Сегодня мы все время слышим о здоровом образе жизни, о правильном образе жизни. Нам говорят, что образ жизни – это лучший товар. Действительно, мы видим, что многие люди (даже не обязательно верующие, православные) шокированы напором новых представлений, новых взглядов на те вещи, которые казались нам вполне естественными, устоявшимися.
Я имею в виду нравственность, характер поведения. Например, засилье блатного жаргона в языке. Причем это проникает в средства массовой информации, политики начинают говорить, употребляя широко те слова, которые уместны на зоне.
Я как тюремный священник много слышал этой лексики, и тем удивительнее для меня столь широкое ее использование людьми, напрямую с этим не связанными. Конечно, происходит криминализация общества, а вместе с этими словами в сознание входят и понятия (в специальном смысле этого слова), которые также предлагаются в СМИ. Это постепенно начинает овладевать людьми.
Происходит процесс сползания мощных слоев нравственных представлений, нравственных устоев. Все это поползло в нашу жизнь. Примеров этого можно приводить очень много. Скажем, реалити-шоу, которые в большом количестве предлагает нам телевидение. Поначалу, как мне кажется, это воспринимается людьми как что-то шокирующее, сверхъестественное, ненормальное, но постепенно, когда это идет неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, нас приучают к тому, что разговор в таком тоне, на такие темы возможен, что это бывает, что это нормально и можно так жить.
Нам как бы говорят: «Взгляните, ваша жизнь такая и есть». В обществе отсутствует опора – в том числе на те же средства массовой информации, которые сейчас определяют очень много в представлении о нравственности, о культуре, о языке, о поведении. Когда никак не поддерживаются те взгляды и позиции, которые были людям свойственны до последнего времени, то оказывается, человеку очень трудно устоять под этим страшным напором.
Мне кажется, смысл моей статьи - чтобы попытаться как-то этому противостоять. Не в том смысле, чтобы осуждать все, что говорится, но чтобы поддержать людей в представлении о том, что существует другая жизнь, что те нормы, к которым они привыкли, это действительно нормы, а не что-то, ушедшее с XX веком, уже несовременное и никому ненужное. Внушается также мысль о том, что христианство и вообще религиозная жизнь – это тоже что-то атавистическое, с прошлых времен, а сейчас ненужное нам, так как мы – современные люди и смотрим вперед, а не назад.
В меру наших сил мы бы хотели поддержать людей, которые испытывают чувство неуверенности оттого, что мир меняется, и думают, не надо ли и им меняться. Я помню интересный эпизод из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам, где она пишет о том, что происходило в двадцатые годы в среде интеллигенции. Почему так обреченно интеллигенция (еще русская интеллигенция) смотрела на то, что происходит, понимая, что происходят страшные вещи, но в то же время не оказывая достаточно сильного сопротивления? По-настоящему сопротивлялись единицы, причем, как выяснилось, люди верующие, но в массе этого не было.
Надежда Яковлевна пишет о том, что было широко распространено представление, которое, конечно, было воспитано революционной демократической средой еще дореволюционных лет. Представление это заключалось том, что есть некий неизбежный ход истории, что все (как в марксизме), в какой-то мере, предопределено: одна формация сменяет другую, как солнце, которое всходит и заходит, и против которого незачем восставать.
Многим людям понятно, что все деление на формации имеет очень условное значение и сферу применения. Надежда Мандельштам говорит о том, что господствовало мнение, что даже бежать за границу большого смысла не имеет, потому что туда тоже придет мировая революция, что это совершенно неотвратимый надвигающийся фактор. Поэтому ты должен попасть под это кровавое колесо и тебя раздавит, если ты будешь держаться прежних представлений и ценностей, на которых был воспитан и жил всю жизнь. Что делать?
Если это так неизбежно, то надо скорей перестраиваться. Эта иллюзия заставила огромное количество активных и, может быть, способных людей от сопротивления отказаться. Мне кажется, сейчас происходит (в другом смысле) продолжение октябрьского переворота, который продолжает разрушать (а тогда был разрушен очень мощный пласт жизни, нравственности, культуры, представлений). Сейчас идет разрушение следующего пласта, который может быть более глубоким.
Это происходит не таким кровавым, воинственным способом, как это происходило в революционную эпоху, но мы видим, как порой жестко реагируют на самые слабые и невинные попытки что-то заметить, что-то уточнить. Сразу идет реакция отторжения: никаких деталей, если вы против этого в целом, то мы вас и слушать не будем.
