Горные вершины Суньшань осветила луна... Где-то одиноко брехала собака (в Китае, как это ни странно, я лишь пару раз видел собак и кошек, съели они их, что ли? Воздух напоен ночной прохладой, постепенно переходящей в холод. Я постучал в ворота монастыря. Долго не открывали. Ржаво заскрипели петли, монах отшатнулся, увидев перед собой европейца.
- Что надо? —вопросил он.
- Во яо Шаолинь-сы,—ответил я, прося приютить меня в этих стенах. «Нельзя, никак нельзя»... — отрезал монах. «Тогда я сяду здесь и буду сидеть до утра!» — по-русски сам себе сказал я и уселся прямо на каменные ступени перед входом. Дверь захлопнулась. Прошёл час, другой. Я сидел на потёртых каменных ступенях и гадал, что же мне делать дальше...
...Вдруг снова заскрипела древняя деревянная калитка. Желтая тень монаха мелькнула при свете луны.
- Проходите, — жестом указал он. — Настоятель приглашает Вас к себе»….
С сильно бьющимся сердцем иду по аллее внутреннего двора монастыря. За одним двориком другой, резные ворота, проход в другую часть храмового комплекса... Статуи Будды мерцают в сиянии свечей, дым курений и ароматы благовоний, протяжно-заунывное пение сутр под мерные удары бубнов... Узкий коридор, деревянная лесенка. Вот я и в кабинете Настоятеля. Он восседал на коврике среди пышных подушек. Бритая голова, умные глаза, веер морщин, как лабиринт жизни. Тонкие пальцы мерно перебирают нефритовые чётки. По обеим сторонам от него с каменными лицами стоят два монаха и смотрят в никуда.
Знаком Настоятель приглашает сесть на маленькую табуретку. Он хлопает в ладоши, и из-за ковра за спиной появляется старик-переводчик.
- Его Преподобие интересуется, что привело Вас сюда?
- Желание прикоснуться к философии Шаолинь-сы...
- На это не хватит и всей жизни... Вы хотите провести здесь сколько времени? У нас нет практики контактов с иностранцами... Вас интересует сама борьба ушу? Не только? Почему, ведь все едут сюда, чтобы учиться махать кулаками?.. Вы знаете комплексы тайцзы? Вы журналист?.. Мы не нуждаемся в рекламе... Ах, Вы просто для души? Нам надо подумать... Хорошо... Вы пройдете испытание... в группе, где занимаются молодые монахи...
Конечно, Вам придётся заплатить 250 долларов за недельное пребывание... Жить будете в деревне... Вам
делается исключение... Не знаю, почему... Быстрее благодарите Преподобного... А теперь идите отдыхать,
Вас проводят... Кстати, отчего Вы не остались в институте в Дэнфене?
«Ну и разведка у них,— пронеслось в голове. — Как это они узнали о моих похождениях в Дэнфене? Воистину, Китай—большая деревня, где европейцу спрятаться невозможно»...
В институте ушу
Я ехал в Чжэнчжоу, что в 800 километрах от Пекина, с попутчиком. Им оказался сносно говорящий на английском гонконгский бизнесмен г-н Чжан. Он быстро сервировал стол жареной курицей с овощами, жестом показывая, что мой отказ присоединиться к трапезе равносилен объявлению войны Китаю. За разговором, приправленным дозой крепкой китайской водки «мао-тай», мой попутчик просветил меня: «Будь осторожен! Ты отправляешься в Шаолинь, но на пути тебя подстерегают немалые трудности.
Вокруг монастыря сотни псевдо-школ ушу, которые делают деньги на простаках-иностранцах. Если же ты действительно хочешь попасть в монастырь, попытайся добраться прямо до самой обители»...
В ответ я убеждал своего новоиспеиспеченного друга, что у меня-де есть рекомендательные письма, что встречать меня будут сами монахи и что всё будет в порядке...
Я не ошибся. На вокзале в Чжэнчжоу у выхода (встречающих, понятное дело, внутрь не пускали) меня поджидал крепыш-китаец в бордовой куртке. В руках, как было условлено, он держал портрет наставника шаолиньского монастыря.
- Цянь Тюкай , — представился он, провожая меня к старому разбитому микроавтобусу. «Дэнфень, Дэнфень... едем...
Через два с лишним часа непомерной тряски мы оказались у шлагбаума с сонным китайским солдатом. Мы въехали во внутренний дворик. Солдаты в униформе китайской народной армии бойко маршировали на плацу. Цянь Тюкай провел меня в соседнее здание, врата которого украшал поблекший красный плакат с пузатыми иероглифами.
