (в Новгороде - приглашенный князь и выборный архиепископ).
Статус полновесного города давало лишь наличие князя, то есть собственного военачальника и верховного судьи. Пусть этот князь был лишь малолетним сыном Великого князя. Без князя город имел лишь статус "пригорода" и управлялся княжеским наместником. Так, Псков долго был лишь "пригородом" Новгорода.
Местное вече было и в "пригороде", как и в деревне был сельский сход. Но из трехчленной схемы Аристотеля-Полибия в деревне было только звено демоса, общества, а звенья аристократии (боярство) и монархии (князь) - городские.
Город, в отличие от деревни, сложноструктурирован: в деревне максимум два уровня (деревня – волость), а в городе сложная организация, не только многоуровневая, но и многокоординатная. На корпоративную систему сословного самоуправления - дворянского, купеческого, слободского - накладывалась система территориальных корпораций - церковных приходов.
Особенно развитой многокоординатная структура была в допетровское время. Система профессиональных корпораций - слобод и сотен (откуда название "черная сотня"), организация горожан, посадских, плативших подать, тягло Государю. Система приходов, объединявших по несколько десятков дворов на одной улице.
Устойчивое общество - это общество структурированное, корпоративное, и в русских городах, где в городскую структуру входили не только посадские, но и дворяне, общество было более консолидировано, чем на Западе.
Если в крупных западных городах на площади в полсотни гектаров был один собор, пара приходских церквей и пара монастырей, то в русском городе на такой же площади могли стоять более двух десятков церквей. Небольшие, но многочисленные приходы требовали многочисленного духовенства - людей книжных, способных обеспечить массовое обучение грамоте. Археологически доказано, что на Западе, где даже многие дворяне были неграмотными, у нас существовала поголовная грамотность, в том числе и среди женщин.
Приходская жизнь поддерживала традиционную патриархальность даже в межсословных отношениях: богатый слобожанин, купец, даже дворянин - это прихожанин твоего же храма, это хоть и богатый, но сосед, который часто крестит детей соседей, то есть кум - к нему можно обратиться за помощью. Слободской храм строили всем приходом, а совместная деятельность сплачивает. Горожанин участвовал в приходской жизни, а несколько раз в году участвовал в общегородских богослужениях под открытым небом на главной площади, когда храмом становилась вся площадь, и в крестных ходах, когда храмом становился весь город - образ небесного Горнего Иерусалима.
"Черные сотни" - мещанство, городские домохозяева, ремесленники, лавочники, высококвалифицированные рабочие, которых либеральные интеллигенты презрительно называли "рабочей аристократией", отдавая предпочтение люмпену-босяку, - эти крепкие городские слои всегда были опорой сильной власти, действующей в интересах страны. Мещанство вызывало ненависть либеральной интеллигенции, потому что оно всегда было носителем национально-патриотической стабильности. Вспомним "нижегородского мещанина" Минина.
В романе Горького "Мать" высококвалифицированный рабочий пьет и бьет жену, но живет не в казарме-общежитии, и даже не в многокомнатном бараке, а в собственном домике, наверняка с садом-огородом, и зарабатывает достаточно, чтобы его жена могла не работать на производстве. Насчет пьянства квалифицированных рабочих - оставим это на совести писателя-босяка - в 1913 году потребление алкоголя на душу населения было в 2,5 раза меньше, чем при Брежневе и в 4 раза меньше, чем при Ельцине. А вот насчет собственного домика с садом, часто двухэтажного - нижний этаж кирпичный, верхний деревянный, - и неработающей на производстве жены- это правда, такую же картину дают и "Сказы" Бажова. То есть, это было повседневной нормой. Заработок квалифицированного рабочего в начале XX века не уступал окладу офицера, дети рабочих очень часто получали не только начальное, но и среднее образование:вспомним, что жена Сталина, дочь рабочего Алилуева, училась в гимназии. И в прошлую Гражданскую войну значительная часть квалифицированных рабочих, например Ижевские и Боткинские оружейники, дрались на стороне белых.
Русский город, как мы видим, отражает и закрепляет демократическое устройство русской жизни и ее традиционный уклад, придающий демократии стабильность и историческую укорененность.
