То, что Западная Европа и полтысячи лет назад и в просвещенном XIX веке на порядки превосходила Россию в количестве казней и пыток сегодня не является секретом ни для одного из желающих узнать если и не полную правду истории, то хотя бы точные цифры о ней, или в крайнем случае, их порядок.
Необходимо подчеркнуть, что разница в степени жестокости России и Европы носила и носит в первую очередь религиозный характер. Повышение уровня европейского зверства напрямую связано со степенью отхода Европы от истины Православия. Напомним, что до 1054 года Христова Церковь была единой, хотя покушение на ее единство Запад совершал и ранее.
Началось это уже со времен Карла Великого, по настоянию которого на соборе епископов в Ахене в 809 году, в Символ Веры вопреки протесту тогдашнего римского папы Льва III был внесен пресловутый «filioque».
Карл отличался насилием не только в религиозных вопросах. Во время войны с саксами он как-то за один прием казнил 4 500 пленных саксонских воинов, причем подвиг сей до сих пор отмечается крестиком на исторических и даже туристических картах Германии.
Учитывая тогдашнюю плотность и численность населения Европы достижение доброго императора Шарлеманя вполне сравнимо с достижениями таких героев европейской истории, как Генрих VIII и Елизавета I английские, английский же революционер и республиканец Кромвель, француз-якобинец Робеспьер и прочие многочисленные палачи Французской и иных революций.
Темные века – без казней и пыток
Но все же до разделения церквей в большинстве стран Европы господствовало церковное каноническое право, практически не признающее в качестве наказания смертную казнь. То, что назвали потом «Темными веками» было едва ли не самым светлым периодом в истории Европы в плане правового подхода к ценности человеческой жизни.
Кстати Средние, они же Темные, века в Европе − это и есть тысячелетие от начала IV века – правление Константина Великого, до начала XIV века. Термин «средний век» (medium aevum), как обозначение периода «варварства Европы» от падения античности до ее возрождения-ренессанса, введен был впервые итальянскими гуманистами как раз в начале XV века. Свое ренессансное время они же назвали Новым временем.
Путаница со Средними веками, к коим по нынешней простоте нравов причисляют иной раз и XVII век, пошла с тех пор, как под сменой формаций стали понимать не смену системы нравственных ценностей, а смену способов производства.
Было, конечно, в «Темные века» немало военных и бытовых жестокостей, но практически не было смертных приговоров по суду, и также практически не применялись пытки, исчезнувшие из судебного обихода со времен Константина Великого и проникшие в судопроизводство только к началу Ренессанса – примерно к XIV веку, первоначально к делам, связанных с ересью. Как свидетельствует такой авторитетный источник, как энциклопедический словарь Брокгауза:
«Каноническое право, стремясь привести преступника к сознанию своей вины мерами кротости и духовного врачевания, в древнейшую эпоху не допускала применения пытки; но уже в конце XIV столетия, по делам о ересях, пытка получила весьма широкое применение.
Первоначально она исполнялась светскими, а не духовными властями, но со времен папы Урбана V духовенство, чтобы соблюсти тайну процесса, перестало обращаться за содействием к светским властям».
Пытки и казни – дети прогресса и гуманизма
Уже в XIII веке, по словам Роберта Юрьевича Виппера: «Церковь [римская] изменяет своим первоначальным целям – проповеди смирения, воздержания, аскетизма, обращается в светскую державу, высшее духовенство наслаждается благами мира сего». По существу, папством поощряется, категорически осуждаемое христианством ростовщичество в лице ломбардских менял, банкиров и ростовщиков.
Тогда же при папе Григории IX около 1240 года была введена инквизиция. Нравственная сила подменяется силой страха. Причем страха требуется все больше и больше.
Характерно, что после 1200 года «в Западной Европе никого нельзя было увлечь в войну за веру». Крестовый поход 1204 года свелся к взятию и разграблению Константинополя, богатства которого стали основой будущего экономического процветания Запада. А папа Иннокентий III, видя такие реальные успехи своей паствы в борьбе с восточными схизматиками, объявил, что папа отныне – «наместник не какого-либо апостола или человека, а самого Христа».
Религиозные войны Европы по существу остались позади вместе с Карлом Мартеллом, реконкистой и первыми крестовыми походами. Даже унесшие впоследствии сотни тысяч жизней войны католиков с протестантами в значительной мере носили характер войн за перераспределение наличных материальных благ в нужные руки.
Так что распространенное мнение, что массовыми пытками и казнями Европа обязана жестокому христианству, огнем и мечем уничтожившему просвещенное и гуманное язычество, является частью всемирной злонамеренной дезинформации.
Дело обстоит, как говорится, с точностью до наоборот: принятие христианства так повлияло на население римской ойкумены, что на целую тысячу лет из судебного обихода исчезла пытка и смертная казнь. Немудрено, что дальнейшие поколения европейцев назвали это непонятное для них время «Темными веками».
