Выдающиеся историки Церкви Святитель Димитрий Ростовский, Митрополит Киевский и Галицкий Евгений (Болховитинов) и Митрополит Московский и Коломенский Макарий (Булгаков) относились к трудам Преподобного Нестора Киево-Печерского как к Богодухновенным сочинениям Святого Учителя Русской Церкви.
В Житии Преподобного Нестора Киево-Печерского из Четьей-Миней Святитель Димитрий Ростовский сравнивает нашего Святого с Ветхозаветным Пророком и Путевождем Моисеем, который по внушению Божию записал первые пять Книг Священного Писания: «Всякое событие, если бы не было закреплено Писанием, забылось бы и утратилось для знания. Так, если бы Моисей, наученный Богом, не оставил нам в своих Книгах известий о самом начале и первом строении мiра, а также о родоначальнике нашем Адаме, то все сие продолжительность времени покрыла бы, как тьмою, и привела бы в забвение. Но Бог, сохраняющий в людях память о Своих чудесах, в какое захочет время, воздвигает описателей, дабы последующие поколения, прочитав начертанное ими, могли сим воспользоваться. Подобным образом Господь явил и в нашей, Русской земле, в Святом Киево-Печерском монастыре, приснопамятного Писателя, Преподобного Отца нашего Нестора, который просветил очи наши, изложив полезное для нас, и тем вызвал у нас благодарение Богу. Он написал нам о начале и первом устроении нашего русского мiра, не только внешнего, но и особенно внутреннего, духовного, — то есть об основании и благоустройстве на Руси иноческого жития, насажденного, как в Раю, в Святом Печерском монастыре, а равно о духовном родоначальнике нашем, Преподобном Антоние, и о других последовавших ему и порожденных его духом Печерских Святых.Одним из них был достохвальный сей Писатель, который совершеннейшие Жития их записал не только тростию на хартии, но и подобными же подвижническими деяниями на непорочной душе своей. Этим трудом он и самого себя вписал в Книги Живота Вечного, так что и сам он достоин слышать о себе: радуйтесь, ибо имена ваши написаны на Небесах (Лк. 10, 20)… Нестор достаточно ясно показывает в своем писании: он обнаруживает везде величайшее смирение и постоянно унижает себя, называя себя “недостойным, грубым, невеждою и исполненным множества грехов”. …И прожил он много лет, трудясь над составлением Летописания. Памятуя о Летах Вечности, он благоугождал Творцу лет, к Коему перешел в вечность после своей временной жизни. Он положен в пещере, где и доныне почивает его нетленное честное тело, источая чудотворения и тем свидетельствуя, что Преподобный сей составитель Житий Святых и Летописи приобрел для себя нетленное жилище на Небе и удостоился нетленного венца в Царстве Божием. По молитвам Преподобного сего писателя, да сподобимся и мы быть вписанными в Книгах Живота Агнца Божия, лета Коего не оскудеют. Ему с Богом Отцом и Животворящим Духом подобает от нас всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».
Митрополит Евгений (Болховитинов) высоко ценил христианский реализм Преподобного Нестора. Пускай наших читателей не смущает, что в достаточно положительном смысле Владыка Евгений говорит об убежденных «норманистах» Байере, Миллере и Шлёцере. Митрополит Евгений не был «норманистом», но этим российским немцам он ставил в заслугу распространение труда Преподобного Нестора в Западной Европе, несомненно и то, что эти русские иностранцы высоко ценили заслуги Киево-Печерского Летописца: «Еще Байер и Миллер доказывали нам, что Преподобный Нестор много почерпал из Греческих Летописцев; а Шлецер обнаружил сие гораздо яснее приводами самых подлинников. Нельзя думать, чтобы все они при Несторе переведены уже были на Русский Язык, и следовательно, Нестор читал их в подлинниках Греческих. Но где он сему языку научился, наверно неизвестно доныне. О путешествиях его в Грецию нигде не упоминается. Татищев под годом 1031 своей Истории от имени Летописателя, хотя говорит, что в Новгороде бе Ефрем, который нас учил Греческому Языку, — но тогда Нестор еще не родился и, следовательно, не о нем сии слова разуметь должно. А под годом 1097 у Татищева же поставленные от имени Летописателя слова (если только это не вставка сторонняя): случилось мне тогда быть во Владимире, смотрения ради Училищ и наставления Учителей, — можно разуметь и о Несторе; потому что из самой Летописи его видно, что он был муж просвещенный в свое время. Но в Пушкинском списке сии слова приписаны какому-то Василию. Итак, следует положить, что Нестор Греческому Языку научился в самом Киеве у Греческих Духовных, коих в первые века Российского Христианства там всегда было довольно. Притом сами Великие Князья от введения Христианской Веры в Россию начали немедленно пещись о просвещении своего народа. Владимир, по свидетельству Нестора, “нача поимати у нарочитыя Чади оти и даяти на учение книжное. А Ярослав собра писцы многи, и прелагаше от Грек на Словенское письмя и спасиша книги многи, ими же поучахуся вернии. Многие также Князья наши знали Греческий Язык”.