«Нихау!» — приветствовал меня у входа низкорослый старичок в военном кителе поверх голубого свитера, жестом приглашая идти за ним. «Сhina Shaolin Temple International Wushu Institute», — прочитал я надпись на белом полотнище, а сверху—то же самое иероглифами. В переводе сие означает— «Китайский международный институт ушу шаолиньского монастыря».
«Вроде, то, что искал»,— отлегло у меня от сердца. Только почему все эти «монахи» в военной форме? Впрочем, чего гадать... У меня есть рекомендация в это славное учреждение. В Москве мне довелось познакомиться с человеком, который имеет звание шаолиньского монаха (он получил его в этом «институте»). Он-то и порекомендовал мне ехать именно сюда. Сухопарый старичок подал мне визитку, где значилось, что он и есть тот самый знаменитый Ши Дэцсянь, Учитель, у которого обучался наш московский мэтр по ушу... Я с почтением склонился в поклоне. Учитель одобрительно похлопал меня по плечу и стал куда-то названивать по телефону.
Вскоре мне передали трубку, где голос по-английски промурлыкал: «Надолго ли я приехал, какие занятия мне нужны, какими средствами располагаю?»
Выслушав мои ответы, невидимый собеседник перешёл к делу: неделя занятия в «международном институте» стоит 150 долларов с проживанием, питанием и тренировками, а получение диплома — ещё 300 долларов...
Нет уж, тогда всю неделю и по полной программе... Цянь Тюкай проводил меня в гостиницу, что находилась чуть поодаль от казарм. Не успел принять душ, побриться, надеть спортивный костюм, как стук в дверь. Идём в зал тренировок. Когда-то здесь, по всей видимости, была солдатская столовая... Теперь в холодном неотапливаемом помещении занимается группа ребятишек от 6 до 14 лет под руководством сухопарых и жилистых наставников. Моим наставником стал Цянь Тюкай, который бдил за мной днём и ночью.
Жестами мне дали понять — пора приступать к тренировкам. Разминка, затем комплекс упражнений, которые я сначала записывал в тетрадь, а потом терпеливо заучивал в поте лица. Так прошло часа три. С непривычки ноги гудели, но сдаваться было нельзя... За мной исподтишка наблюдали десятки любопытных глаз. В 6 вечера - отбой. Меня усадили в кабинете Учителя. Принесли миску стручков гороха с яичницей и плошку риса. Отдыхай...
Последующие дни— беспрерывные тренировки, чисто физические тренировки. Ни буддийского созерцания, ни медитаций. Просто китайская школа молодого бойца. На эту мысль наводили и солдаты, отрабатывавшие на плацу по соседству приёмы штыкового боя. Мальчики-«монахи», что занимались со мной в зале, на поверку оказались младшими курсантами того же военного училища.
Учитель Ши Дэцсянь — потомственный монах, репрессированный в маоистское лихолетье, работает там тренером по боевым искусствам. К нему зачастую и направляют иностранцев, жаждущих познать секреты ушу. И тогда китайские кадеты переодеваются в жёлтые одеяния и превращаются в «монахов». Они артистически позируют перед камерами заезжих простаков, выполняя сногсшибательные трюки: за дополнительную плату заморский гость может пройти курс изучения начальных комплексов ушу. А в конце — апофеоз! — ему вручат красную книжечку-диплом об окончании «института ушу шаолиньского монастыря». Я ни в коей мере не хочу умалить ни знаний Учителя, ни физической и спортивной подготовки его учеников, но военно-казарменный «институт» никак не вязался в моём сознании с настоящим Шаолинем...
— Хочу в монастырь! — на третий день пребывания в «институте» заявил я Учителю.
— У тебя нет времени, —последовал категорический отказ. Сколько я ни настаивал, все было бесполезно. Курс окончен, пора на автобус, Цянь Тюкай тебя проводит. Доброго тебе пути! — таковы были напутственные слова Учителя.
— Спасибо за всё, я буду помнить о Вас! — поблагодарил я.
Цянь Тюкай провожал меня до самого Чжэнчжоу, не спуская глаз. Доставив меня на вокзал, он скупо попрощался, буркнув что-то напоследок грозной китаянке-полицейской. Выждав дипломатично полчаса, я быстро покинул вокзал, и через час уже трясся в пригородном автобусе по дороге в Шаолинь....