1.6. Русская усадьба: палисадник, мезонин, сарай
На особый характер близости нашей среды обитания с богоданной природой влияло и дерево, излюбленный русский строительный материал. Не позднее, чем в ХVI веке появляются каменные постройки с верхним деревянным этажом (они могли быть и раньше). Первоначально в полукаменных домах жили очень состоятельные люди, начиная с Государя, бояр и богатейших купцов. В каменных помещениях первоначально размещались либо парадные помещения, либо защищенные от пожара кладовые, а жить даже самые богатые и знатные предпочитали в деревянных. Любопытно, что эта традиция пожила до нашего века в мещанских полукаменных домах. Причем в нижнем кирпичном этаже устраивали лавку или сдавали этаж внаймы. Семья же хозяина жила наверху в деревянном.
В допетровской Руси разница между жилищем мужика и барина, посадского и Государя была лишь количественной, но все они основывались на общих принципах, и художественных, и функциональных. Свободолюбие и уверенность в себе русского горожанина, домохозяина видны в устойчивости вкусов, незыблемости национальной эстетики. Для нашего открытого города с широкими улицами характерны связанные с природой композиции. Лестницы с площадками-рундуками, лоджии, галереи. Городской дом - в два-три этажа, а зажиточный еще имеет "вышку" или "терем", с которого можно обозреть пейзаж. Старые палаты - каменные дома зажиточных горожан ХVII века не сохранили верхних деревянных этажей, но и дома ХIХ река часто имеют мезонин, а это та же светелка, вышка, терем. Богатые дома, "полудворцы", нередко имели бельведер, с которого открывался вид на много километров вокруг.
Сегодня в остатках московского Замоскворечья или Заяузья еще можно видеть старорусские дома: дом победнее - одноэтажный с мезонином, побогаче - двухэтажный с мезонином. Чем богаче усадьба, тем больше было возможностей для выражения эстетического и бытового идеала русского человека.
В Кремле есть Теремной дворец московских царей 1630-х годов. Там наверху - палата с большими окнами, окруженная открытой галереей, чтобы в хорошую погоду Государь мог пригласить гостей прогуляться, а в дурную - полюбоваться видом из этих окон. Это был первый в русской истории пятиэтажный сплошь каменный дворец. Из теремка, верхней палаты Теремного дворца, открывалась панорама Замоскворечья, южного полукольца монастырей и дворца в Коломенском.
Под стать царскому Теремному дворцу были палаты Строгановых на Вшивой горке, над Котельнической набережной, рядом о позднейшим домом Тутолмина. Из их верхних деревянных этажей открывались виды на Замоскворечье, Кремль и Лефортово.
Живописность и связь с природой хорошо видны в сохранившихся в Москве богатых усадебных комплексах: Аверкия Кириллова на Берсеньевской набережной, Крутицком подворье, палатах Юсуповых в Харитоньевском переулке. В конце ХVII века таких усадеб, с палатами, окруженными несколькими дворами, парадными и хозяйственными, со множеством служебных построек, часто с церковью, связанной с домом галереей-переходом, в Москве было несколько десятков.
Русская городская среда обитания сопротивлялась регулярности. Когда появилось требование строить дома по красной линии улицы, русский домовладелец начал отгораживаться крошечной полоской полурукотворной природы - между фасадом и тротуаром завел палисадник. И давно забытое "правило прозора" продолжало действовать: мы почти не видим улиц, кроме Петербурга, где старая застройка образует непрерывный фасад.
Россия долго сопротивлялась классицизму. Его пропагандировала Екатерина II, однако классицизм оставался в ХVIII веке казенным стилем и стилем дворянской усадьбы. Классицизм был по-настоящему принят нашими соотечественниками лишь в начале XIX века, когда он обрусел, стал теплее, уютнее. Классическая архитектура выразила старинную национальную форму, которая звалась вышкой, затем теремом, потом светлицей, в мезонине. Только в России колонный портик превратился в террасу для чаепития. Все то же неизбывное стремление к связи дома с пейзажем. И, разумеется, каждый дом имел надворные постройки, необходимые любой нормальной самостоятельной семье, и заросший травой двор. Было где и скотину поселить, и добро хранить, и детям играть.
Еще в начале нашего века большинство русских горожан жили в своих домах. Как тут не вспомнить Пушкина: "В России нет человека, который не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности".