Итак, просвещение уже до Нестора основалось в России. Посему он, хотя по иноческому смирению в Предисловии к Жизнеописанию Преп. Феодосия называет себя и неученым никоей же хитрости, но в молодых еще летах, вступивши в Монастырь, где всегда науки более держались, мог удобно приобресть знание языков; а читая иностранные книги, Греками привезенные, между которыми, конечно, довольно было и Исторических, мог получить охоту написать Историю своего Отечества на собственном языке, по примеру Византийцев. Сие доказывается тем, что он точно так начинает свой Времянник, как Византийские Историки, с Библейского Родословия; во многих даже местах, как доказывал Шлецер в своем Сличенном Несторе, он переписывал или переводил целые страницы из Греческих Летописей слово в слово, держался их порядка и временосчисления.
Но, что замечательнее всего, писавши еще в XI веке, когда Европу всю покрывала тьма варварства, он не наполнял свою Летопись такими баснословиями о происхождении и Родоначальниках народов, как другие, после его бывшие Летописатели Северные. Правда, следуя Византийским Историкам, он начинает свою Летопись слишком общим народопроизводством от Столпотворения, и оттуда выводит потомками Славян, но, дошедши до описания Севера, вдруг открывает такие сведения о Северных народах, каких ни в одном до него Историке не находится. Он с точностью означает их жилища, отличает смежные и отдаленные от Славян народы, замечает их перехождения и соединения, и потом приступает особенно к Истории Северных Славян. Источники сих его сказаний нам неизвестны. Но он мог иметь какие-нибудь записки предков; многое узнал, как сам объявляет, от товарища своего, Монаха Яна, жившего 90 лет, умершего в 1106 г., и следовательно, родившегося в 1016 г., спустя год по смерти Великого Князя Владимира; а многому и сам был современник. Притом же он Историю своего народа ведет с небольшим только чрез 250 лет, и потому мог иметь еще довольно верные Предания. Верность его сказаний доказывается и тем, что хотя продолжатели и переписчики его Летописи инде прибавляли некоторые местные разных стран известия, до Нестора, может быть, не дошедшие; но из его собственных сказаний никогда не осмеливались ничего переменить, а разве от недоразумения, будучи не столько сведущи в иностранной словесности, как он, портили только собственные имена и названия, или сокращали и толковали по своему понятию, а чрез то вносили в Летопись много нелепого и превратного; существенно же повествуемое Нестором всегда оставалось, в ином только виде. Сами иностранцы отдали честь Нестору выписыванием из него в Истории свои многих известий и применением к своим народам, не могши найти ничего достовернее. Шлецер, искусный и разборчивый Историк и Критик, снесши его со всеми Северными Летописателями, нашел его единственным и настоящим Историком Русским. “Сей Русс, — говорит он, — в сравнении с позднейшими Шотландцами и Поляками, так превосходен, как иногда затмевающийся рассудок пред безпрестанной глупостью”. Хотя началом своей Летописи он подражал Византийцам, но слог его повествования похож больше на Библейский, нежели на Византийский. Действующие у него лица говорят сами, как и в Ветхозаветных Исторических Книгах. Он часто вводит изречения Священного Писания, делает набожные, или нравственные размышления вместо Философ-окритических рассуждений, описывает знамения и чудеса. Больше сего не должно было и ожидать от Монаха, и особенно в те времена. То же самое находим мы и во всех Историях, писанных Духовными тех времен. Временосчисление у него начинается, по Кенигсбергскому списку, с 858 года, а по Лаврентьевскому — с 852 года, но сначала весьма сбивчиво