В первом монастыре Поднебесной
...Деревенский дом, куда привёл меня монах, стоял в трёхстах метрах от монастыря. Хозяин-китаец долго таращил на меня глаза, потом молча повёл наверх по шаткой лестнице. Комната с неровными углами — метров семь, не больше. В углу солдатская кровать с двумя тюфяками, напротив тумбочка, стул с тазом для умывания и кувшином. На потолке хилая лампочка. Окно выходит на улицу, часть стёкол разбита, дыры заделаны картоном. От треволнений прошедшего дня сразу сморило в сон...
Я открыл глаза... Меня знобило.
Ночью выпал снег и выбелил окрестные вершины. Я заварил чашку зелёного из термоса, оставленного предусмотрительным хозяином, слегка согрелся. У дверей уже ждал монах. Стрелки часов показывали 7 утра.
Снег скрипел под кроссовками. Мы пришли в большой зал, соседствовавший с монастырем. Там уже собралась группа из десятка монахов лет по 14, бритые головы, хрупкие, на первый взгляд, фигуры, обычные спортивные костюмы. Они сидели прямо на изгороди и уминали из чашек завтрак. Ветер колыхал на шестах монастырские знамена. На меня глядели, как на чумного. Какого рожна появился этот придурковатый иностранец?!
Монахов особенно почему-то веселила моя лысина... Может, потому, что многие буддийские божки также были лысы. Скоро мне тоже подали чашку с палочками для еды. Рис и побеги бамбука, да чашка чая. Быстро поев, построились. Старший инструктор — высокий монах приказал сесть на землю, и началась медитация... Голова строго прямо, тело расслаблено, ладони вместе... Амитабха!!!
Из репродукторов, развешанных на столбах по всей деревне, неслись вязко-тягучие буддийские песнопения... Моя Шамбала пела...
Из-за гор выплеснулось солнце и осветило величественную статую Бодхидхармы на вершине горы. Монахи закончили медитацию, построились и по команде инструктора побежали в горы. Тропинка узкая, каменистая, заснеженная... Бег в горах зимой — дело особое... Через 15 минут, если не тренирован, дыхание сбивается, ноги скользят по плитам и булыжникам, холодный воздух распирает лёгкие... Но бежать надо, сдаваться нельзя, тебя проверяют на крепость духа.
На вершину горы мы взобрались через минут сорок. Монахам это было не в новинку, я же к тому времени еле волок ноги.
Теперь предстоял спуск на соседнюю гору, где оборудована специальная площадка для тренировок. И тут я познал ещё одну шаолиньскую истину: путь к вершине — труден, но труднее спуск с нее. Мой спуск походил на падение. Я падал, карабкался по скалам, скользил и снова пытался встать в строй. Никто не обращал на меня внимания, монахи легко и сосредоточенно бежали вперед. Ты должен сам бороться с трудностями.
Наконец, мы у цели. Ровная горная площадка, покрытая свежевыпавшим снегом. От бега в гору спина мокрая. Лёгкий ветерок змеей ползёт за воротник. По команде инструктора стали выполнять комплексы упражнений — таолу. Повороты, приседания, махи ногами, прыжки, круговые движения. Я, как попугай, стараюсь следовать ритму команды, копируя монахов. Через полчаса снег на площадке полностью утрамбован. От нас валит пар. На меня искоса поглядывают, чуть посмеиваясь, узкие китайские глаза.
Действительно, подготовка монахов великолепна. Мне до них, как до луны... Но нельзя ударить лицом в грязь. Посему, зажав зубы, прыгаю вместе с ними по камням. Упал... Никто и бровью не повел. Вставай, иди дальше... Это твой путь, ты его выбрал сам. К полудню тренировка закончена. Гуськом бежим вниз к Шаолинь-сы. Это напоминает слалом на скользких гранитных глыбах. Что ж, чтобы понять бренность возвышения, надо совершить пару спусков в кроссовках с заснеженных гор Суньшань. Совет, который может пригодиться и для многих политиков.
Истинное познание боевых искусств, считают патриархи Шаолиньского монастыря, начинается не с изучения ударов ногами и руками, а с освоения духовных основ мировосприятия.
Человек должен обрести своё «дао»—жизненный путь. Философско-духовные аспекты играют в ушу главенствующую роль. За экзотической оболочкой умопомрачительных прыжков, молниеносных ударов и крушащих кирпичи кулаков кроются концептуальные постулаты даосской философии и неоконфуцианства. Они сведены в специальный морально-этический кодекс —«удэ», что в переводе означает мораль боевых искусств, или воинская благодать.
