Сапер... Среди военно-инженерных специальностей эта, пожалуй, особая. Саперы не имеют права на ошибку, и каждый, как бы он ни относился к вере, не одну сотню раз прочувствовал на себе истину слов «все под Богом ходим».
Вырос Михаил Колмаков, офицер инженерного отдела Приволжского регионального командования внутренних войск, в военном городке Смолино, под грохотом пушечных выстрелов. Тут же полигон – испытания и плановые стрельбы чуть ли не каждый день проходят. Надо ли удивляться, что Михаил решил стать кадровым офицером? Да и не только он один.
– Местные мальчишки растут в окружении людей, посвятивших себя служению Родине, так что профессии банкира, офисного клерка или бизнесмена здесь не особо популярны, – говорит отец Михаила Александр Валентинович. – Что же касается веры, то тут у каждого свой путь. Я, к примеру, долгое время не был особо верующим человеком, но после одного случая все изменилось.
…Как-то раз Колмаков старший собрался съездить на могилу к своему отцу, деду Михаила. И в ночь перед самым отъездом снится ему сон: икона, старинная семейная реликвия, обращается к нему: мол, негоже ей среди прочего хлама на чердаке пылиться, а надо бы ее из тьмы извлечь и на видное место поставить, чтоб пользу людям она приносила. Теперь эта икона хранится в доме, а Александр Валентинович после возвращения для себя решил: на территории воинской части непременно надо поставить храм. К этому времени решение о строительстве уже было принято, и он включился в работу.
– Всем миром этот храм строили, ходатайствовали о создании прихода, священнике, – вспоминает он.
Александр Валентинович замолчал, а Михаил подхватил разговор:
– Меня к вере привела бабушка, Евдокия Николаевна, мамина мама. Когда гостил у нее, Библию читала, в церковь с собой брала. Поначалу по-детски наивно тогда все это воспринималось. Но как-то раз гостил у нее в Тамбовской области, лет двенадцать мне тогда было. Пошли мы с друзьями купаться. А там гидроэлектростанция на реке. И подплыли мы очень близко к водозабору. Когда хватился – было уже поздно: течением подхватило, понесло и затянуло под воду, прямо к лопастям турбин. Одно только помню: успел с сожалением подумать, что больше с бабушкой в церковь, наверное, ходить не придется…
Как уцелел тогда, он не представляет. Вынырнул по другую сторону плотины, течение само прибило к берегу – и ни единой царапины! Тогда, кажется, впервые он до конца осознал смысл выражения: «Все под Богом ходим». В дальнейшем жизнь еще не раз предоставит Михаилу возможность убедиться в этом, особенно во время его службы в Чечне.
ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ САПЕРА
…Два года ходил Михаил по чеченским дорогам. Два года, практически ежедневно вступая в противоборство с «костлявой», не давал ей себя обмануть, не позволял опередить. Он уже командовал инженерно-саперной ротой, получил третью звездочку на погоны. Женился. Заканчивался срок его контракта в воюющей бригаде. И офицер собирался перевестись в Приволжье, чтобы продолжить службу поближе к родителям. В конце концов, ездить в командировки можно и из родных мест.
Но вот как-то раз Михаила разыскал знакомый офицер и, сославшись на плохое самочувствие, попросил подменить его в завтрашнем выходе на маршрут. Ну разве мог он отказать заболевшему сослуживцу?
За сборами и подготовкой к выходу Колмакова застал давнишний приятель, прапорщик Борис Лут. Они были знакомы практически с первых дней службы, сильно сдружились, на «боевые» всегда старались выходить вместе, безгранично доверяя друг другу. Борис щеголял в форме последние деньки: приказ о его увольнении из внутренних войск уже состоялся, осталось дождаться распоряжения об исключении из списков части и, пройдясь с бегунком по всем службам, попрощаться с товарищами. Но узнав, что ротный собирается на завтрашнюю инженерную разведку, Лут попросился с ним.