В нашем климате жить в деревянном доме было гигиеничнее, особенно зимой, да и дров на отопление требовалось меньше, чем в кирпичном. Сплошь деревянные русские города страдали от пожаров, но поразительно быстро отстраивались. Леса было много, и всегда можно было купить готовый срубовой дом, которые рубились плотниками на продажу и перевозились разобранными на бревна. После покупки, уже на постоянном месте, такой дом собирался за несколько дней.
I.7. Город - сад
На рубеже XIX - XX веков в Англии возникла идея города-сада, как альтернативы традиционному стесненному западноевропейскому городу, к тому времени быстро перерождавшемуся в промышленный мегаполис. Согласно идеям Говарда и Энвина, город должен быть застроен односемейными домами с приусадебными участками, с общегородским общественным центром. Несколько небольших городов должны были окружать более крупный - с большим числом общественных учреждений, например, с высшей школой.
Если внимательно присмотреться к этим прожектам, то получается система поселений, очень близких к традиционному русскому городу. Совпадает все: и многоступенчатая внутренняя структура города, и характер застройки, и числовые характеристики - плотность заселения, количество домовладений на единицу площади. Даже идея не прямых, а изломанных улиц повторяет древнерусский город, вписанный в ландшафт.
Русский город, в отличие от пыльного и грязного западного, утопал в зелени. На каждой усадьбе был сад-огород (мелкая усадьба была в 2-4 и больше соток, а богатая до гектара и больше), деревья росли на церковных участках, на улицах и площадях, в поймах рек и на берегах прудов.
Старинный русский город - это русское воплощение, точнее, русский прототип английской мечты о городе-саде, здоровой среде обитания. Этот тип поселения до сих пор сохранился у нас в провинциальных городах с односемейной усадебной застройкой, но его фрагменты уцелели даже в Москве. И сейчас, в 2001 году, усадьба, где умер Гоголь, на Никитском бульваре, рядом с Арбатской площадью, в самом центре мегаполиса, захлебывающегося от транспорта, смотрится как сельская усадьба. Особенно во дворе, где стоит памятник Гоголю. До начала XX века такие усадьбы были нормой. Московский дворик на картине Поленова, совершенно деревенский, заросший травой, находился на Арбате, перед домом Второва (ныне Спасо-хаусом, резиденцией посла США в Москве).
По наблюдениям Е.И.Кириченко, одного из крупнейших специалистов по русской архитектуре и градостроительству середины XIX - начала XX века, в предреволюционной России по системе города-сада развивались рабочие поселки. Для удешевления строительства в них появились секционные дома - на 4 семьи, с приусадебными участками, примыкающими к дому со всех сторон. Наиболее зрелым воплощением идеи города-сада были пристанционные поселки. При станции возникал административный, церковный, культурный, торговый, школьный центр, окруженный односемейными усадьбами с садами-огородами.
До 1917 г. русский народ даже в городах продолжал жить в традиционной среде обитания, во вмещающем ландшафте, соответствующем укладу жизни русского этноса. Поэтому мы были не только быстроразвивающейся страной, с темпами экономического роста выше, чем в Китае при Дэн Сяопине, но и страной с быстро растущим населением. В XIX - начале XX века русский народ плодился и размножался на уровне лучших мировых достижений - не хуже таких “высокоэффективных” этносов, как чечены, афганцы или албанцы.
По подсчетам члена "Союза русского народа", великого русского химика Д.И.Менделеева, численность населения Российской Империи к 1985 г. должна была составить 560 млн. человек, а по новейшим опенкам П.С.Янычарова - более 600 млн., включая около 500 млн. русских (православных великороссов, малороссов и белорусов). К сожалению, на деле оказалось меньше половины ожидаемого.
В XX веке идея города-сада получила громадное распространение на Западе, так что современный американский город, а тем более современный европейский, гораздо больше похож на традиционный русский город, чем город советский. Москвича, приехавшее в Лондон, больше всего поражает, что там почти нет многоквартирных многоэтажных жилых домов: почти все живут в односемейных домах с приусадебными участками. Соответственно, ни у кого нет нужды в даче - втором загородном жилье.
Америка считает себя "первой в мире страной пригородного типа". Американская пропаганда как всегда лжет. Мы, русские, и другие народы восточнохристианского суперэтноса, "Византийского содружества наций", были странами "пригородного типа", то есть с городами, застроенными односемейными домами с приусадебными участками, задолго до Америки.