Так что, пытки и казни – дети прогресса, гуманизма и ренессанса, отхода от веры и общей секуляризации Западной Европы, начавшихся с ее отхода от Православия в IX веке.
Причем казни и пытки не просто вернулись в Европу из времен язычества, но приобрели характер буквально сатанинской жестокости, неведомой, во всяком случае, просвещенной античности. И эта чудовищная жестокость была характерна для власти любой западноевропейской страны, по крайней мере, до начала XIX века, когда показала миру свой оскал жестокость уже революционная.
В связи с этим вспоминаются слова Клайва Стейплза Льюиса в цикле про Нарнию: если говорящий зверь вновь уходит к бессловесным, то он превращается в чудовище.
Диктатура смерти – комфортнее диктатуры совести
На первый взгляд кажется непонятным, почему европейцы так легко повернулись спиной к своему тысячелетнему светлому прошлому, неблагодарно назвав его темным. Ответ же лежит на поверхности.
Каноническое право «стремясь мерами кротости и духовного врачевания привести преступника», а с ним и каждого христианина, «к сознанию своей вины», то есть греха, тревожило его совесть. Заставляло задумываться о своих не только уголовно наказуемых проступках и деяниях, но и просто о своем отношении к ближнему, и соответствии такового отношения заповедям Господним.
Все это делало жизнь человека исполненной смысла, но нравственно напряженной, и, говоря нынешним языком, психологически не комфортной.
Кроме того, христианское отношение к жизни и к своим обязанностям в ней, очень мешало многим видам материальной деятельности в поднявшейся, после веков упадка римской культуры и цивилизации, Западной Европе. Видам самым выгодным с точки зрения материального успеха этой деятельности, типа банковской и ростовщической.
Церковное право становится нежелательной преградой на пути, набравшего к XII веку первые силы нового сословия Европы – европейской буржуазии.
«Диктатура совести» становится нестерпимой для европейца Нового времени. Поэтому церковное право все чаще заменяется светским правом, прежде всего в городах. Характерно, что и монархи Европы поддерживают средние классы, города и коммуны в их стремлении отойти от канонического права. Светское право сулит им бóльшую власть если не над душой, то уж во всяком случае, над телом своих подданных. Что эти тела и начинают немедленно ощущать.
«Наместники Христа», чтобы не проиграть в этой схватке денег и амбиций, также вступают на путь вполне капиталистический, вводя систему выкупа грехов, известную под названием индульгенций.
Так что от «химеры, именуемой совестью» освобождать граждан будущей Единой Европы начал отнюдь не бесноватый фюрер Адольф Алоизович.
И оказалось, что для европейского человека Нового времени предпочтительней и удобней морально, комфортней, ходить под дамокловым мечем вновь вводимых зверски жестоких уголовных кодексов, рискуя каждый день испытать их действие на собственной, единственной и столь уязвимой шкуре, чем вернуться к Православию, так жестко ставящему пределы человеческой греховной индивидуальности.
То, что уровень жестокости в Европе возрос до не виданной прежде высоты, похоже, даже не было замечено современниками, и до сих пор не осознается потомками.
Отступив от истины Христа воплощенной в Православии, свернув с «Пути Истины и Жизни», в «тупик лжи и смерти», Западная Европа и становится все более царством смерти, во всяком случае – духовной. При этом царством, позволяющим до сих пор надменно поучать и воспитывать все остальное человечество.
Когда палач становится героем
Еще одно существенное различие России и Европы. Для русского человека смертная казнь никогда не была развлекательным действом, что весьма поражало западных наблюдателей, равно как и то, что виселица не была непременным «украшением» русского города. А палач, никогда не смог стать популярной и уважаемой фигурой на Руси. Косвенно это легко проследить на литературных примерах.
По крайней мере, в двух самых популярных романах заслуженно любимого нами Александра Дюма-отца, «Трех мушкетерах» и «Королеве Марго» палач является, хотя и не главным, но вполне положительным персонажем. А, к примеру, в канонической экранизации «Графа Монте-Кристо» 1954 года с Жаном Маре в главной роли, герой является на аристократическом балу в Париже в роскошном наряде венецианского палача, под восторженные взгляды публики, особенно ее женской части.
При всех многочисленных недостатках русской, особенно петербургской, аристократии, все же трудно себе представить, чтобы на маскараде во времена Николая Павловича, да и в позднейшие, мог появиться человек в наряде русского ката. Да и в наряде западного палача, скорее всего, тоже.
Россия и Европа: стократный разрыв в уровне жестокости
На Руси же казней и пыток как таковых не существовало до XV века. Жили по Русской Правде Ярослава Мудрого, а в ней основным наказанием была вира, то есть штраф той или иной степени тяжести.