и с пропусками многих лет. Может быть, сие произошло от ошибок и упущения переписчиков, — а с 879 г. он все описывает уже пространнее и точнее. Иностранцам с XVII только века стало известно имя сего нашего Летописателя. Гербиний и Берг ссылаются уже на него, а Лейбниц желал иметь список с его Летописи. Но потом родилась в 1752 г. погрешность в рассуждении Несторова имени. Переводивший Несторову Летопись, сокращенно напечатанную на Немецком Языке в Миллеровом Собрании Российской Истории, не выразумев слов: Книга Летописец Черноризца Феодосиева Монастыря, принял слово “Феодосиева” за “Феодосия” и назвал его сим именем. От сего долго многие иностранцы называли его Феодосием, пока Миллер не объяснил ошибку в своих Ежемесячных Сочинениях, к пользе и увеселению служащих, на 1755 г. в месяце Апреле, при описании Жизни и Летописи Несторовой. К сей погрешности еще присоединились и другие, и, например, в Ехеровом Ученом Лексиконе, издания 1751 г., сказано, будто бы Нестор жил в 17-м столетии. Моллер в Описании своем Эстляндии и Лифляндии, изд. на Шведском Языке 1756 г. не верит даже, чтобы когда-нибудь существовал Нестор, и проч. (См. у Шлецера.С. 231)» Евгений (Болховитинов), Митрополит. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви. М.: Русский Двор; Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1995. С. 229–231.
Митрополит Макарий (Булгаков) писал в «Истории Русской Православной Церкви»: «Нестор был человек дарований необыкновенных и обладал разнообразными сведениями, богословскими и историческими, которые приобрел чрез чтение книг и собеседование с людьми бывалыми и опытными… [Он] положил твердое начало Русской Летописи. …Самое важное сочинение Преподобного Нестора, навсегда обезсмертившее его имя, есть его Русская Летопись, доведенная им до 1110 г. …Описывая… события, наш первый Летописец смотрит на них как сын Православной Церкви, во всем видит следы Промысла Божия, управляющего мiром, по местам позволяет себе благочестивые размышления, делает назидательные замечания, преподает уроки своим читателям. Отчего Летопись его, столько любимая нашими предками, была одним из благодетельнейших средств к нравственному воспитанию народа» Макарий (Булгаков),Митрополит. История Русской Церкви. Том 2. Книга Вторая. М.: Издательство Спасо-Преображенского монастыря, 1995. С. 203, 207.
Много внимания фактуре «Повести Временных Лет» уделяли российские светские историографы в XVIII-XXвв, но они редко обращались к её духовному содержанию как к Священному Преданию Русской Церкви.Однако, Однако, несмотря на столь высокую оценку Святыми Отцами и Учителями Российской Православной Греко-Кафолической Церкви значения духовных подвигов и трудов Преподобного Нестора, надо отметить, что российские церковные ученые, как духовного звания, так и мiряне XVIII–XX столетий, и в нашем Отечестве, а после революции и в изгнании, в своих богословских, библейско-исторических, церковно-исторических, археологических, археографических и агиографических исследованиях практически не изучали «Повесть Временных Лет» и другое наследие Преподобного Летописца. Поэтому несколько лет назад Культурно-просветительский Русский издательский центр имени Святого Василия Великого принял решение организовать научно-православное исследование «Повести Временных Лет» как неотъемлемой части Священного Предания Русской Православной Церкви, Вселенского Православия. Мы надеемся, что наш первый скромный опыт побудит православных ученых из отечественных Духовных Академий и Семинарий, Богословских Институтов и Университетов, теологических факультетов светских вузов продолжить усилия в этом плодотворном направлении. — Прим. В.В.Б.-В.