Но американский опыт тоже заслуживает внимания. Один по-настоящему умный американец Бил Левит создал альтернативу тому, что у нас называют "хрущебами" - дешевым многоэтажным многоквартирным домам. Вместо маленьких квартир было начато строительство дешевых односемейных домов с участками. Стандартный дом для американца из нижнего среднего класса: 74 м2, 4 яблони, холодильник и телевизор - стоил 8 тыс. $ с рассрочкой платежа (ипотекой) на 20-30 лет под 10% годовых. Сейчас этим домам уже полвека. С 1947 по 1951 под Нью-Йорком был построен Левит-таун, городок в 17,5 тыс. домов. Строилось по 36 домов в день, по принципу конвейерной сборки (широкое разделение труда по операциям).
Разумеется, американский дом гораздо дешевле русского по природно-климатическим причинам. Дом системы Левита строился без фундамента, с тонкими стенами - там тепло, грунт не промерзает и не раскисает. Но и у нас, в средневековой Руси, был Лубяной торг - массовое деревянное срубовое жилье, которое продавалось готовым к сборке и собиралось очень быстро. Из готовых "полуфабрикатов" при Иване Грозном русский десант перебросил под Казань и возвел рядом с ней целый город Свияжск.
Бил Левит утверждал, что "если у человека есть свой дом и участок земли, то он никогда не станет коммунистом - ему и без того есть чем заняться". А Хрущев, строя хрущебы, строил не столько жилье, сколько коммунизм. Хрущев уничтожал Россию как "страну пригородного типа". Он уничтожал односемейные дома с подсобным хозяйством даже в деревне, чтобы все стали коммунистами (разумеется, за исключением партгосноменклатуры, которая жила на спецдачах и готовилась стать новыми рашенами). И именно при Хрущеве рождаемость среди русских упала ниже, чем у кавказцев и среднеазиатов, сохранивших традиционный уклад жизни.
2. Смута.
2.1. Разрушители русского общества и русского города
Порядок, противостоящий хаосу Смуты - это корпоративная организация домохозяев, точнее - домосемейств. По-гречески это "демос", а по-русски - "общество". Полноценный гражданин, во все времена у всех народов - женатый домохозяин, отслуживший в армии, "добрый отец семейства". Впрочем, на Руси, как и в античном Риме, это может быть и мать - "матерая вдова", возглавляющая домохозяйство после смерти мужа. По-римски domus - "очаг" - это и дом (усадьба, двор), и фамилия (семья). Настоящее общество, обеспечивающее порядок, это организация крепких домохозяев. Смута наступает, когда общество оказывается ослабленным, а на поверхность всплывает прослойка людей, выпавших из общества.
Народы дикие любят свободу и демократию, народы культурные любят порядок и процветание. Порядок, который обеспечивает процветание - это структура. Разруха, которую маскируют лозунгами "свободы и демократии" - это хаос. Смута - это торжество охлократии, власть черни, пролетариата. А пролетарий - это не тот, кто не имеет собственности. Это тот, кто не смеет отечества. Революция, победившая в 1917,.точно так же, как и революция, победившая в 1991, была пролетарской в том смысле, что она была не рабоче-крестьянской, а босяцко-интеллигентской – бунтом прослойки, выпавшей из сословно-корпоративной системы. И в 1917, и в 1991 мы видим один и тот же тип власти - власть люмпен-пролетариата, возглавляемого люмпен-интеллигенцией.
Интеллигенция потому и именуется "прослойкой", что она выпада из этноса. Само слово "разночинец" означает то же, что и "гулящие люди", то есть выпавшие из общественных структур. Это перекати-поле, недаром она сама называла себя "внутренней эмиграцией". По наблюдению социологов, во время предвыборной компании 1999 года, когда вставал вопрос о блоке Юрия Болдырева, типичной реакцией интеллигента было: "так он же с русскими спутался" (то есть, с Конгрессом русских общин). Заметьте: не с "красно-коричневыми", а именно с русскими. То есть, для интеллигенции само слово "русский" - самое страшное ругательство, вроде "фашиста". Как тут не вспомнить Бердяева, который гордился тем, что он интеллигент и больше всего на свете ненавидит национально мыслящих.