Вот лишь некоторые постулаты из него:
Занимаясь ушу, тренируй не только тело с рассвета до заката, но прежде всего разум. Пестуй свой Дух. Будь воздержан в пище и питье, не поддавайся лени и усталости души. Остерегайся духа соперничества и самовосхваления, зависти, грехопадения с женщиной.
Побеждает всецело лишь тот, кто не соперничает ни с кем. Недаром древние китайские мастера
сравнивали занятия ушу с «полётами внутри себя» и со «странствиями Духа».
Через пару дней я полностью втянулся в ритм тренировок. Легкие очистились, мышцы окрепли и перестали ныть. На четвертый день мы приступили к упражнениям с палкой. В ушу помимо изучения комплексов для рук и ног есть целый раздел — работа с оружием, где используется копьё, палка, цепь, трезубцы, мечи, ножи и многое другое. Палка в шаолиньском ушу считается «императором оружия». Боец, овладевший искусством боя с палкой, может легко действовать трезубцем и алебардой, копьём и мечом. Ведь в основе этой техники - рубящие, колющие, пробивающие и скользящие удары.
Поначалу было нелегко ухватить все нюансы работы с этим оружием. Слишком быстрыми и почти молниеносными казались движения инструктора. Я подолгу следил за ним, переспрашивая, просил снова и снова повторить таолу.
После четырех часов изнурительных занятий наконец стало что-то получаться. На другой день — больше. В конце я смог вполне сносно орудовать палкой, к немалому собственному удивлению.
Ритм жизни в Шаолине совсем иной, чем за его стенами. К концу недели я привык и к холоду в моей неуютной келье, и к ежеутреннему бегу - восхождению на Сунь-шань, и к скудной монастырской пище. У этих мест удивительная энергетика. Недаром издревле сюда приезжали китайские поэты и каллиграфы, селились здесь и многочисленные даосские проповедники.
Меч и гусеница
Но всему приходит конец. Закончилась и моя «стажировка» в Шаолине. Накануне помощник наставника пригласил меня в зал единоборств. Этот внушительный спортивный комплекс построен специально для демонстрации боевых искусств. Здесь проходят ежегодные всекитайские соревнования по ушу.
Прощальный обед состоялся у настоятеля в павильоне Тысячи Будд.
Со стен глядят древние фрески времен династии Мин. Старик-переводчик беззубо шамкает по-английски: - Мы надеемся, пребывание здесь пошло Вам на пользу. Наставники Вас не ругают (это была наивысшая для меня похвала!). Вы прилежно прошли курс...Кстати, вы носите на груди крест. Значит вы православный?
- Да, - ответил я.
- Мы, буддийские монахи, по-доброму относимся и уважаем другие религии, особенно православие. Рады, что вы имеете Бога в душе…
Принесли блюдо с закусками. Чай. Затем форель в сладком соусе с орехами. Кульминация обеда—суп. Он подавался в огромной фарфоровой чаше.
Настоятель пытливо буравит меня глазами-щелками. Он немногословен. Изредка на слова моей благодарности бросает: «Хау!» (Хорошо!). Наш разговор походит на таяние сосулек в лучах мартовского солнца. Старик-переводчик глотает слова вместе с едой. Я стараюсь запомнить последние мгновения. В этой очумелости вдруг наступает прозрение — что я ем? С концов палочек свисала гусеница. Обыкновенная волосатая гусеница. Мой уже открывшийся рот открылся ещё шире. Увидев мою реакцию, все с любопытством уставились на меня — что он будет делать? Но я-то знаю, что в Китае самое позорное — потерять лицо.
Лучше уж потерять здоровье, решил я, и... заглотнул поглубже эту самую гусеницу, тут же запив бульоном. В глазах сотрапезников читалось одобрение.
— В память о нашей встрече Настоятель хочет сделать Вам подарок,—зашепелявил старик-переводчик, — это большая честь. Она оказывается не всем...
Настоятель хлопнул в ладоши. Появился монах-инструктор. В руках он держал меч в ножнах из змеиной кожи. Такого внимания к себе, честно говоря, я не ожидал. Мы встретились незнакомцами, прощались друзьями.
Я покорил свою Шамбалу (вернее, она покорила меня) и спустился вниз — к суматошной повседневной московской жизни. Но теперь в моем сердце навсегда поселился Шаолинь, куда я обязательно вернусь.