Как знаменитому журналисту и москвоведу Владимиру Гиляровскому удавалось найти язык и с богемой, и с бродягами?
Герой этой темы - человек, без которого нельзя себе представить Москвы. Это журналист, который любил столицу со всей страстью, может, даже больше, чем сами москвичи, хотя родом он был из Вологодской губернии.
Он успел побывать бурлаком, крючником в порту, солдатом-добровольцем, получившим в войне с турками награду за храбрость - орден святого Георгия. Был табунщиком, наездником в цирке, обладателем золотой медали за участие в Олимпийских играх, актером в театре и, наконец, репортером. Более того - королем московских репортеров.
Это Владимир Гиляровский, или, как его называли близкие, дядя Гиляй. Прозвище это встречаем, например, в переписке Гиляровского и Чехова. А родилось оно благодаря подписи Гиляровского под его статьями. Для краткости внизу стоял сокращенный вариант фамилии - "Гиля-й", где букву "Й" отделял дефис.
Биография, как уже понятно из перечисления профессий, у Гиляровского была красочная. Не менее красочным был и его облик. Это был огромный силач - большой рост, широкие плечи, пышные усы - ни дать ни взять запорожский казак (видимо, сказывалась кровь предков). Гиляровский мог гнуть подковы и завязывать в узел кочерги, ломал пальцами медные монеты и серебряные рубли. В общем, настоящий богатырь, энергии которого хватало на все.
Его называли "летучим корреспондентом". Он мог сорваться с места неожиданно, никого не предупредив, а спустя пару дней его семья, чуть с ума не сойдя от беспокойства, получала открытку: "Привет с Кавказа" или "Еду на Балканы". На подъем был легок необычайно - с самой юности.
Родился Гиляровский, как уже было сказано, в Вологодской губернии. Там же он поступил в гимназию, где сразу же стал второгодником, то есть оставленным на второй год в том же классе. Дело в том, что с дисциплиной у него, видимо, было неважно. Гиляровский сразу же стал писать "пакости на наставников", то есть эпиграммы.
Учась в гимназии, Гиляровский осваивал акробатическое и цирковое искусство, которое потом на какое-то время стало его хлебом. А еще общался с неблагонадежными политическими элементами - со ссыльными, которые давали ему читать запрещенную литературу. На учебу времени оставалось все меньше, и после того как очередной экзамен был безнадежно провален, Гиляровский сбежал из дома, не взяв ни паспорта, ни денег. Очевидно, он опасался отцовского гнева (а отец у него был полицейским приставом).
Сбежав, Гиляровский прибился к бурлакам - рабочим, которые на лямке тянули судно вверх по реке, против течения. Так началась в его жизни карусель из профессий и путешествий, разных людей, лиц, вольной и солдатской жизни. Все это время Гиляровский писал стихи, которые отправлял в Вологду своему родителю. Тот все аккуратно собирал и хранил, а некоторые стихотворения даже отдавал в печать, о чем сам Гиляровский узнал только спустя несколько лет.
Когда Гиляровский приехал в Москву, ему было 26. Но за эти 26 лет он успел увидеть очень многое, и оно просилось на бумагу. Поэтому поначалу Гиляровский совмещал 2 профессии: он работал актером, а параллельно писал воспоминания о Волге.
Спустя совсем короткое времени Гиляровский оставил все остальное и стал заниматься только литературой и публицистикой. И сразу громко заявил о себе. Это случилось во время так называемой Кукуевской катастрофы. Она произошла в 1882 году. Из-за обильных дождей и размыва почвы под железнодорожным полотном прорвало водоотводную трубу, и вместе с рельсами вниз, в воду провалился целый железнодорожный состав. Погибли 42 человека. Как только Гиляровский услышал об этом, он отправился на место происшествия. Вот что он писал:
"Вспоминаю момент приезда: огромный глубокий овраг пересекает узкая, саженей до двадцати вышины, насыпь полотна дороги, прорванная на большом пространстве, заваленная обломками вагонов. На том и другом краю образовавшейся пропасти полувисят готовые рухнуть разбитые вагоны. На дне насыпи была узкая, аршина в полтора диаметром, чугунная труба - причина катастрофы. Два колена трубы, пудов по двести каждая, виднелись на дне долины в полуверсте от насыпи - такова была сила потока".