В начале ХVII века русское общество было ослаблено опричным террором и порождtнной им хозяйственной разрухой, и те же причины резко увеличили число "гулящих людей" - люмпен-пролетариев, переставших нести обязанности перед обществом, часто живущих грабежом и разбоем. Именно "гулящие люди" послужили опорой Лжедмитриев, которых подсунул нам Запад - Ватикан и Речь Поcполитая. Смута начала ХVII века была бунтом "гулящих людей". Напротив, Минин и Пожарский, сумевшие прекратить Смуту, выражали интересы партии порядка - сословных корпораций, собравших для спасения страны и народа все оставшиеся силы крепких хозяев.
К началу XX века в России происходили три процесса: I. Ослабели старые "удерживающие", деградировали аристократия и высшая бюрократия, низким был общественный авторитет духовенства; 2. Росли силы хаоса - босячество, выпавшее из традиционного образа жизни, и либеральная интеллигенция, выпавшая из национального образа мышления; 3. Усиливалась организация демоса, общества, национально ориентированного среднего класса - крепких крестьян, городских домохозяев, квалифицированных рабочих, началась консолидация русской национальной крупной буржуазии, возрождение духовенства, росло влияние национально мыслящих русских интеллектуалов, подобных Менделееву и авторам "Вех". В стране был здоровый,сильный народ, но ослабленная, выродившаяся элита, во многом вытесненная злокачественной иноэлитой.
Новая здоровая русская национальная элита, способная противостоять иноэлите - прозападной "прогрессивной" интеллигенции, находилась в начале ХХ века в процессе становления, но не успела дорасти до власти. Мы оказались недостаточно организованными, недостаточно политически опытными, чтобы противостоять хаосу - босячеству, возглавляемому интеллигенцией. По свидетельству крупнейшего политолога начала XX века В.И.Ульянова-Ленина, нам надо было продержаться до конца 1920-х годов, чтобы Менделеевы вытеснили Писаревых и Горьких, чтобы во главе нашего общества оказались читатели "Вех", опирающиеся на столыпинских хуторян и организованных высококвалифицированных рабочих. Но иноэлита успела обрушить страну в Смуту.
А вот в Афганистане "прогрессивные силы" победить не смогли: там страна была очень бедной (гораздо беднее России), но общество осталось структурированным, и там просто не оказалось выпавших из общества босяков, чтобы укомплектовать комбеды. И коммунисты, захватившие власть, но не принятые страной, повисли в воздухе...
2.2. Революция разрушила все наиболее русское.
Русский город начали разрушать революционеры в 1917 году, продолжают разрушать их потомки (очень часто это прямые биологические потомки) - ловкачи, посжигавшие или припрятавшие свои партбилеты на наших глазах.
Любая система ведет отбор на неформальное соответствие. Победившая революция 1991 года стремилась воспроизвести свою питательную среду - "пролетариат" (напомним, что "пролетарий" на русский язык правильно переводится оловом "босяк"). То есть, разрушить структурированное общество “до основанья, а затем”, превратить народ в население, в хаотичную россыпь индивидов, ликвидировать демос, заменив его покорным стадом.
Общеизвестен термин стратицид, означающий истребление лучших, последовательное истребление или изгнание из хозяйственной и общественной жизни всех сколь-нибудь выдающихся людей, ликвидировались соответствующих социальных групп - от интеллектуалов и промышленников до крепких мужиков. Менее известно разрушение русской национальной традиции общественного самоуправления и кооперации, а также традиционного образа жизни, в том числе и уничтожение русского города как "цивилизации пригородного типа".
Революция 1917 года разрушила земское и сословное самоуправление. В результате на смену самоорганизации горожан и крестьян пришла диктатура бюрократии, произвол властной вертикали, со временем выродившейся в многоначалие и многописание, служение букве инструкции, волокиту бесчисленных справок и согласовании. Падение Советской власти привело лишь к смене вывесок чиновничьих кабинетов и чудовищному разгулу коррупции.
Интересно, что сейчас, при "демократах", в системе представительных органов нет низового - микрорайонного звена, ослаблено и полностью поставлено под контроль вышестоящей бюрократии районное звено. Эти звенья начали было стихийно восстанавливаться в конце Советской власти, но Ельцин, Лужков и чубайсы подавили тенденцию восстановления муниципального самоуправления (земскости).
