В начале июня были опубликованы несколько проектов документов, подготовленных разными комиссиями Межсоборного присутствия. Проекты предложены для общецерковного обсуждения, прежде всего — на сайте Богослов.ру. Удивительно, но наиболее жесткую реакцию вызвали не долгожданные документы по ювенальной юстиции, электронному контролю и реабилитации наркозависимых, а «Проект положения о монастырях и монашествующих». В редакцию продолжают поступать отзывы монашествующих на этот текст.
Монахиня Иоанна (Смирнова),
Введенский женский монастырь г. Иваново:
Мы ждали этот документ, так, как тяжелобольной ждет прихода врача, который выпишет ему рецепт. Но пришел не врач…
Наше монашество серьезно больно, что тут скрывать, причем, больно не в отдельно взятом монастыре или епархии, а вообще, в России. Самое веское доказательно этого – предложенный проект, который основан на принципах администрирования, уничтожения личности, на том, что угрожает самому существованию монашества, от чего монашеству необходимо освободиться.
Многие знают это, потому и ищут разные пути выхода: ведь продолжать так жить невозможно, душу-то не обманешь, она ищет настоящего, подлинно духовного, потому и обращаются некоторые иноки к опыту монашествующих Греции, Кипра, пытаются у себя в обителях что-то применить, а кто-то и вообще уезжает. Все хотят жить в любви, под руководством старца, духовника, духоносной игумении, вне административного диктата, иначе какой смысл в монастыре?
Положение много внимания уделяет дисциплине. Стремление это понятно, но пытаться строить дисциплину на запретах, прещениях – утопия. Ведь даже в миру говорят: «Заработай авторитет, и тогда авторитет будет работать на тебя». Если игумен – отец, а игумения – мать, не потребуются ни прещений, ни угроз, никто не уйдет из монастыря-семьи. Как, шутя, говорит наш духовник: «Вас из монастыря и метлой не выгонишь».
В наших монастырях итак искажены основополагающие понятия «смирение», «послушание», которые трансформировались в смирЯние ближнего и уничтожение личности насельника, нарушены основные святоотеческие принципы устройства монастыря, когда игуменов не выбирают, а назначают, когда епископ стремится управлять монастырем, когда внутренний устав монастыря не рождается внутри, а спускается сверху, и при этом Положение предлагает еще больше «закручивать гайки». Я 20 лет знакома с уголовно-исполнительной системой, 20 лет посещаю тюрьмы, осужденных, имею некоторое представление о свободе, о исполнении закона, о дисциплине – сама из семьи военного, потому человек достаточно жесткий, любящий дисциплину, порядок, но и меня поразили некоторые пункты Положения, например, проблемы с причащением и отпеванием оставивших монастырь.
Удивляет, что монахи наши молчат: или не знают о Положении или не вчитались? Ведь ситуация серьезная и речь идет о том: быть нашему монашеству или нет.
Монахиня Ф.,
из личной переписки:
Я думаю, проект составляли люди, вовсе не жившие в монастыре (так называемое «ученое монашество»). Кроме того за всем этим администрированием сквозить страх, подлинный страх церковных администраторов перед свободой и бесстрашием подлинного монашества. Я говорю об идеале монашества. В наших монастырях тоже очень мало подлинности свободных и смиренных людей.
Монашеством всегда трудно управлять — это знает история Церкви. Вот и придумывают такие вот странные документы. Думаю, что дореволюционные положения были не лучше. По опыту знаю, что в реальной жизни все это мало работает. Положение в основном опирается на практику сегодняшнего дня, а она очень разная.
Монахиня Е.:
Ощущение, что защелкиваются наручники и закрывается за тобой дверь тюремной камеры.
Кажется, что писали документ люди, которые сами никогда не жили в монастыре и не собираются сами на себе испытать, как действуют предписанные ими правила. (В скобках можно заметить, что в тексте встречаются опечатки, что свидетельствует о поспешности его составления).
Формально вроде бы правила обоснованы, и оспаривать их сложно.
Но современное русское монашество за 20 лет своего возрождения уже приобрело какой-то реальный опыт, и этот опыт должен быть отражен в документе. В частности, отсутствие в женских монастырях опытных духовников именно из монашествующих, непонимание белыми священниками особенностей монашеской жизни, искушений, мысленной брани — на практике приводит к многочисленным личным надломам и искажениям духовной жизни.
В документе ничего не сказано о духовной сути и цели монашества. Не сказано и о том, чего мир ждет от монахов, и что монахи при правильном внутреннем устроении могут дать миру.
В современном секулярном обществе, обществе коммерции и потребления, ощущается острый дефицит любви. Никто никому не нужен. Мир ждет от монахов не иного чего-то, а именно любви, сострадания, способности услышать каждого конкретного человека, воспринять чужую боль и утешить. Не за этим ли шел народ в Саров к прп. Серафиму, в Оптину пустынь к Старцам?
Чтобы это внутреннее устроение выросло и созрело в душе монаха, нужна соответствующая атмосфера, духовный климат в монастыре. Атмосфера жесткого контроля и дисциплинарных прещений, как показывает опыт, рождает не любовь, смирение и послушание, а обратные качества: двуличность, лицемерие, человекоугодие, стремление выжить за счет других и подобные.
Любовь рождается в атмосфере любви. И монашеская община традиционно должна представлять собой духовную семью, собранную вокруг опытного духовного руководителя (духовника, игумена или игумении).
В Синодальный период истории Русской Церкви в Ней просияли великие святые. Однако это произошло не благодаря «Духовному Регламенту», а вопреки ему.
Хочется пожелать, чтобы в составлении столь важного документа приняли участие люди, стремящиеся возродить в России подлинную монашескую традицию.
