Я с Михаилом Тимофеевичем Калашниковым лично знаком не был. Только заочно. В моей книге «Живый в помощи. Записки афганца» описывается эпизод, как мы проверяли на прочность автомат Калашникова и американскую М-16.
Мы постоянно вставляли магазин в автомат АК- 47 и вели стрельбу и точно так же вставляли магазин в М-16 – таким образом проверяли оружие на прочность. И на девятом магазине нашего автомата М-16 заклинило. И когда Калашников этот эпизод прочитал, в благодарность, что я с таким вниманием отнесся к его трудам, он прислал мне свою книгу с подписью. Эта книга у меня хранится как реликвия. Ее привезла мне из Ижевска дочь Михаила Тимофеевича. С ней я был знаком, и вот с ней мы встречались, разговаривали.
Михаил Тимофеевич Калашников был человеком уникальной простоты. Американцы делали ему много предложений приехать и работать за океаном. Согласившись, он бы буквально купался в золоте. Но Калашников, как бывает свойственно русскому мужику, сказал: что вы все меряете на деньги, неужели у вас нет никакого понятия о совести, о чести, о патриотизме, о любви к родине. Он отказался и очень долго жил в простой квартире, в хрущевке, и только практически в конце его жизни до нашего государства дошло, что этого великого автоматчика, труженика просто надо отблагодарить по-человечески. Ему тогда начали создавать, наконец, нормальные жизненные условия. У него и кабинет был настолько простой… Обыкновенный стол, несколько стульев, простое окно, никаких закидонов новомодных в этом кабинете не было. Калашников, несмотря на тяжелую болезнь и преклонный возраст продолжал работать практически до последних дней своей жизни, пока еще мог стоять на ногах. Он всегда очень тепло разговаривал с людьми, сотрудничал со всеми, и если находил, что надо внести какие-то изменения в работу, всегда был с рабочими на «ты» и очень доброжелателен. Люди его любили. Не просто уважали, а искренне любили. Это вообще редкий случай, когда человек такого уровня, создатель самого известного в мире автомата, человек, обладающий без преувеличения всемирной славой, столь прост в общении и в жизни… Эта потеря для нас очень серьезна, можно сказать, невосполнима. И люди сейчас скорбят и идут к гробу Михаила Тимофеевича Калашникова не потому что так надо и так положено, а потому что действительно горе у людей.
