Более десяти лет назад, 29 мая 2002 года, скончался академик Александр Панченко, крупный петербургский ученый-филолог, исследователь русской литературы и истории. Среди работ Панченко – труды о русской культуре в канун Петровских реформ с анализом смеховой культуры в православном мировоззрении; о мировоззрении Пушкина в контексте дебатов начала XIX века о переводе Библии на современный русский язык.
Александр Михайлович был гостем многих радиопрограмм, ведущими которых выступали Иван Толстой, Владимир Тольц, Анатолий Стреляный, Виктор Резунков. С его участием, в частности, подготовлены большие циклы передач "Современное русское сознание", "Русская религиозность".
***"Итак, Есенин. Он в русской литературе остался, хотя многие его современники и дружки, и люди, которых он уважал или, наоборот, – терпеть не мог, – ушли из русской литературы и стали, так сказать, неким музейным слоем.
Есенин – слой живой: его читают, особенно любят, конечно, петь стихи его, но на чью-нибудь чужую музыку, хотя он и сам бывало подбирал к своим стихам музыка и тоже их пел. Так вот почему, почему? Почему, скажем, никому не придет в голову читать имажиниста Вадима Шершеневича, с которым они вместе манифесты там разные подписывали? Вот Есенина читают, и значит он живой."
***"Петербург вовсе не претендует на первенство, Петербург претендует на равновесие, потому что мы хранительница колоссальных сокровищ. Москва – тоже, я согласен, Москва тоже. Но у них есть на что хранить, а у нас нет этих денег, мы еле-еле выкручиваемся. И я, разумеется, не сторонник, считаю, что это невероятная глупость какое-то отделение Петербурга, вольный город – не нужно этого ничего, зачем это. Мы едины, мы две столицы, у нас один диалект, так называемый "третий" диалект, то есть, мы с Москвой говорим на одном языке, разве что иногда еще услышишь у старинных москвичей – вот, помню, Елена Владимировна Пастернак, жена Евгения Борисовича, она же внучка Густава Шпета, знаменитого философа, с такими немецкими чертами, как-то она говорит, когда мы познакомились: "коришневый" – вот такая некоторая разница, то есть очень небольшая. И это есть литературный язык на том, на котором говорим мы и на котором говорит Москва, если правильно, конечно. Послушайте, как у нас говорят: "петербуржеский". Братцы мои, не надо, что вы делаете, опомнитесь! "Медный всадник" читайте у Пушкина: "Петербургская повесть" – все, грамматику нужно знать, учиться надо. Но, конечно, вот эта обида и опасность распада России, как она распалась в 17-м году, позже несколько, сразу стала распадаться, когда объявлялись республики, какие-то города и сейчас – и губернаторы, и какие-то ассоциации, Сибирская будет какая-то республика или что, как все пугают – это все, к сожалению, объективная опасность. С этой опасностью надо считаться. И Москва должна найти в себе силы не бить с носка, и слезам верить, и коль уж так случилось, что опять столица там и все начальство там: подумайте, ведь вы можете оказаться в одиночестве. Потому что сердятся на вас. Ведь я хорошо помню, когда я в юные года по старообрядческим районам ездил и всегда спрашивают: "А Вы из Москвы или из Питера?" Ты говоришь: "Из Питера". – "А, ну заходите!" Так вот, знайте это, знайте, и, чтобы не оказаться в одиночестве в тяжелом положении, дайте права, найдите в себе силы сообразовываться с аристотелевской мерою. Дайте права и Твери, и Новгороду – и, конечно, Петербургу."