Они вышли на маршрут 13-го июля. Все шло как обычно: осмотр дороги и прилегающей местности, выставление заслонов. Прошли Терскую. Вот и место, где должен расположиться последний, самый дальний пост. Прапорщик Лут со своей собакой приступил к проверке места выставления наряда. Внезапно четвероногая помощница Бориса насторожилась, покрутила головой и уверенно уселась на примятую траву. Есть закладка! Лут предостерегающе поднял руку вверх, успев крикнуть: «Стой!» И в это время прогремел взрыв: где-то затаившийся и наблюдавший за саперами боевик понял, что фугас обнаружен, и привел в действие взрыватель…
Колмаков, еще не осознавая, что случилось, почувствовал тупой удар в плечо. А затем дикую боль во всем теле. Но сознание не потерял. Оно фиксировало все, что происходило вокруг. Подбежали солдаты. Услышал крик: «Командира ранило!» Почувствовал укол промедола. Все равно больно. Еще укол, потом жгут. Перевязали и потащили в машину. Михаил успел потрогать ставшую неживой руку и повернулся к лежащему рядом окровавленному другу: Борис был без сознания.
Очнулся Михаил уже после операции в Моздокском госпитале. Вместе с сознанием вернулась и страшная боль. Во рту еле шевелился сухой распухший язык, на зубах скрипел песок. Глаза не открывались. Собравшись с силами, поднялся с кровати и с трудом подошел к зеркалу. На него смотрел незнакомец в окровавленных бинтах, у которого странно, неестественно свисал пустой рука пижамы… Еще не веря, что это он, Михаил спросил у подошедших врачей:
– Что с Лутом? Где Борис, как он?
Те в ответ лишь опустили глаза. Они сделали все, что могли.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТРОЙ
Даже после тяжелейших ранений и ампутации руки у Михаила ни на секунду не появлялась мысль оставить службу. Наоборот, он изначально поставил себе цель не просто снова занять свое место в строю, а вернуться в Чечню, в свою воюющую бригаду!
Сразу после операции он начал борьбу с привыканием к обезболивающим лекарствам, справедливо решив, что организм должен восстановиться сам. Поначалу страшная боль не давала заснуть по ночам. Он лежал на кровати с закрытыми глазами и вспоминал каждую секунду того трагического дня. Прокручивая заново весь маршрут шаг за шагом, пытался найти ошибку. Во всем случившемся винил только себя, мучился от потери друга.
Постепенно его дела пошли на поправку. После девяти месяцев лечения старший лейтенант Колмаков записался на прием к начальнику инженерного управления Главного командования внутренних войск генерал-лейтенанту Рябинову. Просил об одном: оставить на службе и направить в свой родной батальон. Владимир Лукич, сам боевой генерал, не единожды смотревший смерти в лицо, с пониманием отнесся к просьбе офицера, обещал всяческое содействие. И слово свое сдержал: вскоре Михаил принял должность начальника инженерной службы в той самой части, в которую когда-то пришел молодым лейтенантом.
– Я должен был вернуться назад, – твердо, безо всякой рисовки говорит Михаил, – доказать в первую очередь самому себе, что не сломался, выстоял. Если бы я не вернулся, то, наверное, изменил бы себе, стал бы другим человеком…
Еще целых полтора года кавалер ордена Мужества капитан Колмаков служил в Чечне. Учил своих подчиненных и вместе с ними ходил на боевые задания. Самым сложным для него оказалось вновь пройти по тому самому маршруту, где погиб его боевой товарищ прапорщик Лут, где сам он потерял руку.
В тот день всю дорогу в голове у Михаила свербила одна мысль: «А что, если опять?!» Но и на этот раз он пересилил собственный страх.
Пока бойцы инженерного дозора, заняв круговую оборону, терпеливо ждали своего командира, он встал на то самое место, где год назад, оглушенный и окровавленный, корчился в пыли. На негнущихся ногах приблизился к оплывшей от времени воронке. Снял каску, молча постоял несколько минут. Помолился, глядя в безкрайнее синее небо.
И в этот момент страх пропал, отступил перед волей офицера… И снизошла Божья милость!
