МВ: Политическая беспринципность Владимир Ильича Ленина давно стала притчей во языцех и признается даже апологетами вождя мировой революции. Этим своим качеством он выделяется на фоне даже самых завзятых политиканов прошлого и настоящего. Так ли это?
Ленин, казалось, заранее предвидел такие вопросы. Он не уставал повторять, что да, мы отрицаем буржуазную мораль, у нас своя мораль, ваша мораль завела человечество в тупик, мы ставим совершенно иные, принципиально иные цели, и мораль наша нацелена на светлое будущее. Так говорил Ленин.
Мораль, нравится нам это или нет, вещь весьма и весьма пластичная, и дело не в морали как таковой, а в цели. В нереалистичности и даже утопичности цели, поставленной Лениным.
Сама по себе цель, которую декларировал Ленин, большевики, коммунисты, исходит из общегуманистической традиции, здесь к ней не подкопаешься. Вроде бы всем желали добра, ну кроме совсем негодных элементов общества. Тем не менее, реализация этих целей предполагает уничтожение этих самых негодных – эксплуататоров и тому подобных.
Вообще если посмотреть под этим углом зрения, то окажется, что при постановке утопических целей, какими бы благими они ни казались, совершенно неизбежны потери, которые носят абсолютно античеловеческий характер.
МВ: На каком уровне антинаучности идеи или цели, количество потерь начинает зашкаливать, выходит за всякие рамки перестает поддаваться контролю тех, кто эти цели намечал?
Конкретно определить момент трудно, а с чем он связан, можно сказать совершенно определенно. Когда вот эти утопические идеи овладевают, как говорили большевики, массами, которые под завесой, под покровом этих утопических идей осуществляют свои вполне конкретные цели, вот тогда и начинается этот самый процесс совершенной необратимости социального насилия. Тогда вожди, те самые утописты, прекраснодушные люди уже ничего не могут сделать с той стихией, которую они сами спровоцировали, вызвали к жизни.
МВ: Как вы считаете, всегда ли осуществление утопической цели подразумевает разрушение старого мира, о чем гласно заявлялось, в том числе и в гимне.
Идея ненасилия - толстовство, гандизм - тоже утопична…
МВ: Имеется ввиду, что все революционные теории предусматривают выжженную землю, а на ней новое строительство. Почему никто из революционеров никогда не задумывается о некоем генезисе общества?
Здесь включается психологический фактор. Он касается не только революционеров как таковых. Когда общество доходит до такой стадии, когда кажется: тупик, дальше некуда, тогда, конечно, все возможно. Это конкретная историческая ситуация. Ну, допустим, Первая мировая война. Все съехало с основ, воевать дальше уже невозможно, надо эту проблему как-то решать. Куда двигаться дальше? И тогда вот эти идеи находят подходящую почву для своей реализации. Наступают в истории человечества тупиковые моменты, когда революционные теории берут верх над здравым рассудком. Тут уже просчитать ничего невозможно, и никто уже не берется просчитать, а действуют по принципу «лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
МВ: Любопытный угол зрения: марксизм, как бы критически к нему не относится, есть почти полноценная наука, довольно стройная теория. То, что сделал с марксизмом Ленин, как он его трансформировал и по-своему развил и переосмыслил, продолжил, это уже к науке имеет меньше отношения. Получается, что наша главная трагедия в том, что не было прагматических оснований для того, чтобы цели намеченные Лениным, осуществились.
Ленин достаточно вольно поступал при всем почтении с Марксом. Но уважение было истинное. Доказать это нетрудно по определенным статьям Ленина. У него были авторитеты, например, Плеханов, которого она очень высоко ставил совершенно искренне. Ничего удивительного: люди такого склада имели перед собой более высокие образцы, высокие авторитеты. Всем было ясно, что Россия к социализму одна идти ну никак не может. Но поскольку случилась мировая война, то какой выход может быть? Мировая революция. И Ленин все делал в расчете на мировую революцию. Но если уж говорить совершенно определенно и откровенно, мир действительно стоял на грани этой мировой революции. Балансировал. И в результате всех постигших человечество катаклизмов получился очень серьезный сдвиг в социальных отношениях. Так бывает: ставится одна цель, а решается какая-то другая проблема. Я считаю, что социальное государство современное, допустим, на Западе, имеет свои дальние-дальние истоки в революционных марксистских установках. И в тех крутых исторических виражах, которые осуществились в начале XX века. Все взаимосвязано в нашем мире, никуда от этого не денешься. Трактовать Ленина и большевиков с точки зрения сегодняшнего дня, сегодняшней морали, мягко говоря, ненаучно, да и просто нелепо, глупо. Мы не судить должны, а понимать, почему. В конце концов, всякий преступник имеет права на адвоката. А историк обязан выступать в роли адвоката, а не обвинителя, это его профессия.