Первые полтысячи лет своей истории Русь жила без смертной казни!
Жила может быть и дальше, но... ? возникли контакты с культурным Западом.
Первые понятия о смертной казни появились у нас в том самом XV веке в Псковской судной грамоте и в Уставной Двинской грамоте. Казнь предусматривалась за измену, за кражу из церкви, поджог, конокрадство и троекратную кражу. Заметим, что и Псков и Двинск – нынешний Даугавпилс − находились в тесном контакте с Тевтонским и Ливонским орденами. Так что соседство обязывало хотя бы к минимальному восприятию норм европейского права.
Новшество прививалось медленно. Во времена Царя Ивана Васильевича Грозного смертная казнь применялась за убийство, изнасилование, содомию, похищение людей, поджог жилого дома с людьми, ограбление храма и государственную измену.
Каждый смертный приговор при Царе Иване Васильевиче выносился только в Москве и утверждался лично Царем. (Этот обычай сохранился в России и дальше. По крайней мере до 1905 года).
В России за все годы почти сорокалетнего правления Иоанна Грозного было казнено за тяжкие и доказанные преступления, включая чисто уголовные, около 4 тысяч человек. Не удивительно, что за время его царствования и население Русского царства возросло на 50%.
В просвещенной Европе в том же XVI веке примерно за тот же промежуток времени казнили по суду и просто бессудно уничтожили порядка 400 тысяч человек. На два порядка больше. (В скобках заметим, что почти половина этого количества пришлась на страну первого парламента – Англию. Во многих книгах приводится цифра в 72 тысячи казненных только за бродяжничество при женоубийце Генрихе VIII, но мало кто знает, что при «доброй королеве Бесс», как нежно называет Елизавету I автор «Троих в лодке не считая собаки», было казнено 89 тысяч человек, и около 300 тысяч покинуло страну, от казни спасаясь. Ими и были основаны, в частности, будущие Соединенные Штаты).
Вот на эти-то, математически высчитанные, два порядка – в сто раз! − и превышал при Иване Васильевиче уровень жестокости Запада уровень России.
И в дальнейшем, несмотря на определенные усилия Петра Алексеевича догнать продвинутую Европу и по этому показателю, до 1917 года разница эта сохранялась. А при правлении большинства царей династии Романовых разница с Европой только возрастала.
Так за период царствования Александра I число казненных в Англии, превысило численность казненных в Российской Империи в 1300 раз. «Во столько раз безопаснее было жить в варварской России, чем в цивилизованной, культурной Британии». Полезно принять к сведению и запомнить.
Даже в пору Смуты, когда жизнь человеческая вроде бы копейка, смертная казнь так и не смогла стать на Святой Руси привычной мерой наказания.
«Земский собор Первого ополчения 1611 года запрещает назначать смертную казнь “без земского и всей Земли приговору”, т.е. без согласия Земского собора.
Судя по тому, что ослушник обрекал на казнь себя самого, нарушение правила об обязательности утверждения смертного приговора Земским собором было одним из самых страшных преступлений.
Едва ли такие ослушники находились».
Но и человеколюбивые предки наши были согласны с тем, что убийство, изнасилование, содомия, похищение людей, поджог жилого дома с людьми, ограбление храма и государственная измена должны караться смертью.
Понятно, что по мере отхода от Христа, необходимость во внешнем ограничении человеческого беспредела может только возрасти. Так что приведенный список, дополнив его, скажем, коррупцией и казнокрадством, на мой взгляд, стоило бы ввести у нас и сейчас.
Очень бы способствовало.
В России жизнь спокойнее
После всего сказанного выше вряд ли удивит нас факт, что уже начиная с Ивана Васильевича, деда Грозного, стал нарастать поток беженцев из «просвещенной Европы» в дикую, но такую человеколюбивую, сначала Московию, потом Русское царство, а затем в Российскую Империю.
И первый крупный приток «европейских специалистов» зафиксирован именно в царствование первого русского Царя Иоанна Васильевича. Составил он 30 тысяч человек, что пропорционально нынешней численности населения можно оценить примерно в миллион. Причем шли на Русь не абы какие люди.
В дальнейшем этот поток только возрастал, и к концу восемнадцатого столетия в России было уже 505 иностранных колоний, а для бегущих от турок греков выстроили целый город Мариуполь. Любопытно, что из более, чем ста тысяч пленных Великой армии Наполеона, большая их половина наотрез отказалась возвращаться из холодной России в солнечную Францию. Русских же пленных во Франции было около 5 тысяч, но вернулись все.
Такой была реальная, а не выдуманная ее врагами внешними и внутренними, Русь-Россия-Ромея и при Иоанне Грозном и при всех иных Русских царях до 1917 года.