Местные Советы были разрушены, зато сохранились более высокие инстанции, превратившиеся в бюрократические сборища. А ведь и в средневековой Руси городское самоуправление начиналось с улицы или прихода, участвовавшего в самоуправлении конца или слободы, в свою очередь участвовавшего в общегородском вече. В XIX веке, при Александре II, земства создавались с низового уровня, с низшего самоуправления, с волостного, а в городе - с улицы, с применением сословного принципа (курий). Во второй половине XIX - начале XX века система корпоративной самоорганизации пережила новый расцвет, особенно в связи с развитием земского самоуправления. Накануне революции стоял вопрос о придании квалифицированным фабричным и транспортным рабочим статуса сословия с правами сословного самоуправления.
Когда Ленин говорил о "пролетарской" или о "рабоче-крестьянской" революции, он искажал правду. О пролетарской революции можно говорить лишь в том смысле, что босяцкий элемент, люмпен, воспетый "великим пролетарским писателем" Горьким, действительно охотно принимал участие в массовых беспорядках, и из этого элемента рекрутировались "красные шапки" - активисты большевистской власти и в городе, и в деревне, привлеченные возможностью грабить крепких хозяев, прикрываясь мандатом "рабоче-крестьянской власти". Но основной движущей силой революции 1905-1917 , так же, как и в 1985-1991, был "малый народ" - прозападная либеральная интеллигенция, именующая себя "приличными людьми" - идеологическая секта, чьи задачи идейны, а идеи беспочвенны.
Первым достижением "пролетарской" власти стали коммунальные квартиры. Откуда же взялась катастрофическая нехватка жилья? Первыми в крупные города хлынули представители "угнетенных народов" с окраин Российской Империи. Сами окраины - одни надолго, другие навсегда - стали иностранными государствами, но кого это волновало! Некому было указать на дверь интернациональным оккупантам. За ними примчалось революционное босячье с установкой "все поделить поровну". Эти годились штыками выбивать из крестьян продразверстку, работать на земле они не собирались. Далее пошла волна неслыханной в истории бюрократизации: конторы, советы, подкомитеты и подотделы росли как поганые грибы. Еще в 1928 году рижский журнал "Русский колокол" сообщал, что в губернских городах европейской России от 20 до 50% жилой площади занято партийными, советскими и непонятными организациями. При этом, заметьте, ничего не строилось и не ремонтировалось. А амортизировали несчастные дома всякие коммуны и жилтоварищества - с усердием, описанным М.Булгаковым. Вскоре добавилось большое человеческое горе: в городах искали убежища жертвы коллективизации, раскулачивания, расказачивания. В 40-е годы в одних областях жилье разрушала война, в других - эвакуация (особенно эвакуация предприятий). Правда, в эти время уже строили. Но сколько строили, столько и сносили.
Поистине страшный удар по русскому дому и русскому городу нанес Н.С.Хрущев. Архитектура закончила в России свою историю. Русский дом, впрочем, тоже. Вместо дома миллионам соотечественников предоставили клетушки сначала в 5, затем в 9, а позже в 16 и 22-х этажных бараках. А барак, даже если клетушка снабжена "удобствами", так бараком и останется.
Сколько прекрасной старой мебели тогда погибло, осталось на помойках! Сколько тонн антиквариата погибло или уплыло за границу: не могло пролезть через узкие двери и лестницы хрущеб, и не осело в подсобных помещениях, которые не были предусмотрены. Так нас лишили семейного достояния, копившегося поколениями.
По своему мироощущению Хрущев, как истинный представитель прослойки, был вне этноса и вне культуры, он был враждебен всему русскому, всему традиционному. В этом номенклатура не отличается от "прогрессивной" интеллигенции.
Кстати, интеллигенция, несмотря на все столкновения с Хрущевым, подсознательно воспринимала его как своего, а теперь и вовсе боготворит вне зависимости от этнического происхождения - он такой же "разночинец", "гулящий человек", "перекати-поле". Не случайно его сын перешел в американское гражданство, да и коммунизм для Хрущева был воплощением его смутных, невежественных представлений об Америке.
Великий русский историк Лев Гумилев заметил: для того, чтобы стать интеллигентом, достаточно не окончить университет. Хрущев был архиинтеллигентом: он не окончил начальную школу. Другой кумир интеллигенции, Ельцин, отличался от Хрущева только наличием диплома о высшем образовании и умением подбирать абсолютно лояльные кадры.
Чем более враждебна власть интересам русского народа, тем милее она интеллигенции, именующей себя приличными людьми.