Железнодорожное начальство тогда пробовало замолчать случившееся. Однако не вышло - журналисты постоянно работали на месте аварии, и в числе первых был Гиляровский, который ежедневно рапортовал о происходящем в газету "Московский листок". Ликвидация последствий шла трудно - ливень не прекращался, и обломки поезда вместе с погибшими затягивало в тину. Катастрофа вызвала огромный резонанс, общество было возмущено работой железных дорог, и последовала череда разбирательств.
Сегодня чаще всего о Гиляровском вспоминают как об авторе самой лучшей книжки о Москве, которая называется "Москва и москвичи". Она была написана уже после революции, в 1926 году, и подводила итог долгих лет репортерской работы и московской жизни. Очерки - о хитровских бродягах, о трактирах и банях, о купцах, о драматургах, о булочниках, парикмахерах и о пожарных. Кстати, Гиляровский нередко и сам участвовал в тушении огня вместе с командой.
Его книга - это поистине энциклопедия московской жизни конца XIX-начала XX веков, которая и сейчас читается с огромным интересом. Во-первых, очень яркий фактический материал, а во-вторых, очень теплое, личное отношение автора, поскольку со многими из своих героев он водил дружбу или, по крайней мере, приятельство.
Его острый ум и открытое сердце притягивали людей, и в его квартире в Столешниковом переулке постоянно были гости. Сам он был близок со многими артистами, художниками, писателями. В то же время он умел находить общий язык и с обитателями дурного московского района, Хитровки - грабителями, шулерами и прочими криминальными элементами. На Хитровке его знали как "газетчика" и не трогали, в том числе и из-за огромной физической силы.
У Гиляровского Хитровка предстает местом мрачным, полным убийц, беглых каторжников, проституток, сутенеров, малолетних попрошаек и профессиональных нищих - в общем, всякого сброда, обитающего в таких трущобах, что туда стороннему человеку соваться страшно - вмиг ограбят разденут, разуют, и хорошо, если не убьют:
"Мрачное зрелище представляла собой Хитровка в прошлом столетии. В лабиринте коридоров и переходов, на кривых полуразрушенных лестницах, ведущих в ночлежки всех этажей, не было никакого освещения. Свой дорогу найдет, а чужому незачем сюда соваться! И действительно, никакая власть не смела сунуться в эти мрачные бездны.
Каждая квартира - кабак. В стенах, под полом, в толстых ножках столов - везде были склады вина, разбавленного водой, для своих ночлежников и для их гостей. Неразбавленную водку днем можно было получить в трактирах и кабаках, а ночью торговали водкой в запечатанной посуде. Подходят кому надо к окну, стучат. Открывается форточка. Из-за занавесочки высовывается рука ладонью вверх. Приходящий кладет молча в руку полтинник. Рука исчезает и через минуту появляется снова с бутылкой смирновки, и форточка захлопывается. Одно дело - слов никаких.
Тишина во дворе полная. Только с площади слышатся пьяные песни да крики "караул", но никто не пойдет на помощь. Разденут, разуют и голым пустят. То и дело в переулках и на самой площади поднимали трупы убитых и ограбленных донага. Убитых отправляли в Мясницкую часть для судебного вскрытия, а иногда - в университет. Помню, как-то я зашел в анатомический театр к профессору Нейдингу и застал его читающим лекцию студентам. На столе лежал труп, поднятый на Хитровом рынке. Осмотрев труп, Иван Иванович Нейдинг сказал:
- Признаков насильственной смерти нет.
