В мире немного государственных деятелей, которые могли бы претендовать на то, чтобы их имя стало брендом. Владимир Путин – один из них. За почти 13 лет пребывания во власти и на международной арене российский дважды премьер и дважды президент стал не просто символом своей страны, но и олицетворением определенного типа политики. Это порождение переходного времени – и в России, и в мире. Периода, когда политическая система координат повсеместно пришла в движение, традиционные идеологии зашатались, границы стали проницаемыми и стираются, зато начали возникать новые и непонятные линии размежевания.
На фоне нарастающего морального релятивизма, концептуальной невнятицы, смешения жанров («гуманитарная интервенция») и всеобщей неуверенности в завтрашнем дне появился запрос на сильных лидеров. Тех, кто способен решительно проводить свой курс, переступив через опутывающие условности. В развитой демократии это практически невозможно, хотя разговоры о разрушительной неэффективности демократической формы правления в условиях тяжелого кризиса стали едва ли не общим местом. Зато общества, сами находящиеся в ситуации перехода, могут себе такое позволить: у них еще не устоялись институты, ограничивающие единоличную власть, и сильна вера в быстрые и относительно простые решения.
Если такой руководитель появляется в небольшой стране, зависимой от внешних обстоятельств, то он просто превращается в изгоя (Белоруссия) либо, в лучшем случае, в enfant terrible (Венгрия). Когда же подобное происходит в гигантской державе с огромным сырьевым и ядерным потенциалом, по определению играющей ведущую роль в мировой политике, можно претендовать на то, что это альтернативная модель. Путин – идеальное воплощение такой модели.
Путин как лидер воспринимается в мире более сильным и влиятельным фактором, чем страна, которую он возглавляет. Образ России как сжимающегося «бензинового государства» и угасающей клептократии – распространенная картина на Западе, однако глава этой страны не проходит по категории Мобуту или Мугабе, как бы того ни хотелось российской оппозиции.
Его считают коварным и изощренным, а потому вдвойне опасным игроком, успешно реализующим свои цели. Демонизация Путина в западных СМИ и общественном мнении – оборотная сторона своеобразной завороженности его личностью. Причина в том, что Владимир Путин делает то, что в силу упомянутых институциональных ограничителей не под силу западным лидерам.
Он подчеркнуто и принципиально антиидеологичен, что позволяет, с одной стороны, при необходимости резко разворачивать политику, с другой – использовать любую риторику для решения своих задач. Он откровенно неполиткорректен, благодаря чему способен прямо и четко формулировать некоторые приоритеты. Его зацикленность на суверенитете делает возможной высокую степень гибкости в большой игре: Россия – одна из немногих стран в мире, не связанная обязательствами в рамках какого-либо альянса и тем самым сохраняющая свободу рук, при этом достаточно мощная, чтобы эту свободу реализовать. Он руководствуется принципами реальной политики, которая определяется соотношением сил, где важны не намерения, а потенциалы, и престиж является материальным понятием. Подход, который часто критикуют за старомодность, зато понятный и довольно простой.
Наконец (и это, может быть, главное), Путин является (считается) полновластным хозяином своей страны, который способен делать в ней все что угодно.
Все это (или большая часть этого) недоступно западным лидерам. Они связаны идеологией (ценностный подход), союзническими обязательствами (НАТО), необходимостью упаковывать свои намерения в такую толстую пропагандистскую оболочку, что сами начинают верить в искренность упаковки и путаться с настоящими целями. Ну и слишком зависят от общественного мнения, избирателей, групп интересов и т. п.
У Путина есть еще одна ипостась, повернутая не на Запад, а на Восток. Это образ политика, способного противостоять американской гегемонии и продвигать многополярный мир. В его основе не объективная реальность (на практике Россия по многим причинам не может позволить себе конфронтацию с США), а волевые качества и успешная коммуникационная стратегия. Благодаря этому в бывшем «третьем мире», включая Китай и Индию, сохраняется остаточная репутация противовеса Америке, хотя на деле тот же Пекин способен выполнять эту функцию намного эффективнее.
Своеобразная популярность Путина в мире – свидетельство смятения, царящего в умах. Это смесь страха перед тем, кто проявляет дееспособность в условиях неразберихи, и смутной надежды на то, что как раз такой тип «доминантного самца» может внести ясность в запутанную ситуацию.
Сохранит ли Владимир Путин этот образ и, соответственно, вес в мировой политике во время третьего срока? Парадокс заключается в том, что для этого ему нужно поддерживать равномерный и сбалансированный уровень авторитаризма, который делает возможным все выше перечисленное. Всякий перекос разрушает стройную картину. Но политическая атмосфера в России меняется, и, реагируя на перемены, Путину, скорее всего, придется сворачивать либо в одну, либо в другую сторону.
Дальнейшее смещение в направлении Лукашенко превращает его в заурядного автократа, которых было много и которые неизбежно теряют сначала адекватность, а потом и власть. Либерализация уничтожает флёр могущественного руководителя, которому подчинены все внутренние процессы и, стало быть, любые сделки и договоренности следует заключать именно с ним. Пройти по этой грани трудно. А если Путин оступится, желающих подтолкнуть его немедленно найдется много – и внутри, и вовне.
Владимир Лукьянов