Ощущение одиночества нормального человека в современном мире очень распространено. С детьми – это особая тема, потому что дети по природе конформисты. Это люди, у которых еще не выработался свой независимый взгляд. Это психологические особенности детского возраста. Они подвержены стадному чувству, и они больше впитывают то, что принято в целом. Это естественно и нормально, так как ребенок таким образом воспитывается. Конечно, хорошо, если общество дает ему хорошую пищу для того, чтобы он ее употреблял и использовал в дальнейшей жизни. Если общество кормит ребенка суррогатами, то будет страдать как здоровье его, так и нравственное развитие. Поэтому очень важная церковная задача – создание детской, молодежной среды, чтобы дети в этом мире не чувствовали себя одинокими в своей вере, в своих правилах жизни.
Способ жить и изображение жизни всегда глубоко связаны, потому что человек в своей жизни опирается на какие-то образцы. Поэтому, мне кажется, ответственность христианства перед миром заключается не в том, чтобы создавать образцы для подражания, но в том, чтобы артикулировать свою точку зрения на мир, увидеть современность в свете Евангелия, и тогда каждый сможет строить собственный образ жизни, опираясь на свою Богом данную свободу и на прочное евангельское основание. Зная жизнь церковного народа, попытаюсь выделить два основных типа православного русского человека сегодня.
Первый – это люди, которые очень-очень интересуются разными богословскими сочинениями, которые виртуозно уже освоили всю традицию, которые способны цитировать святых отцов, но, к сожалению, это очень тонкое знание никак не влияет на быт. А быт – тоже очень мощная вещь. Ведь мы живем не только тогда, когда читаем хорошие книги, но и во все остальное время. Такое очень изысканное богословие часто не имеет никакого отношения к быту.
Второй вариант тоже достаточно распространен, и даже, может быть, больше, чем первый, когда Православие понимается как историческая экзотика. Эти люди начинают реанимировать домострой, организовывать свою жизнь по заветам отцов, и при этом совершенно не заботятся о том, что отцы жили в другие времена и тогда были другие условия жизни, другие черты реальности. Где и как нам найти эту середину, чтобы не жить в историческом заповеднике и не пребывать на высоте отвлеченного тончайшего богословия, а создать образ жизни: с одной стороны, евангельское понимание жизни, а с другой стороны, предложить варианты подхода к проблемам современности.
Это до некоторой степени естественно, потому что органичное воплощение церковного идеала, христианского идеала, евангельского идеала в жизни – очень сложная задача. По-моему, тот же отец Александр пишет о том, когда христианство было адекватно самому себе в реальном историческом воплощении. Где? В эпоху гонения? В Византии? В Средневековье? В Новое время? Трудно сказать. Христианство всегда не от мира сего. Поэтому в мире сем всегда будет некоторое напряжение. Но в то же время человек по природе своей стремится к некой органичности, к цельности жизни. Мне кажется, опасно выдумывать себе церковную жизнь, создавать заповедник, в который православные сейчас пытаются уйти, выйти за пределы этого мира, не находя здесь, в современной культуре совершенно ничего, что отвечало бы евангельскому идеалу. Здесь есть определенная невнимательность, нетонкость подхода.
Легко сказать, что все плохо, что мир во зле лежит, поэтому давайте спасаться в лесах, не принимать ИНН… Мир глобализуется, и в этом проявляется зло, черты апокалиптических времен, и остается только одно – бежать от этого мира, так как в нем все плохо. Я думаю, что это неправильная позиция. Христос говорит: «Идите в мир, но не будьте от мира». Поэтому вопрос не в том, чтобы уйти, механически отделить себя от массы людей, а в том, чтобы увидеть в том, что происходит вокруг, что-то положительное. Это во всех смыслах (и в смысле свидетельства о Христе в этом мире) очень правильный ход. По опыту общения с людьми можно сказать, что нет ничего хуже, чем на высказанное суждение, пусть и далекое от христианского, сказать сразу: «Нет». В этом смысле очень хорош был владыка Антоний. Как-то издали его беседы с Марганитом Ласки. Марганит – человек абсолютно неверующий – высказывает какое-то суждение, крайне нехристианское. Что же делает владыка Антоний? Он не отрицает, а говорит: «Вы очень правы».
Потом он начинает разворачивать ситуацию и честно обнаруживает правду, пытается ее увидеть, но затем пытается показать и ее недостаточность, неполноту. В этом смысле нам всем необходимо увидеть хоть какую-то, хоть относительную, правду в мире сем. Крупицы этой правды существуют и рассеяны повсюду. Но они именно рассеяны, как крупицы, и в сознании людей они не собраны вместе. Наша задача – попытаться увидеть то доброе, что в этом мире все-таки есть, не отмести его вместе со всем злом, а попытаться, на это опираясь, показать и что-то другое, лучшее.
Протоиерей Александр Степанов