Вдруг из толпы студентов вышел старый сторож при анатомическом театре, знаменитый Волков, нередко помогавший студентам препарировать, что он делал замечательно умело.
- Иван Иванович,- сказал он,- что вы, признаков нет! Посмотрите-ка, ему в "лигаментум-нухе" насыпали! - Повернул труп и указал перелом шейного позвонка. - Нет уж, Иван Иванович, не было случая, чтобы с Хитровки присылали не убитых".
Между тем, иногда сегодня пишут, что не так уж страшна была Хитровка, как ее малевал Гиляровский. Мол, многое преувеличено, какие-то вещи написаны чересчур колоритно, чтобы увлечь читателя и заодно показать, насколько советская власть лучше царской, которая допускала такое безобразие в центре города. Отчасти это справедливо - очерк написан в 1926 году, и в нем упоминается, что только новое, свободное государство вмиг могло уничтожить грязную Хитровку.
Однако это не значит, что те страшные и неприятные вещи, о которых пишет Гиляровский, - неправда. Он не раз брал с собой своих друзей, художников и писателей, на Хитровку - те сами просились для изучения нравов. Порой они были так шокированы увиденным, что сами прерывали экскурсию. Были случаи, когда гости оставались целы и невредимы только благодаря Гиляровскому. Например, в его семье до сих пор хранится сделанный в ночлежке набросок художника Виктора Симова. На рисунке надпись: "Защитнику и спасителю души моей, едва не погибшей ради углубленного изучения нравов".
Гиляровский был очень близок с художниками - Саврасовым, Репиным, Левитаном и многими другими. Примитивистов и абстракционистов, правда, не любил. Когда в Москве проходила их выставка (ее в 1910 году устраивало объединение "Бубновые валеты", среди которых были Бурлюк и Малевич), то Гиляровский взял да и перевесил одну из картин вверх ногами. Шутка была с умыслом - мол, ерунда это ваше абстрактное искусство, все равно никакой разницы не заметит. Так и вышло - картину вернули в правильное положение только через несколько дней.
Искренней любовью Гиляровского в искусстве был реализм и передвижники в частности. При этом Гиляровский часто посещал и собрания художников, и звал их к себе, и покупал их работы, в том числе и неудачные. Один из них, будучи в гостях у Гиляровского, увидел их и спросил, кто же подарил такую дрянь. Гиляровский ответил, что хорошие картины купит кто угодно, а вот плохие - нет, а художнику помочь нужно. Денег дать нельзя - обидится, а купить этюд - дело другое. И хлеб есть, и дух поднят, и дело в следующий раз, глядишь, пойдет лучше.
Но больше всего Гиляровский помогал художникам пером, когда делал статьи о выставках, в том числе и о маленьких, ученических. Профессор Училища живописи художник Аполлинарий Васнецов впоследствии писал:
"Трудно учесть то огромное добро, которое своими статьями об ученических выставках осуществил Гиляровский, неизменно поддерживая все талантливые ростки родного реалистического искусства, и что он сделал для активной поддержки талантливой художественной молодежи. Многие из молодых только от него впервые услыхали искреннее слово одобрения, и многие только благодаря этому стали правильно расти и развиваться".
Дружба Гиляровского с мастерами изобразительных искусств оставила след как в живописи, так и скульптуре. Считается, что на картине Репина "Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану" изображен Гиляровский - он представлен в виде огромного хохочущего казака в белой папахе. Его же можно отыскать на барельефе памятника Гоголю - скульптор Андреев ваял с Гиляровского Тараса Бульбу. Фактура у Гиляровского была самая что ни на есть подходящая.
Журналистов вообще-то редко любят. Гиляровский был и остается исключением. Его любили все - и богемная публика, и низы. Что говорить - вся Москва до сих пор отвечает на его чувства взаимностью, подтверждая это названием одной из своих улиц - улицей Гиляровского.