У Салтыкова-Щедрина есть сказка про дурного барина, которому не нравился запах мужика, и про то, что из этого вышло. Никита Хрущев и Татьяна Заславская воплотили щедринскую сказку в жизнь. Не стало ни скотины, ни огорода, умер русский дом - и русские, согнанные в бетонные бараки, перестали размножаться, зато стали покупать хлеб в Америке. Оказалось, что запах мужика - это запах процветания, благосостояния.
Сейчас говорят о вымирании русских. А когда этот "процесс пошел"? Ответим точно: ежегодный прирост русского населения стал ниже, чем у мусульманских народов СССР, много меньше затронутых индустриальным жилищным строительством и сохранивших традиционный уклад жизни, только в 1960-х голах. То есть, русский народ пережил революцию, коллективизацию, страшную войну, но не смог пережить хрущеб. Вот уж поистине "русские в неволе не размножаются"!
Сколько десятков миллионов НЕСЧАСТНЫХ русских женщин вынуждены были решиться на аборт не потому, что не на что воспитывать детей, а потому, что негде. По наблюдению политолога С.П.Пыхтина, в Чечне у чечен рождаемость была почти втрое выше, чем у русских - но в одном и том же городе Грозном русские семьи жили в основном в многоэтажных коробках, а чеченские - в традиционных односемейных усадьбах.
Нормальную рождаемость обеспечивает не "исламская традиция многодетности" - тогда пришлось бы признать, что и старая русская деревня, и русская колхозная деревня, и традиционный русский город исповедовали ислам - ведь рождаемость там была не хуже, чем в Афгане, Чечне и Албании, но традиционный образ жизни во вмещающем ландшафте, соответствующий этническому стереотипу поведения, да и просто особенностям человека как биологического вида. В "квартире о удобствами" невозможно вырастить не только дюжину, но даже троих детей. Впрочем, в провинциальных городах - в каком-нибудь Темникове - возводились даже хрущебы без удобств: двухэтажные коробки без водопровода, с печным отоплением и сортиром во дворе. И начиная с хрущевских времен русские, в отличие от таджиков, чечен и цыган, сохранивших национальный уклад жизни, перестали размножаться. А при Ельцине вымирание русских ускорили хроническая неуверенность в завтрашнем дне, неустойчивость экономического положения, лавинообразный рост стоимости жизни при падении доходов подавляющего большинства семей, особенно рост стоимости удовлетворительного образования. В нищающем городе стало трудно вырастить даже одного ребенка. Русских женщин на "планирование семьи", то есть на аборты, вынуждает антирусская политика власти - сначала коммунистической, а после 1991 года - "демократической".
Суррогатом традиционного русского дома - усадьбы с подсобными постройками, погребом, огородом - стали дача, лоджия, гараж, "ракушка". История советской урбанизации - это история уничтожения подсобных надворных построек. В крупнейших городах их нередко превращали в коммуналки, где люди жили "как селедки в бочке", позднее - ломали.
В Вологде, как и в Москве, генпланом были установлены новые красные линии. По ним за надворными постройками строились новые 9-12 этажные дома, а надворные постройки выламывались как "мусор".
Уничтожая надворные достройки, в русском мужике убивали семьянина, домохозяина - чтобы не было подсобных помещений для семейной традиции и хранения семейного достояния - если бабушкино кресло сохранится в сарае, правнук сможет его реставрировать, будет раритет, антикварная вещь. Сейчас роль сарая и одновременно роль приусадебного огорода играет дача - курятник на 6 сотках. Но до дачи надо еще доехать, в лучшем случае 2 часа в один конец, дажена автомобиле не меньше часа. Горожанин разрывается между квартирой и дачей, теряет время и нервы на дорогу. А зимой там не живут. Значит трудно держать скотину и урожай на зиму приходится привозить в квартиру, да и для воров дача, где хозяева бывают только по воскресеньям, гораздо доступнее. Функции сарая часто выполняет гараж, иногда имеющий погреб - и овощи хранятся вместе с бензином, а все свободные пространства между многоэтажными коробками поглощаются "ракушками" - ни детям поиграть, ни собаку вывести.
В современном многоэтажном многоквартирном бараке с удобствами усадьба (двор, домовладение) сжалась до размеров балкона или лоджии. Городское начальство долго вело борьбу с остеклением лоджий.
